Читать книгу "Волнолом - Владимир Прягин"

– Доверие – это еще и такт. Умение не навязываться партнеру. И понимание, что с некоторыми проблемами тот должен справиться сам. Но давайте не будем углубляться в философские дебри – сделаем передышку.

Посол взвесил в руке тяжелый угловатый графин, наполненный аспидно-черной жидкостью с серебряным проблеском. Разлил по хрустальным стопкам: Ольге – буквально каплю, себе и Генриху – по паре глотков.

– О, – сказал Генрих, – это то, о чем я подумал?

– Именно, герр фон Рау. Знаменитая смоль-слеза, которую мы не продаем на экспорт – лишь угощаем важных гостей.

– Польщен.

Жидкость оказалась плотной, тягучей, почти как патока, но на вкус – горьковато-терпкой. Она увесисто булькнула, проваливаясь в нутро, и породила приятный жар, который волнами распространился по телу. В окружающем мире тоже произошли перемены – цвета потеплели, звуки смягчились.

– Смоль-слеза отменно сочетается с чаем, – возвестил посол тоном лектора. – Как, впрочем, и со всем остальным. Можно с равным успехом употреблять натощак и после обильной трапезы, а также в процессе оной. Ну как вам?

– Бесподобно. Уже ради этого к вам стоило заглянуть.

– Вот видите! Но я всей душой надеюсь, что и результаты беседы вас не разочаруют. Давайте же, герр фон Рау, мы жаждем услышать вашу историю.

– Вообще-то я с каждой минутой укрепляюсь во мнении, что вы знаете все не хуже меня. Вряд ли смогу вам сообщить что-то новое.

– А мне? – капризно спросила немного захмелевшая Ольга. – И про баронессу, пожалуйста, во всех подробностях.

– В том мире, к которому я привык, баронессой она так и не стала. Вместо этого решила заняться светописью, и весьма преуспела. Достигла просто невероятных высот. Я познакомился с ней всего неделю назад…

Он рассказал об убийствах, о попытке задержать Сельму и о том, как мир вдруг начал перерождаться. Опустил, правда, некоторые подробности вроде прогулок с Анной и бредовых видений, когда он снимал клеймо. Умолчал и о «вещих» снах – во-первых, не был уверен, что их можно отнести к фактам, а во-вторых, не хотел выкладывать все карты на стол.

Когда он закончил, посол задумчиво покивал и подлил Ольге, сидевшей с ошарашенным видом, еще глоточек черного эликсира. Та, машинально выпив, вскинулась:

– Как же так? Значит, я тоже помню не то, что было? Простите, не верю! Это белиберда! А если все же допустить на секунду, что в этом есть доля правды, то вам, Иван Игнатьевич, должно быть стыдно! Да, стыдно! И не смотрите на меня таким взглядом! Вы знали, но даже не намекнули! Я вам этого никогда не прощу!

– Ольга Андреевна, – сказал посол очень доброжелательно, – не впадайте в истерику. И посидите, пожалуйста, тихо.

Она обиженно сникла. Посол обратился к Генриху:

– Позвольте кое-что уточнить. Мне не совсем понятны ваши мотивы. Чем этот новый мир вас, собственно, не устраивает? Вы ведь, насколько могу судить, приверженец Стеклянного века?

– Я тоже задавался этим вопросом. Да и Сельма была уверена, что я приму ее сторону. Но мир, построенный на убийстве, априори ущербен.

– Любое государство в истории построено на чьих-то костях. Взять хотя бы походы Карла и Карломана. К тому же в нашем конкретном случае ритуал уже состоялся. Жертвы принесены, их кровь пролилась.

– Если волну развернуть, то они опять будут живы. Я, по крайней мере, надеюсь.

– Ладно, допустим. Но вспомните, что бывает с ожившими мертвецами, – вы ведь общались уже с двумя. Они вам показались счастливыми? Вы желаете той же участи профессору, хронисту и прочим?

Иван Игнатьевич, ожидая ответа, смотрел с интересом и даже вроде с сочувствием. Генрих несколько растерялся, но приказал себе не поддаваться на провокации. Сказал несколько раздраженно:

– Я желаю остановить психопатку. А чего добиваетесь вы, имперцы, своим бездействием? Почему вдруг Стеклянный век оказался вам милее Железного? Выходит, при новом канцлере Девятиморье слабее?

– Это лишь ваши домыслы, герр фон Рау. Я ничего такого не говорил. И вовсе не хотел с вами ссориться, просто пытаюсь напомнить элементарную вещь. Любое масштабное изменение – это палка о двух концах. План Сельмы конечно же имеет изъяны и подводные камни. Но и попытка переписать его чревата непредсказуемыми последствиями. Реальность не любит, когда с ней обращаются грубо.

– Понятно. Похоже, я пришел зря. Вы помогать не станете.

– Ну почему же зря? Вы надеялись получить убежище на ночь, чтобы сохранить память. И вы его получили – гостевые покои к вашим услугам. Надеюсь, и ваша спутница домой не торопится – мне очень интересны визуальные образы, собранные с ее помощью в клинике. Вы же поделитесь ими, Ольга Андреевна?

Та зло сверкнула глазами, но промолчала.

– Ну и чудесно, – сказал посол и снова потянулся к графину. – Еще по капельке, герр мастер-эксперт? А вам, моя дорогая, хватит. Дабы не расфокусировать отсвет.

– Не очень-то и хотелось… – буркнула Ольга, красиво положив ногу на ногу.

На пару минут воцарилась пауза. Генрих сжевал огромный маковый бублик, запивая горячим и сладким чаем. Посол закурил сигару и, выпустив струйку дыма, сказал задумчиво:

– Меня занимает чертополох, который постоянно мелькает в вашей истории. Вот и сегодня, в клинике. Похоже, это действительно некий ключ. Если бы понять его смысл…

– У меня, как видите, пока не выходит.

– Попробую озадачить наших специалистов. В любом случае, герр фон Рау, благодарю, что связались с нами. Ваши свидетельства чрезвычайно важны. Завтра побеседуем снова, а пока желаю хорошо отдохнуть и выспаться. Ну а вас, Ольга Андреевна, попрошу уделить мне еще несколько минут.

Генрих, раскланявшись, вышел из кабинета. Слуга проводил его во внутренний двор, где обнаружилось с полдюжины бревенчатых домиков – крошечных, но забавных, с кокетливыми крылечками и резными наличниками. Отперев дверь, слуга оставил ключ гостю и удалился.

Прежде чем переступить порог, Генрих долго смотрел на небо. Созвездия висели на привычных местах, но все равно казались чужими, «заграничными».

В домике уже была растоплена печь – хозяева позаботились. Генрих подтащил к ней поближе кресло и уселся, вытянув ноги. Он очень устал, но спать не хотелось – смоль-слеза взбодрила на совесть. Просто сидел, не зажигая лампу и позволяя минутам тихо растворяться во тьме.

Занятый своими невеселыми мыслями, он не услышал, как постучали в дверь. Лишь когда стук повторился, на этот раз настойчивее и громче, Генрих поднялся и пошел открывать.

Ольга, обхватив себя руками, приплясывала у входа. Дождавшись, когда дверь распахнется, юркнула мимо Генриха внутрь и поинтересовалась:

– Фон Рау, вы меня недоморозили днем? Решили продолжить?

– Всегда довожу дело до конца.