Читать книгу "Больше, чем враги - Тори Халимендис"

– Дитер, дорогой, благотворительность – это почетно. Возможно, и о тебе напишут в газетах.

– Думаешь? – воодушевился кузен.

– Ну конечно!

Но Дитер почти сразу сник.

– Нет, Тиа, благородные порывы не ценятся в нашем разложившемся аморальном обществе. Вот о сочинителе гадких романчиков газеты будут писать взахлеб, корреспонденты выстроятся в очередь перед его дверью, недалекие дамочки будут посвящать ему стишата и внимать его благоглупостям, затаив дыхание. А скромным жертвам ради общего блага внимания совсем не уделяется. Мне так и суждено оставаться в тени.

На это можно было бы возразить, что Дитер пока еще и не совершил ничего, оного внимания достойного. Писать же о его ипохондрии газеты даже на заказ не возьмутся, поскольку рискуют растерять всех своих читателей. Какого бы качества ни был дядюшкин роман, но Вильгельм все же трудился над ним, а Дитер желает получить признание без усилий. Но спорить с кузеном было бессмысленно, и я поспешила распрощаться, пока он не принялся вновь требовать от меня повлиять на Марка. Покидала я дом Дитера со странным смешанным чувством досады от зря потраченного времени и совсем уж неприличного веселья при воспоминании о жалобах кузена на моего жениха.

К разгадке я ни на шаг не приблизилась, а новые проблемы получила. Прежде всего, пришлось отстранить Двина от ведения всех своих дел. Он глядел на меня грустными глазами, долго молчал, а потом сказал:

– Я все понимаю, Тиа. Тебе только кажется, что это твое решение. Грен совсем заморочил тебе голову.

У двери застыл неподвижный охранник – Марк запретил мне встречаться с Двином наедине. Я понимала мотивы его решения, потому и не возражала. Дело уже было вовсе не в ревности. Двин взял мою ладонь, прижал к холодным губам.

– Однажды и ты поймешь, Тиа. И тогда ты придешь ко мне. Я дождусь своего часа.

Волна липкого душного страха окатила меня.

– Только посмей сделать что-то Марку, – прошипела я. – Только попробуй. Клянусь всеми богами, я собственными руками придушу тебя.

По губам Двина скользнула горькая улыбка.

– А ведь когда-то ты хотела придушить его. Уже успела позабыть?

– Не лезь в мою жизнь, Двин. Прошу тебя, оставь меня в покое. Не надо портить окончательно и без того уже испорченные отношения. Я не буду заявлять о похищении и насильственном удержании, а ты не подходи близко к Марку. И тогда, быть может, со временем мы и сможем вернуть хотя бы подобие былой дружбы.

Но он только покачал головой.

– Мне не нужна призрачная дружба, Тиа. Странно, но только сейчас я осознал: мне ты дарила тепло, а рядом с ним горела. Сначала ненавистью, теперь страстью. Я тоже хочу греться у огня. Мне не нужна прохлада притворной вежливости.

Мне нечего было ответить на его слова. Двин и сам мог бы догадаться, что для него у меня всегда было ровное уютное тепло дружбы, которому не суждено никогда перерасти в пламя страсти. Зато и греться у дружеского очага можно сколько угодно – он не обжигает и не затухает сам собою, если только не залить его подлостью и предательством. А Двин, увы, совершил и то, и другое. И теперь в моем сердце осталась лишь горечь холодного пепла.

"Дорогая, дорогая моя Дамочка!

Как у тебя дела? Надеюсь, ты счастлива и готовишься к свадьбе. Не удивляйся, что я знаю: о твоем женихе писали в газетах, представляешь? Откуда у меня взялись газеты? Все просто: их принес Док, чтобы я могла следить за новостями. И вот в одной из них я прочитала, что ты помолвлена с самим королевским магом! А Док, оказывается, все это время знал, но ничего мне не говорил. Я даже дулась на него целых полдня, а потом все равно простила. На него просто невозможно сердиться! Он как-то так себя ведет, что получается, будто и сама ты маленькая глупышка, и обиды твои детские, несерьезные и смешные. А он посматривает этак снисходительно, как мудрый взрослый на расшалившегося малыша.

