Читать книгу "Тюрьма мертвых - Александр Райн"

– Стоять! – Ветер принес хриплый голос спереди, в ту же секунду наша живая машина прекратила свой ход.

Я смотрел на спины впередистоящих. Ледяной ветер раздувал свисающие с их плеч серые тряпки, которые защищали от этого дубака не больше, чем кружевной тюль.

«Интересно, мертвые чувствуют холод?»

Несколько мгновений спустя мимо нас прошли охранники, те, что привезли нас сюда, включая моего деда. Он искоса глянул на меня, его ресницы слиплись от мороза, а губы были синими. В его взгляде я увидел отчетливое: дальше ты сам по себе.

Никто не шевелился, кроме меня, конечно. Тело уже колбасило, мысли превращались в кашу, кажется, мозг вытекал вместе с соплями, моментально превращаясь в льдинки. Немного погодя я почувствовал: что-то изменилось. Воздух начал тяжелеть, легкие и сердце сдавливали невидимые руки, а скованные морозом мышцы напряглись еще сильней и начали ныть. Сначала я решил, что это приступ, а может, предсмертная судорога, но потом вспомнил, что уже испытывал нечто подобное однажды. Тогда, в первый день, когда увидел странных стражей в серых плащах. В памяти возникли пустые темные глазницы, засасывающие все твои внутренности, я сразу вспомнил слова деда: «Я – божий одуванчик по сравнению с теми ребятами, которые следят за порядком снаружи».

Их было двое, каждый на две головы выше самого высокого заключенного в моем ряду. Один шел слева, другой справа, руки у обоих спрятаны в карманы ровно свисающих с плеч серых плащей, которые даже не шевелились от прикосновения ветра, словно не подчиняясь законам природы. Только сейчас я смог разглядеть всю угловатость их лысых черепов.

«Кажется, здесь к волосам какое-то отдельное – отрицательное отношение».

Там, где в прошлый раз были черные дыры, теперь находились обычные человеческие глаза, отражающие холодную, как и окружающая нас зима, душу, если, конечно, у этих ребят есть душа. Возможно, в прошлый раз мне просто почудилось. Надсмотрщики шли медленными ровными шагами вдоль колонны, не поворачивая головы в сторону заключенных; они не смотрели на нас, но я чувствовал, что ведется подсчет голов.

Наконец они пропали за спинами, и наше движение возобновилось.

Кажется, пальцы ног больше не подчинялись мне; возможно, я уже отморозил их окончательно.

«Интересно, сколько я так еще продержусь?»

Чем дальше шли, тем сильней слышался шум машины, беспощадно загоняющей бетонные шипы в землю, содрогая ее. Вскоре одна из таких машин показалась в нескольких метрах от нас. Это была огромная допотопная механическая хреновина на гусеничном ходу. Она гудела, звякала механизмами, тарахтела, как умирающий от старости трактор, из всех щелей и главной трубы валил черный мазутный дым, коптящий небеса. Возможно, поэтому небо было таким грязным и беспросветным. Несколько человек во главе с «плащом» двинулись в сторону агрегата, а наш отряд, не останавливаясь, пошел дальше. Через несколько шагов еще одна группа работяг свернула с тропы, затем еще и еще. Мы были подобием поезда, с которого на ходу то и дело «десантировались» в разные стороны пассажиры. Вскоре настала и моя очередь «высаживаться».

Как оказалось, машина была не единственной, мы добрались до еще одной, но та ничего не забивала, лишь деловито вибрировала и иногда издавала какие-то бахающие звуки. Пять мертвых преступников, вооруженных тяжелыми инструментами, в рабочей одежде, больше похожей на лохмотья, двинулись следом за местным блюстителем порядка. Я был шестым в этой бригаде и плелся позади всех. Как только я сошел с тропы, ноги тут же погрузились в наст по самые щиколотки.

«Больше не могу, больше не могу», – то и дело повторял про себя, шагая по хрустящей корке, ссыпающейся в мои ботинки и превращающейся там в воду.

