Читать книгу "Двор чудес - Мишель Зевако"

Она посмотрела на него изумленно, не смея и не умея ничего сказать.

А он, продолжая шептать ей на ухо свои загадочные слова, медленно подвел ее к креслу, в котором сидел — граф де Монклар, тот, который заправлял казнью Этьена Доле!

Она узнала его и в ужасе вскрикнула:

— Убийца отца! Великий прево! Здесь! Возле этого праха!

Лантене еще нежнее отвел ее прочь и серьезно, с невыразимой печалью произнес:

— Авет, это мой отец…

Она вздрогнула. Молодой человек продолжал:

— Да, отец! Я вам все потом объясню, Авет… Довольно вам знать эту страшную вещь: тот человек — один из тех, — кто убил Этьена Доле, мой отец… Авет… моя Авет… простите его. Я уже говорил: он менее всех виновен и более всех жестоко наказан… разум его помутился… Теперь мой несчастный отец — одно лишь тело без души…

И она, ангел милосердия, остановила на безумце прощающий взгляд, о котором молил ее Лантене. Она подошла к нему. Без отвращенья, без злобы взяла его за обе руки. Поцеловала в лоб.

Великий прево Парижа улыбался бессмысленной улыбкой, а дочь Этьена Доле прошептала ему:

— Мы прощаем вас… батюшка!

XXV. Прекрасная Фероньерка

Теперь перенесемся в Фонтенбло, в тот дом, который Дурной Жан поспешно обставил для Мадлен Феррон. Мы придем туда на закате. И войдем в комнату на втором этаже.

Эта комната в точности повторяла ту, куда мы приводили читателя в начале нашего рассказа — в домике для свиданий в усадьбе Тюильри. Те же самые обои. Такая же мебель. Такое же огромное зеркало, готовое отразить во всех подробностях нежные любовные сцены, которые в таком множестве видела некогда усадьба Тюильри… а может быть, и жестокую сцену убийства — такого же, как убийство Феррона!

И Прекрасная фероньерка была тоже там… Она надела ту шелковую одежду, то легкое развевающееся платье, которое прежде так нравилось ее царственному любовнику.

В глубине комнаты — как там, как в Париже… — стояла широкая низкая кровать… ложе безумных объятий…

Полулежа в широком кресле, Прекрасная фероньерка сквозь полузакрытые веки пристально смотрит на Дурного Жана, а тот стоит перед ней и с яростным восхищением созерцает ее. Несчастный дрожит мелкой дрожью.

Поразивший его недуг разрушил весь организм. Быть может, жить ему осталось несколько дней. Но неодолимая страсть, горящая в его груди, поддерживает его…

— Жан, дорогой мой Жан… — прошептала чаровница.

— Госпожа моя? — отозвался он.

— Расскажи мне, как все было…

Мрачное страдание выразилось на бледном лице несчастного.

— Я же все рассказал вам!

— Ну и что? Быть может, ты позабыл какую-нибудь важную подробность…

— Я ничего не забыл, — мрачно ответил Жан.

— А я хочу! — настойчиво сказала Мадлен. — Разве ты мне не верный слуга?

— Верный до смерти! — выдохнул Дурной Жан.

— Так повинуйся!

— Но я так жестоко страдал от всего этого — к чему теперь возвращаться? Или я не довольно сейчас вытерпел!

— Я тебе говорила, Жан: нынче ночью твои страдания кончатся!

— О, если бы так! — прошептал он сквозь стиснутые зубы.

— Итак, — продолжала Мадлен Феррон, — ты был, говоришь, в лесу?

— Вы приказываете — ну что ж! Да, госпожа моя, я на это осмелился… я сделал то, что вы велели… но клянусь: лучше бы мне тысячу раз умереть, чем еще раз так настрадаться!

— Жан, славный мой!

И она улыбнулась ему с тем непревосходимым кокетством, даром которого обладала. Потрясенный этой улыбкой, бедняга рассказывал дальше:

— Да, я был в лесу… Да, поджидал, когда проедет королевская охота… Да, я видел короля… Да, передал ему ту записку, что вы мне давали…

— И что он сказал? Он ее сразу прочел?

— Да! — ответил Дурной Жан и крепко стиснул кулаки.

Мадлен и вправду томила этого человека чудовищной мукой ревности. Но она этого даже не замечала. Вся поглощена своим замыслом, настороженная, лукавая, ласковая, она вырывала у Дурного Жана слова, обжигавшие ему гортань.

— Прочел, — повторила она. — А как он выглядел? Улыбнулся?

— Да! Улыбнулся!

— Знаю я эту улыбку… — думала вслух Прекрасная фероньерка. — Улыбка владыки, который думает, что все принадлежит ему; улыбка мужчины, который устал от любовных приключений и считает, что оказывает благодеяние женщине, отдавшейся ему… А что он сказал?

— Сказал: «Хорошо, приду».

— Час близок, Жан!

Он содрогнулся.

Она встала, подошла к камину, разожгла огонь, как будто ей было холодно. Жан растерянно смотрел, как она ходит туда-сюда, а она только и делала, что принимала позы, способные свести его с ума…

Потом она открыла ларец на столе и достала оттуда крепкий кинжал.

— Видишь эту игрушку? — спросила она.

Он кивнул.

— Ее подарил мне он… да-да, однажды я увидела этот кинжал у него на поясе, взяла его из прихоти, а он отдал мне насовсем, да еще и сказал с улыбкой: «Быть может, он вам еще пригодится!»

Она тихонько рассмеялась:

— Вот и пригодится теперь!

Она подошла к Дурному Жану, вложила кинжал к нему в руку и серьезно спросила:

— Ты не дрогнешь?

— Нет! — воскликнул он с неисцелимой злобой — самой страшной, той, которую рождает ревность.

— Не забудь: ударишь только, когда я позову! Послушаешь меня?

Он немного замялся и ответил:

— Да, только когда вы позовете…

Но по его заминке Мадлен поняла: если она не позовет, он все равно ударит.

* * *

Какова же была тайная мысль Прекрасной Фероньерки? Если бы мы повиновались обыкновенным правилам так называемых романов, то обрисовали бы героя одной краской. Ее смертельная ненависть преследовала бы Франциска I до тех пор, пока бы не утолилась. Но в жизни не все бывает так просто.

Итак, мы вынуждены объявить, что Мадлен Феррон, конечно, ненавидела короля, но еще более того она его любила: сама ее ненависть, в сущности, была ожесточенной любовью.

Не надо делать отсюда вывод, что она готова была отказаться от мести. Она в самом деле хотела убить короля. В самом деле желала видеть, как он умирает той страшной смертью, которую она себе вообразила.

Но на последнем свидании с осужденным на смерть любовником она стремилась испытать предельное наслаждение.

Может быть, она хотела убедиться, что Франциска I в самом деле поразила та ужасная болезнь, тот смертоносный яд.