Да, у меня тоже есть новости, и какие! Самая главная: Док подал на пересмотр моего дела. Как-то так получилось, что я все-все ему рассказала, даже то самое, ну, ты понимаешь. Ох, Дамочка, никогда я не видела его таким злым. Он пообещал, что мразь, поступившая так со мной, сама отправится за колючую проволоку. Не знаю, получится ли у него посадить хозяйку борделя, но главное, что я скоро буду свободна. Да и сейчас мне живется намного легче. Томпсон, помнишь, наш новый начальник, позволил мне жить пока в лазарете, потому что я пообещала, что и после освобождения буду помогать Доку. Сама подумай, ну куда я пойду? Дома у меня больше нет, а на хорошую службу с моей биографией рассчитывать не приходится. Пусть и отменят приговор, но годы в лагере не сотрешь из жизни. А здесь мне все знакомо, опять же, к Доку поближе. Ну почему, почему он делает вид, будто ничего не понимает? Ничего, вот освободят меня и я примусь за него всерьез.

Иные же события, произошедшие у нас, радостными никак не назовешь. Я уже писала тебе, что Линда пыталась пристроиться к Томпсону в подружки, но кроме как тумаков от Лютого ничего не получила. Видимо, обозлился на нее бывший любовник крепко, потому как стоило Томпсону отлучиться на пару дней, как Лютый отволок Линду в административное здание, в подвал. Не знаю уж, как это произошло, да только в том подвале их утром и обнаружили: Линду, всю истерзанную и без сознания и Лютого, зарезанного собственным ножом. Сейчас Линда у нас, в лазарете, но в себя приходит редко – да оно и к лучшему, наверное. Похоже, после случившегося бедолага лишилась рассудка. Не узнает никого, а то принимается лепетать на неизвестном языке. Док обозвал ее состояние мудреным словом, я не запомнила, но суть уловила: помешалась несчастная от страха и боли. И шансов на выздоровление вроде как нет. Было расследование, часть охранников уволили, а кое-кого, по слухам, и отдали под суд. Томпсон сумел удержаться на своем месте, хотя многие прочили смену начальника. По счастью, нас с Доком никакие перемены не коснулись. Меня так даже не допрашивали, да и с ним всего лишь пару раз побеседовали. О чем – он мне не рассказывал, а я особо не расспрашивала.

Девицы в бараке после случившегося взгляд лишний раз поднять боятся, поскольку оставшиеся охранники стали лишь злее – ну или им с перепугу так кажется. Красотка с Брюнеткой теперь подружки неразлейвода – представляешь? Сказал бы кто нам раньше, ни в жизнь бы не поверили.

Берта все учится писать и считать, дошла до таблицы умножения. Я выпросила для нее у Дока пособие, такое, знаешь, для детей. Он посмеялся, но купил и торжественно ей вручил. Ты бы видела, как она смущалась и краснела. С подарком Берта не расстается, даже спит, положив его под подушку. А куда прячет, уходя из барака – ума не приложу. Хромоножка как-то взглянуть хотела, да так и не сумела отыскать. А просить у самой Берты бесполезно, она скорее праздничную булочку отдаст, чем позволит подержать свой учебник. Тебе она передает самый горячий привет и наилучшие пожелания.

Нетка считает дни до освобождения, ей осталось меньше трех месяцев. Вот за нее я беспокоюсь. Она все строит планы, как найдет свою бывшую хозяйку да расквитается с ней. Учитывая, что долго искать не придется – скорее всего, та живет, где и прежде жила – наслаждаться свободой Нетке придется недолго. Док говорит, чтобы я гнала грустные мысли из головы. Он любит повторять, что проблемы следует решать по мере их поступления. Пожалуй, он прав, как и всегда, но у меня жить по его мудрым наставлениям не всегда получается.