Читать книгу "Волнолом - Владимир Прягин"

– Ну я же предупреждал… Давайте так – если посол возражать не станет, я расскажу кое-что вам обоим сразу. Чтобы не повторяться.

Посольство империи уже маячило впереди. Округлые невысокие башенки белели в декабрьском полумраке. Окружающие кварталы – зажиточные, уютные, но несколько скучноватые – были выстроены, казалось, только ради того, чтобы оттенить эту надменную белизну. Искусно подсвеченный серебряно-льдистый флаг с тремя косыми полосками, похожими на след от когтей, развевался и трепетал, несмотря на безветренную погоду. На ограде виднелись гроздья чернильных брызг.

Шофер притормозил у ворот. Охранник в волчьем треухе и туго перетянутом ремнем полушубке, приоткрыв дверцу, заглянул в экипаж. Вежливо кивнул Ольге – явно узнал. Спросил о чем-то на своем языке и, удовлетворившись ответом, отошел в сторону. Ворота распахнулись бесшумно, мягко. Генрих на миг ощутил, как упругая сила вдавила его в сиденье. Темное пламя полыхнуло по сторонам; возник и сразу исчез запах прелых, подмерзших листьев.

И Генрих понял, что впервые с рождения покинул Девятиморье.

Вестибюль посольства, впрочем, не отличался экзотическим интерьером. Упомянутые Ольгой медведи тут не бродили – Генрих даже слегка разочаровался. Да и людей почти не было, только охранник с шашкой торчал у лестницы, а возле гардероба пожилой господин с бородкой неторопливо снимал пальто.

– Иван Игнатьевич! – окликнула Ольга. – Удачно мы вас застали.

– Оленька? – Господин обернулся, поцеловал ей ручку. – Вы, как всегда, прелестны. И да, я приехал за минуту до вас.

– Позвольте представить – Генрих фон Рау. Генрих, это Иван Игнатьевич Переяславцев, посол империи.

– Рад познакомиться, герр посол.

– Взаимно, герр фон Рау, взаимно. Мне доложили о вашей остроумной депеше. Она, разумеется, не могла не привлечь внимания. Особенно в свете вашего непосредственного участия в столь резонансном деле. И ваших личных контактов с руководством Третьего департамента.

– Ваша осведомленность восхищает. И немного пугает.

– Ах, оставьте. Это всего лишь наша работа.

– И все же я был весьма впечатлен, увидев Ольгу с чертополохом. Этот цветок – не из тех подробностей, о которых пишут в газетах.

– Мы, как вы понимаете, весьма интересовались ходом расследования. И сведения черпали… гм… не только из прессы. Цветок – это, если угодно, был тест для вас. Мы убедились, что вы действительно помните… Но давайте не будем утомлять вашу спутницу техническими подробностями. Оленька, я благодарю вас за помощь. Нам с герром фон Рау надо кое-что обсудить…

– Простите, герр посол, – сказал Генрих, – так сложилось, что участие Ольги оказалось несколько шире, чем она сама ожидала. Это моя вина. Я по дороге сюда воспользовался ее талантами к светописи. И, так сказать, в процессе сообщил ей некоторые подробности. Возможно, вам стоит выслушать и ее?

– Вот как? – Посол пожевал губами. – Она у нас вольная пташка, если вы мне позволите столь избитый поэтический оборот. Да, вольная. Поет в свое удовольствие. Но помнит, что не все песни предназначены для посторонних ушей. Не так ли, Ольга Андреевна?

Та поморщилась и кивнула. Будто обжегшись, легонько тряхнула пальцами, с которых сорвалась темная капля света. Похоже, татуировка у нее на ладони представляла собой не только дань моде. Генрих продолжил:

– Мне не дает покоя один вопрос. Хочу прояснить его, герр посол, прежде чем мы приступим. Если вы знаете, как шло следствие, то и подозреваемая вам тоже известна…

– Сельма фон Минц? Которая теперь баронесса?

– Вот именно. То есть вы в курсе, но не пытаетесь ничего предпринять. Почему?

– Боюсь, герр фон Рау, – вздохнул посол, – мой ответ не очень-то вам понравится.

Глава 7

– Что вы имеете в виду? – спросил Генрих.

– Позвольте, я уточню – каких действий вы от нас ждете?

– Вы могли бы сообщить королю. Ему, полагаю, будет интересно узнать, что канцлера подменили, а советник воскрес из мертвых.

– Герр фон Рау, – торжественно произнес дипломат, – перестановки в органах исполнительной власти – внутреннее дело Девятиморья. Империя, уважая суверенитет королевства, не вмешивается в эти вопросы.

– Слушайте, герр посол, давайте начистоту. Нас ведь, надеюсь, никто не стенографирует? Не сочтите за бестактность, но в подобных играх ваша держава (как, впрочем, и наша) никогда не отличалась повышенной щепетильностью. Иными словами, если бы вы видели какую-то выгоду, то, отбросив дипломатический пафос, тотчас рассказали бы королю обо всем…

Посол картинно развел руками – ваша правда, мол, даже добавить нечего. Генрих, запнувшись, уставился на него:

– Так, погодите. Что получается? Раз ваше посольство молчит, значит, нынешнее положение дел вас устраивает? Ха, если так… А не вы ли, часом?..

– Ну-ну, продолжайте. Не мы ли, часом, все это и затеяли? Уверяю вас, мы тут ни сном ни духом. Фройляйн фон Минц… то есть, простите, фрау фон Вальдхорн прекрасно справилась в одиночку.

– Можно подумать, вы бы признались.

– Мой ответ прозвучал, герр фон Рау. Как к нему относиться – решайте сами. Напомню лишь, что это вы к нам пришли, а не наоборот.

– Господа, – заметила Ольга, – прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу беседу, но раз уж вы меня не прогнали, то, может, объясните, в чем дело? И при чем тут баронесса фон Вальдхорн?

– Вы правы, Оленька. Обсудим все по порядку.

Обмениваясь этими репликами, они поднялись по лестнице и прошли по широкому коридору. Толкнув дубовую дверь приемной, хозяин кивнул секретарю, поднявшемуся из-за стола, и сказал:

– Сережа, чайку нам организуйте. Ну и…

Он выразительно пошевелил пальцами. Секретарь чуть склонил голову:

– Сию минуту, Иван Игнатьевич.

– Ждем.

В кабинете полстены занимало живописное полотно, изображающее церемонию подписания Февральского мира. На островке посреди замерзшей Белой реки стоял пурпурный шатер, у входа в который сошлись король Бертольд Странный и император Дмитрий. Первый был гладко выбрит, в начищенной кирасе и в шлеме, второй – с окладистой бородой, в неброской дубленой куртке. Правители, сжав друг другу ладони, мерились взглядами. Свитские благоговейно замерли. Даже небо не осталось безучастным к происходящему – тучи раздвинулись над шатром, и в просвете блестело солнце.

– Торжественный и прекрасный момент, – сказал посол, остановившись перед картиной. – Два великих соседа признали, что вражда – это путь в тупик. И решились взглянуть друг другу в глаза открыто и честно.

– Да, – согласился Генрих, – честность – это великая вещь. Можно прямо сказать соседу, что в доме у него не все ладно. Или дать хотя бы намек. Чтобы не разрушить атмосферу доверия – как вы, дипломаты, любите выражаться.