Читать книгу "Эйнемида IV. Солнце нового мира. - Антон Чигинёв"

‒ Кинана, я умоляю тебя… Я виновата! Казни меня, разрежь на тысячу кусков, но пощади Аминту! Прошу тебя!

‒ Ты только что сказала сама: он мой соперник. Пока он жив, я в опасности.

‒ Пожалуйста! Умоляю! Ради всех бессмертных, пощади его! Именем вашего отца заклинаю, ведь он твой брат! Твой муж! Делай со мной всё что хочешь, но пусть он живёт! Пощади его!

Прекрасное лицо Талаи исказилось от боли, золотой локон, выбившись из сложной причёски, ниспадал на лоб. Растрёпанная, раскрасневшаяся, напуганная, с протянутыми в мольбе руками, она вызывала невольную жалость… и нечто большее. Кинана с ужасом почувствовала, как её ладони вспотели, а в животе появилось странное жжение, нарастающее с каждым мгновением.

‒ Всё, что хочу… ‒ сдавленно просипела девушка внезапно пересохшим горлом. ‒ Делать всё, что хочу…

Она сгребла опешившую от неожиданности женщину в объятья и жадно впилась в пухлые вишнёвые губы. Талая испуганно попыталась вырваться, но руки Кинаны держали крепко. Ещё крепче стиснув мачеху, девушка завалила её на каменный пол, подминая под себя, раня нежное тело железом нагрудника, точно пьяный от крови мародёр в пылающем после штурма городе.

‒ Что… мы сделали? ‒ прошептала Талая, когда всё закончилось. Царица-мать лежала на боку, закутавшись в голубой пеплос. Её дорогие одежды были изорваны, спутанные волосы из окончательно развалившейся причёски золотой волной разлетелись по каменным плитам пола.

‒ Это ты мне должна была рассказать. Лет пять назад, когда у меня начались нечистые дни, ‒ усмехнулась Кинана, поправляя задравшийся хитон. Она так и не сняла доспех, и сбившийся набок нагрудник теперь больно давил шею. ‒ Хорошо… что не успели поставить отца… ‒ она кивнула на пустую нишу. ‒ Это было бы странно...

Мачеха сдавленно то ли всхлипнула, то ли хохотнула, содрогнувшись всем телом.

‒ …остальные предки, наверное, бы одобрили. Из них многие брали женщин примерно так же, а некоторые и мужчин, ‒ закончила мысль Кинана и села, облокотившись на локти. ‒ Ладно, давай не будем делать вид, что случилось нечто ужасное. Цену нашему с тобой родству ты сама знаешь, так что, мы обе просто женщины. Если ты хочешь знать, мне понравилось. И тебе тоже, так ведь? Не ожидала от тебя такой страсти. Кажется, теперь я понимаю отца лучше.

‒ У меня слишком долго не было мужчины… ‒ Талая, наконец, обернулась. Кинана поразилась, как этой женщине удаётся казаться столь прекрасной с размазанными по лицу притираниями, распухшими губами и тёмными дорожками на щеках. ‒ Что дальше, Кинана? Что теперь будет со мной… ‒ она нервически сглотнула. ‒ И с моим сыном?

‒ В этом отношении моё решение не изменилось, ‒ Кинана усмехнулась, заметив в глазах мачехи снова разгорающееся отчаяние. ‒ Ну ладно, хватит шуток, я не собираюсь казнить Аминту. И раньше не собиралась.

‒ Что? ‒ выдохнула Талая.

‒ В конце концов, он мой брат, ‒ Кинана мягко смахнула со щеки мачехи налипший локон. ‒ Кое-кто из его друзей напомнил мне об этом самым действенным образом. Будь спокойна, я не стану убивать брата.

‒ Но тогда что с ним будет?

‒ Откажется от царства, получит поместье где-нибудь неподалёку, какое-то содержание. Ты можешь жить с ним… или остаться здесь, при дворе.

Кинана пробежала кончиками пальцев по шее Талаи, спускаясь ниже, к едва прикрытой драным хитоном груди. Мачеха не отстранилась.

‒ Кем же? ‒ она горько усмехнулась. ‒ Любовницей падчерицы, жены собственного сына?

‒ С Аминтой я расстанусь и подыщу ему подходящую жену, из гериек. Будешь просто любовницей царицы. Ну или живи с сыном. Только больше не пытайся меня убить, ладно?

Улыбнувшись, она вновь потянулась к Талае, но женщина перехватила её руку.

‒ Кинана, ты не лжёшь мне? ‒ взволнованно спросила она. ‒ Ты не убьёшь моего сына? Прошу, скажи мне правду.

‒ Клянусь тебе пред ликом предков, ‒ девушка мягко сгребла ладонь мачехи и прижала к своей груди. ‒ Пока Аминта и его мать не начнут умышлять против меня, их жизни ничто не угрожает.

‒ Благодарю тебя, ‒ прошептала Талая.

‒ Благодарностью пьян не будешь.

Кинана притянула женщину к себе и прикоснулась к губам губами.

Глава XIV

‒ Строй держать! ‒ Энекл орёт сорванным голосом, сам уже не зная, на каком языке, но его понимают. Эйнемы, мидоняне, стражи, придворные, простые нинуртские обыватели бьются насмерть среди пышного разноцветья Внешних садов, и невообразимо прекрасные растения со всех краёв мира гибнут под их ногами. Валятся наземь бесценные статуи, разбрасывая мраморную крошку по золочёной плитке. Острия дротиков выбивают куски из мозаик. Черепки расписанных лучшими мастерами ваз густо усеивают пол, но никто не обращает внимания на гибнущую вокруг красоту. К чему она, если сегодня гибнет нечто большее?

Смяв сопротивление у ворот, плоскоземельцы ворвались в самое сердце Внешних садов, где и налетели на фалангу Энекла. Эйнемы выдержали добрых полчаса, не отступив ни на шаг, чем дали Каллифонту подготовить контратаку. Сам царь Нахарабалазар бился в первых рядах с топором в руках. Защитники едва не отбили ворота, но внутрь прорывались всё новые враги и их было слишком много. Шаг за шагом, воины мидонийского царя отошли к Внутренним садам, и здесь, у последней оставшейся в руках мидонян стены, дали новый, отчаянный бой. Один за другим царские воины вбегали в полураспахнутые ворота, а на изумрудную траву падали те, кто прикрывал их отход. Последним в уже закрывающуюся щель проскочил сам Энекл. Створки захлопнулись, и тут же за его спиной зазвучали тяжёлые гулкие удары. Не обращая внимания, тысячник стянул шлем и глубоко вдохнул. Он не считал, но его копьё уже сразило больше врагов, чем приписывают прославленным героям прошлого, и он был такой не один. Жаль, записывать подвиги последних защитников Нинурты уже некому.

‒ Великолепен, как и всегда, ‒ Нефалим, как всегда из ниоткуда, вырос подле Энекла, когда тот отдыхал, привалившись к пузатой колонне. Повсюду летели дротики и стрелы, мимо пробегали люди, глухо бил таран плоскоземельцев, но после творившегося недавно безумия этот закуток казался средоточием тишины и умиротворения.

‒ Ты тоже, ‒ хмыкнул Энекл. Доспех и рукава хегевца были густо покрыты чужой кровью. Шпион бился в первых рядах с несвойственной себе яростью, словно мстя за своё поражение. ‒ Кому теперь какая разница?

‒ Именно так: никакой, ‒ вздохнув, Нефалим присел рядом с эйнемом. ‒