Я без конца сжимал и разжимал пальцы, не давая им превратиться в безжизненный хворост.

Наконец мы дошли до машины, неподалеку от которой над землей возвышалась странная рыжая насыпь. Забравшись по небольшой отвесной лесенке, страж дернул за ручку, и дверца машины легко открылась. Он достал оттуда железную канистру для топлива и, бросив на снег, спустился вниз.

– Лей. – Громкий раскатистый голос пробежал волной, буквально проник в тело через кожу и задержался там дрожью.

Высушенный, как тысячелетняя мумия, старик, стоявший справа от меня, вышел вперед и, добравшись до канистры, дернул крышку. Раздался хлопок от скопившихся внутри канистры паров. Затем он подошел к рыжему холму, который оказался кучей высушенных еловых веток, и начал поливать его из канистры. Закончив, он отнес канистру обратно к стражу и поставил рядом с ним, а затем вернулся в строй. Тип в сером плаще достал из кармана что-то, поджег и бросил в кучу веток, которые тут же гулко вспыхнули, обдав с ног до головы жаром мое тело, совершенно не готовое к такому.

Огромное пламя столбом стремилось к серому небу, пеплом окрашивая все вокруг в черный цвет.

– Бей, – снова грянул голос стража.

И все, с кем я пришел сюда, начали окружать костер. Я старался не отставать, тем более это было для меня внезапным спасением.

Было видно, что эти ребята не впервые проделывают подобное.

Мы окружили этот огромный костер, прижавшись к нему практически вплотную. Далее мы встали в пару. Не имея ни малейшего представления, что и как нужно делать, я подглядел за остальными. Один вооруженный киркой «счастливчик» ставил ее одним концом на промерзшую землю, а другой, вроде меня, удостоившийся чести держать в руках неподъемную кувалду, должен был с размаху бить по кирке. Кажется, до меня начало доходить, чем мы тут будем заниматься, но это меня волновало не так сильно, как тот факт, что с холодом покончено, а значит, все остальное стерпится. Как же я ошибался.

Плечо почувствовало невероятное облегчение, когда с него «слезла» эта ноша, но стоило мне сделать замах, как я ощутил все годы, прошедшие без физкультуры и спорта. Первый удар был не самым лучшим, я промахнулся, кувалда вместо кирки ударила по снегу и утонула в нем. Я взглянул в глаза мужика, державшего инструмент, но ему, кажется, было пофиг – еще бы, держи себе и держи. Хорошо устроился; надеюсь, мы будем меняться.

Костер весело щелкал и стрелял, радуясь своему триумфу. Второй удар был более успешным, и кирка зашла в землю на несколько сантиметров. Жар, исходящий от костра, покусывал оттаявшую кожу. Кажется, мы стояли слишком близко к огню. Глаза и нос тоже оттаяли и обильно начали течь. В голове заиграли первые тревожные мысли вроде: «Не превратиться бы в копченую курицу».

Но отходить было нельзя, это сразу вызвало бы подозрение, к тому же я так сильно замерз, что готов был даже на ожоги.

Я продолжил бить. Пара ударов – и кирка наполовину зашла в снег. Зэк вытащил инструмент и переставил его на несколько шагов в сторону, мы продолжили, удар за ударом. Поначалу, разгорячившись, я даже почувствовал кое-какой энтузиазм. Тело ожило, пальцы снова принадлежали мне, а сил, казалось, столько, что хоть до ночи колоти.

Но спустя пятнадцать ударов молодецкая удаль пошла на спад, и заносить кувалду каждый раз становилось все тяжелее. Каждый новый удар отдавался легкой вибрацией во всем теле. Непривыкшая кожа на ладонях покрывалась мозолями, а плечи постепенно забивались. При этом с меня уже текло ручьем. Нужно было срочно перевести дыхание, а в идеале вообще перекурить, но перекуров не было. Мы ковыряли землю и перемещались с места на место, а машина тем временем уже начала работать. Все это создавало массу неудобств: одно дело – когда землю долбят где-то вдалеке, и совсем другое – когда в метре от твоих ног.