Читать книгу "Ларк-Райз - Флора Томпсон"

нее была маленькая, складная фигурка, бледное, слегка рябое от оспы лицо, вьющиеся черные пряди до плеч и вопросительно изогнутые брови. В школе она носила сшитые из голландского полотна и туго накрахмаленные фартуки с нагрудниками, на одной неделе – с красной вышивкой, на другой – с синей, и ее редко видели без букетиков цветов, один из которых был приколот к груди, а второй украшал прическу.

Каждое утро, когда ученики собирались в школе, на пороге появлялась она, Наставница, в своем накрахмаленном фартуке и с развевающимися кудрями, раздавался громкий шорох и шарканье встающих и приседающих детей. Звучали церемонные старомодные приветствия: «Доброе утро, дети», «Доброе утро, мэм». Затем под решительными пальцами учительницы фисгармония хрипела «В городе царя Давида» или «Мы лишь слабые малые дети», далее следовали молитвы, и начинался урок.

Основными предметами были чтение, письмо и арифметика, ежеутренне изучалось Священное Писание, а после обеда проводился урок рукоделия для девочек. Помощницы у учительницы не было; она вела одновременно все занятия, ей помогали лишь две старшие девочки лет двенадцати – бывшие ученицы, которым за работу платили шиллинг в неделю.

Каждое утро в десять часов приходил священник, чтобы забрать старших детей на урок Священного Писания. Это был пастор старой закалки: властный, высокий и полный, с седыми волосами, румяными щеками и аристократическим крючковатым носом, по рождению, образованию и жизненным обстоятельствам бесконечно далекий от агнцев своего стада. Этот человек разговаривал с детьми с огромной высоты, как физической, так и умственной и духовной. «Держаться перед теми, кто выше меня, смиренно и почтительно» – таков был пункт, отчеркнутый им в катехизисе, ибо разве не был он назначен свыше пастырем и наставником этих неотесанных детишек и разве не являлось одной из его главных обязанностей внушить им это? В человеческом отношении он был вполне благожелателен: под Рождество раздавал одеяла и уголь, а также оделял больных супом и молочными пудингами.

Проводимый им урок состоял из поочередного чтения Библии всеми учениками, перечисления по памяти имен израильских царей и повторения катехизиса. После этого пастор произносил небольшое поучение о нравах и поведении. Дети не должны лгать, воровать, высказывать недовольство и завидовать. То место в обществе, которое они занимают, и то занятие, к которому они приставлены, определил им Бог; завидовать другим или пытаться изменить свой жизненный жребий – грех, в который, как надеялся священник, дети не впадут. Из его уст ученики никогда не слышали о том Боге, который есть Истина, Красота и Любовь, зато затверживали наизусть длинные пассажи из «авторизованного перевода»[21], постепенно накапливая свои сокровища; так что эти уроки, несмотря на всю их сухость, приносили пользу.

Урок заканчивался, священник, поклонившись, выходил за дверь, и начинались обычные уроки. Самым важным из преподаваемых предметов считалась арифметика, и те, кто ладил с цифрами, были в своих классах первыми учениками. Программа была очень проста и включала в себя только четыре основных действия, которые самые сообразительные ученики производили над денежными суммами, так называемыми счетами.

Урок письма состоял из переписывания каллиграфическим почерком крылатых выражений вроде: «У дурака деньги не задерживаются», «Кто попусту не тратит, тот нужды не знает», «Прежде чем заговорить, сосчитай до десяти» и так далее. Раз в неделю задавали сочинение, обычно в виде письма с описанием какого-то недавнего события. Оно служило главным образом для проверки правописания.

История официально не преподавалась, но на уроках пользовались хрестоматиями, включавшими колоритные рассказы о короле Альфреде, получившем нагоняй от жены пастуха за подгоревшие лепешки, короле Кнуте, повелевающем волнами, гибели «Белого корабля» и Уолтере Рейли, бросившем свой плащ под ноги королеве Елизавете.

Хрестоматий по географии не было, и, за исключением того, что можно было почерпнуть из описаний различных частей света в других учебниках, география не преподавалась. Однако по неизвестной причине стены классной комнаты были увешаны великолепными картами мира, Европы, Северной Америки, Южной Америки, Англии, Ирландии и Шотландии. Томясь в ожидании своей очереди читать или сдавать на проверку тетрадь или шитье, Лора увлеченно разглядывала эти карты, пока очертания стран, островов и заливов не врезались в ее память. Особенно ее очаровывали Баффинов залив и полярные земли.

Раз в день, когда несчастной, перегруженной делами учительнице удавалось выкроить для этого время, учеников вызывали к нарисованному мелом на полу полукругу для чтения. Урок этот, долженствовавший быть приятным, поскольку материал для чтения был хороший, оказывался чрезвычайно утомительным. Многие дети читали так медленно и сбивчиво, что Лоре с ее нетерпеливой натурой хотелось силой вытаскивать слова из их ртов и часто чудилось, что ее очередь никогда не наступит. Улучив момент, она незаметно перелистывала свою хрестоматию и заглядывала вперед, старательно поднося книгу к носу и притворяясь, будто следит за чтением, а сама уходила на несколько страниц дальше.

Там было много такого, что могло захватить любого ребенка: «Конькобежец, преследуемый волками», «Осада Торкилстона» из «Айвенго», «Прерия в огне» Фенимора Купера и «Пленение диких лошадей» Вашингтона Ирвинга.

Еще там были чарующие описания таких далеких друг от друга краев, как Гренландия и Амазонка, Тихого океана с его волшебными островами и коралловыми рифами, снегов Гудзонова залива и бесплодных андских вершин. Больше всего Лоре понравилось описание Гималаев, начинавшееся так: «К северу от Великих равнин Индии, вдоль всей их протяженности, вздымаются величественные горы Гималаи, постепенно поднимающиеся все выше и наконец завершающиеся длинной цепью вершин, покрытых вечными снегами».

Между прозаическими отрывками попадались и стихи: «Сон раба» Лонгфелло, «Лохинвар» и «Расставание Дугласа и Мармиона» Вальтера Скотта, «Ручей» и «Колокола, издайте звон» Теннисона, «Кораблекрушение» Байрона, «Жаворонок» Хогга и многие другие. Любимым произведением Эдмунда было «Предостережение Лохиеля», которое он часто декламировал, ложась вечером в постель: «Лохиель! Лохиель! Остерегайся дня!», а Лора в любую минуту, подбадривали ее или нет, была готова «оглянуться в иные годы» с Генри Глассфордом Беллом и процитировать его сцены из жизни Марии, королевы Шотландской, приберегая самые впечатляющие интонации для заключительного двустишия:

…Иди и подумай об этом в тиши и молчанье,

Затем сопоставь величие трона с песчинкой.

Но задолго до окончания школьных лет брат и сестра заучили каждый отрывок из учебников наизусть, и для них одним из величайших наслаждений было читать эти стихи друг другу. К тому времени Эдмунд освоил Скотта и мог повторить на память сотни строк, всегда отдавая предпочтение сценам единоборств военачальников. Следовательно, сама подборка отрывков в школьной хрестоматии способствовала образованию восприимчивых учеников; однако большинство детей были к этому глухи, утверждая, что проза – «стародавняя тягомотина», а «стишки» они