Читать книгу "Файф-о-клок - Иржи Грошек"

– Смело! – подытожила дама. – Очень смело! Но, кажется, наш визави настроен куда решительней…

– Ах, простите! – смутился Сергей Павловитч. – Вы стали невольными свидетелями моего душевного расстройства… С кем имею честь познакомиться?

– Пан Пенелопский! – расшаркался мужчина, снимая цилиндр. – Позвольте представить свою спутницу…

– Геката Триодитис! – улыбнулась женщина. – Из Публичной библиотеки…

– Очень приятно! – аналогично раскланялся Сергей Павловитч. – Да вы проходите-проходите! Извините за беспорядок, но прислугу мы отпустили на выходные. Так что попрошу без сантиментов.

Большая передняя напоминала теперь о времени, когда коммуналка не была таковой, а выглядела как городская квартира. То есть зажиточно и без перегородок. На месте эмалированного таза висело зеркало, лампочку заменили на бра, и сквозняки не разгуливали по коридору с молодецкими посвистами… Даже тараканы куда-то попрятались.

– Я думаю, что мы оказались в двусмысленном положении, – между тем продолжал разглагольствовать пан Пенелопский. – С одной стороны, только птички чирикают даром, а с другой стороны – режиссеры стараются угодить как можно большему числу зрителей. Касса, господа, касса! Вот бич современного киноискусства!

– Как вам, кстати, «Очерки античного символизма и мифологии»? – поинтересовалась Геката.

– Весьма-весьма! – отозвался Сергей Павловитч. – Точка зрения на античность, положенная в основу этих очерков, выработана совершенно эмпирически!

– Чувственные опыты надо контролировать, – возразил пан Пенелопский. – Ну, например… Все писатели произошли от слепого Гомера! Который пренебрегал контрацепцией. После чего писатели стали множиться, как мухи дрозофилы! Эзоп родил Лафонтена, Лафонтен родил Крылова… А в результате получился Союз писателей, который не может родить ничего путного. За тридцать веков этих чувственных опытов мы только разбазарили весь генофонд! Да разве Гомер в зрячем состоянии зачал бы Союз писателей?! Иначе говоря, «Одиссею» растащили по буквам, разбрызгали по углам, и теперь повсеместно лужицы, а горячей воды нет!

– Как?! – воскликнул Сергей Павловитч. – У вас тоже – нет?!

– Представьте себе, – кивнул пан Пенелопский. – Тéпло! Энерго! Централь! Она, зараза, не выбирает!

– Да что же мы топчемся в передней?! – всплеснул руками Сергей Павловитч. – Пожалуйте, господа, в гостиную!

– Последнюю попытку воссоздать Гомера предпринял Джойс, – попутно излагал пан Пенелопский. – Но его хитроумный «Улисс» так и не добрался до каждого дома, не сделался настольной книгой. Потому что читатели измельчали вместе с писателями. А скоро и вообще разобьются парами. Каждому автору выделят по читателю, и пойдет у них литература – из уст в уста, из уст в уста, из уст в уста…

Геката притормозила возле зеркала, сделала книксен и поправила на плече свою сумочку, которая превосходила все виденные Сергеем Павловитчем дамские аксессуары. Включая интендантский чемодан «Великая Германия».

– Арбузами балуетесь? – осведомился Сергей Павловитч, поскольку из «сумочки» выпирало что-то округлое, вроде пудовой гири.

– Да, – подтвердила Геката. – Мы с паном Пенелопским заскочили по дороге на Некрасовский колхозный рынок. Отоварились.

Гостиная была декорирована в стиле ампир – с опорой на художественное наследие императорского Рима и древнегреческой архаики. По углам возвышались античные бюсты на пьедесталах, потолок украшала замысловатая лепнина, а во главе длинного стола сидел лилипут и жрал кильку. Брал двумя пальчиками за хвостик, откусывал ей голову и выплевывал в супницу.

– Вениамин Кондратьевитч! – воскликнул Сергей Павловитч. – Что вы такое делаете?!

– Закусываю, – невозмутимо отвечал Вениамин Кондратьевитч и вытирал руки о скатерть.

– Ох уж эти новые русские! – покачал головой Сергей Павловитч. – Хуже тюленей. И коттеджей им понастроили, и круглый год на Канарах отдыхают… А как только увидят кильку – сами не свои! Все буржуазное воспитание побоку, глаза горят, слюни текут, руки трясутся… Газету на столе разложат и… – разговляются! Очень они этот продукт предпочитают…

– Предпочитала Маша кашу, а напоролась на Кондрашу! – ухмыльнулся лилипут и облизал пальцы.

– Вениамин Кондратьевитч у нас поэт, – пояснил Сергей Павловитч. – Цепляется за каждое последнее слово.

– Цеплялась Маша за Кондрашу, а я пою про жизню нашу! – возразил Вениамин Кондратьевитч.

– Это, конечно, господа, не Пушкин, – извинился Сергей Павловитч, – но тоже старается… Однако позвольте вас пригласить в туалетную комнату!

– Это еще зачем? – поинтересовалась Геката, а пан Пенелопский подозрительно хмыкнул.

– Там я продемонстрирую, чем человек отличается от обезьяны! – важно заявил Сергей Павловитч и жестами предложил следовать за собой. – Пожалуйте, господа, пожалуйте!

Он вразвалочку подошел к заветной комнате и потянул на себя дверь, но она почему-то не поддавалась. «Сейчас-сейчас!» – пообещал Сергей Павловитч, поднатужился и удалил препятствие вместе с косяком. После чего шагнул в помещение и принялся дергать за ручку унитаза…

– Гегель – сливал, Кант – сливал, и я – сливать буду! – приговаривал Сергей Павловитч, налегая на спусковой механизм. – Потому что одни гамадрилы воду за собой не сливают. Они не знают «Критики чистого разума»!

– Ты что же, паразит, вытворяешь?! – заорали на Сергея Павловитча, да так истошно, как могут завывать только оперные дивы в минуту высочайшего душевного подъема.

Сергей Павловитч моментально обернулся и оторопел… В общественной ванне сидела голая балерина – кожа да кости – и не стеснялась в выражениях…

– Ты разве не видишь, тварь такая, что санитарный узел занят?! – не унималась балерина. – Зачем шпингалет оторвал, извращенец?!

Тут балерина от слов перешла к делу и стала кидаться в Сергея Павловитча хозяйственным мылом. Несчастный и ничего не соображающий Сергей Павловитч вынужден был отступить в коридор под напором подобной критики.

– Вот видите, господа! – произнес Сергей Павловитч, разводя руками. – В каких условиях проживает русская интеллигенция…

Однако в коридоре никого не наблюдалось, а только потрескивала засиженная мухами электрическая лампочка на двадцать пять ватт. Приятные собеседники как сквозь землю провалились.

– Было бы на что смотреть! – крикнул тогда Сергей Павловитч по поводу балерины и хлопнул дверью общественного заведения.

Да с такой нечеловеческой силой, что со стены брякнулся эмалированный таз, а ветер погнал тараканов в обратном направлении.

«И какая собака меня укусила? – тем временем терялся в догадках Сергей Павловитч. – Господа… Киноискусство… Гомер… Пан Пенелопский…»

Он подошел ко входной двери и не обнаружил признаков насильственного проникновения в квартиру. И цепочка, и собачка были на месте. Но все-таки Сергей Павловитч решил разобраться во всех обстоятельствах этого странного происшествия.