Читать книгу "Рыбаки - Чигози Обиома"

— По причине злостного саботажа дневная добыча страны снизилась на пятнадцать тысяч баррелей в день. Правительство генерала Сани Абачи просит граждан проявлять осторожность и заявляет, что возвращение очередей на заправках — это лишь временное явление. Злоумышленники непременно понесут заслуженное наказание.

Мы терпеливо ждали окончания блока новостей, и вот на экране появился мужчина, методично чистящий зубы.

— В январе? — поспешил спросить брат.

— Я сказал: в начале следующего года, — проворчал отец, опуская глаза (одно веко опустилось лишь до середины). Мне стало интересно, что же на самом деле случилось у отца с глазом. Я как-то подслушал родительский спор: мать обвиняла отца во лжи, говорила, что у него не было никакой «катаракты». Наверное, ему попало в глаз какое-то насекомое, решил я. Мне было тяжко оттого, что я не мог докопаться до истины — вот Икенна или Боджа, будь они живы, употребили бы в дело свою совершенную мудрость и нашли бы ответ.

— В начале следующего года, — пробормотал Обембе, когда мы вернулись к себе в комнату. Затем его голос упал, как уставший верблюд, и он повторил: — В начале. Следующего. Года.

— Это, наверное, в январе? — предположил я, радуясь про себя.

— Да, в январе, и значит, у нас мало времени… У нас его вообще не остается. Очень мало времени. — Он покачал головой. — Не видать нам счастья ни в Канаде, ни еще где, если безумец и дальше будет разгуливать на свободе.

Я очень боялся вызвать гнев брата, но не мог не напомнить:

— Мы ведь уже попытались. Он не умирает. Ты сам сказал: он — словно кит…

— Ложь! — вскричал Обембе, а из покрасневшего глаза у него по щеке скатилась слезинка. — Он — лишь человек и тоже может умереть. Мы совершили всего одну попытку. Всего одну — ради Ике и Боджи, но я клянусь: мы отомстим за них.

В этот момент нас позвал отец — велел помыть машину.

— Я сам все сделаю, — снова перешел на шепот брат.

Он вытер глаза платочком.

Вооружившись полотенцем и ведром с водой, Обембе помыл машину, а после сообщил, что нам следует попробовать план «Нож». Вот как мы должны были поступить: выбравшись посреди ночи из дома, прокрасться в фургон к Абулу, зарезать его и убежать. Описанный план действий напугал меня, но мой брат, этот маленький скорбящий мужчина, запер дверь и закурил — впервые за долгое время. Электричество в доме было, однако он погасил свет, чтобы родители думали, будто мы спим. Ночь выдалась холодная, и все же Обембе распахнул окно. Затем, докурив, обернулся ко мне и прошептал:

— Это надо сделать сегодня.

Сердце у меня чуть не остановилось. Где-то по соседству звучала знакомая мелодия рождественского гимна. До меня вдруг дошло: сегодня же 23 декабря, а значит, завтра — сочельник. По сравнению с предыдущими годами Рождество выдалось поразительно блеклое и скучное. По утрам, как всегда, было туманно, и когда дымка рассеялась, в воздухе остались оседающие тучи пыли. Обычно люди украшали дома, слушая целыми днями по радио и телевизору рождественские песни. Статую Мадонны у ворот кафедрального собора — новую, воздвигнутую взамен старой, оскверненной Абулу, — порой обвешивали яркими сверкающими гирляндами, превращая ее в главное украшение святок в районе. Лица людей озарялись улыбками, пусть даже цены на самые ходовые товары — в основном на живых кур, индеек, рис и все, из чего готовили блюда на Рождество, — взлетали до небес. Но ничего этого не было — по крайней мере у нас дома: ни украшений, ни подготовки. Естественный порядок вещей был словно разрушен напавшим на нас чудовищным термитом горя. От нашей семьи осталась лишь тень.

— Этой ночью, — немного погодя сказал брат, глядя на меня. Его лицо проглядывало во тьме силуэтом. — Я приготовил нож. Убедимся, что мама с папой спят, и выскользнем через окно.

Затем, словно передавая мне слова сквозь размытое облако дыма, он спросил:

— Я иду один?

— Нет, я с тобой, — запинаясь, проговорил я.

— Хорошо.

Мне отчаянно хотелось заслужить любовь брата и не хотелось снова разочаровывать его, но я никак не мог заставить себя посреди ночи отправиться убивать безумца. По ночам в Акуре было опасно, и даже взрослые с наступлением темноты старались лишний раз не выходить на улицу. Где-то в конце прошлой четверти — еще до гибели Икенны и Боджи — нам на утренней линейке сообщили, что Иребами Оджо, мой одноклассник, живший на одной с нами улице, лишился отца: его убили грабители. Как же мой брат, еще ребенок, не боялся выйти из дома ночью? Разве он не знал, не слышал этих страшных рассказов? А безумец, этот демон, наверняка знал, что мы придем, и не собирался спокойно нас дожидаться. Я вообразил, как Абулу хватается за нож и сам убивает нас, и жутко испугался.

Я встал с кровати и сказал, что мне надо попить воды. Вышел в гостиную, где у телевизора все еще сидел отец, скрестив на груди руки. На кухне я чашкой зачерпнул воды из бочонка и выпил. Потом присел в кресло рядом с отцом, лишь кивнувшим при виде меня, и спросил: все ли у него хорошо с глазом?

— Да, — ответил отец и снова отвернулся к телевизору. На экране спорили двое в костюмах, на фоне задника с надписью «Проблемы экономики». Я попытался придумать, как не ходить с братом к Абулу, и в голову пришла одна мысль. Я взял газету, лежавшую под боком у отца, и принялся читать. Отцу это нравилось, он поощрял в нас любые попытки обрести новые знания. Читая газету, я задавал разные вопросы, на которые отец давал односложные ответы, а мне требовалось разговорить его. И тогда я спросил о том дне, когда его дядя отправился на войну. Отец кивнул, однако он уже засыпал, постоянно зевая, и поэтому история вышла короткая.

И все же в деталях она не потеряла: мой двоюродный дед прятался в придорожной роще, готовя засаду на нигерийский военный конвой. Дед и его товарищи открыли шквальный огонь по солдатам, которые, не понимая, откуда летят пули, принялись в панике палить по лесу — и все впустую. Их перебили.

— Ни один, — подчеркнул отец, — живым не ушел.

Я снова уткнулся в газету, молясь про себя, чтобы отец еще задержался в гостиной. Мы разговаривали уже с час, и время было почти десять. Я гадал, чем занимается брат и придет ли он за мной? Отец тем временем заснул, и я свернулся калачиком в кресле.

Прошло меньше часа, наверное, когда открылась дверь и в гостиной послышались шаги. Ко мне подкрались сзади и стали трясти: сперва осторожно, потом настойчиво — но я даже не пошевелился. Я постарался притворно засопеть, но только начал, как отец заерзал и Обембе поспешно спрятался за моим креслом. Потом он прокрался обратно в нашу комнату. Я выждал немного и открыл глаза. Отец спал, уронив голову набок и сложив руки вдоль бедер. На лицо ему через щелку в занавеси падал лучик желтоватого света — от соседской лампы, что часто светила нам из-за забора, — и создавал иллюзию маски из двух половинок, светлой и темной. Вид был поразительный. Я еще некоторое время следил за отцом, а после, убедившись, что брат ушел, попытался заснуть.