Читать книгу "Джон Рокфеллер. Промышленник и филантроп - Аллан Невинс"

Хотя Рокфеллер работал в Нью-Йорке с начала ноября 1877 года и тамошние офисы быстро становились центром деловой активности «Стандард ойл», Кливленд оставался средоточием его личной жизни. Там находились две его обширные резиденции, там жили его друзья и родственники, там располагалась его церковь (он все еще не сделал выбор среди церквей Манхэттена). Естественно, он питал особую привязанность к заводам и офисам компании в Кливленде. В Форест-Хилл, его новом поместье у озера Эри, он построил конюшни, где постоянно держал лошадей, а дороги близ Кливленда были лучше приспособлены для езды, чем улицы Манхэттена.

Как деловой лидер, Рокфеллер уже занимал важное положение. Он был, без сомнения, самым богатым человеком в Огайо и одним из самых богатых в Нью-Йорке, хотя об этом еще многие не знали. Фактически его состояние, возможно, уже сравнялось с состояниями Вандербильта или Уильяма Б. Астора. Когда в 1882 году был образован трест, он владел общим количеством сертификатов на сумму 19 170 000 долларов. Другие его ценные бумаги – железнодорожные и промышленные акции, государственные облигации, его недвижимость и так далее приближались по стоимости к его активам в «Стандард ойл». Все говорили тогда, что он владел одним из пяти или шести богатейших состояний Америки.

Джон Д. Рокфеллер, отпраздновавший в 1878 году 40-й год рождения, был мужчиной крепкого телосложения, почти шести футов роста, с пышной шевелюрой из светло-коричневых волос и густыми рыжеватыми усами. У него были проницательные голубые глаза. Держался он авторитетно, однако отличался спокойствием и дружелюбием. Лишь на короткий миг собеседник замечал на себе его пронзительный взгляд, от которого становилось неуютно.

Для определенного числа «недружелюбных» наблюдателей Рокфеллер был просто крупной фигурой в ненавистном «объединении». В Кливленде и Нефтяных регионах многие конкуренты знали или подозревали, что за ним было последнее слово на совещаниях в «Стандард ойл». Они питали к нему враждебные чувства из-за его способности подчинять их своему курсу. Впоследствии кое-кто изображал его невозмутимым, жестким, желчным и жадным человеком. Однако многие предприниматели, настроенные против «Стандард ойл» или относящиеся к ней критически, в безвыходной обстановке обращались к президенту корпорации, явно рассчитывая на его благородство и доброту. Когда люди исчерпывают все возможности, им свойственно надеяться на справедливость и щедрость. Стоит заметить также, что вне круга сравнительно немногих независимых предпринимателей, которые имели в эти годы прямые контакты с Рокфеллером, он долго пользовался репутацией довольно темной личности даже среди людей своей сферы деятельности.

Несомненно, частичную ответственность за окружавшую его атмосферу тумана и неопределенности нес сам Рокфеллер. Его сравнительно мало знали, поскольку он вел себя неброско и сдержанно, оставляя мало возможности для оценки характера. Он был погружен в себя и ставил в тупик загадочностью своей натуры. Он рано возмужал. С отрочества ему пришлось заниматься бизнесом и брать ответственность за содержание семьи. Он поддерживал идею промышленной концентрации, которая отталкивала девятерых американцев из десяти. В результате он замкнулся, культивировал в себе скрытность и взял за правило «выносить на поверхность как можно меньше». В то время как его острый, обстоятельный, дерзкий ум разрешал большие проблемы посредством напряженного мыслительного процесса, он отгораживался от внешнего мира стеной молчания, словно сооруженной из легированной стали. Но партнеры и друзья замечали под его стальными доспехами личность, совсем не похожую на малосимпатичную фигуру, известную сторонним наблюдателям и оппонентам.

Рокфеллер, которого друзья и партнеры знали в сорокалетнем возрасте, имел широкий кругозор. Теперь он меньше, чем прежде, интересовался деталями и больше уделял внимания крупным проблемам компании. Разумеется, он сохранял острую наблюдательность, ибо замечать важные факты было частью его натуры. Но, становясь зрелым, он по-другому отбирал детали: те частности, на которые он обращал внимание после 1878 года, всегда оказывали влияние на крупные проблемы деятельности «Стандард ойл».

При этом он продолжал нести почти непосильное бремя забот. На нем, в первую очередь, лежали обязанности постоянного планирования и расширения деятельности «Стандард ойл». Кризисные ситуации в производстве, в управлении трестом в ходе конкуренции, в судебных тяжбах или во время расследований правительства заставляли его работать почти неистово, целыми неделями. Тем не менее он терпеливо выносил бремя размером с пирамиду. Ни один партнер не мог привести примера, когда Рокфеллер раздражался или впадал в гнев. Наоборот, многие отмечали его невозмутимость. Партнеры не боялись Рокфеллера. Они приходили к нему с жалобами, предлагали лучшие методы работы и без колебаний бросали вызовы его расчетливости.

Приветствуя предложения и критику, быстро признавая свои ошибки, Рокфеллер вместе с тем сильно беспокоился, когда его партнеры перенапрягались. Он писал письма с требованиями срочного отдыха Бушнеллу, Уордену, Барстоу, Арчболду, Томпсону и Бенджамину Брюстеру. «Для вас и нас ваше здоровье важнее бизнеса», – увещевал он Бушнелла и умолял уставшего Камдена «прервать работу на три, шесть, девять, двенадцать, пятнадцать месяцев… На какое бы время вы ни хотели оторваться от бизнеса, ваша зарплата не пострадает».

Одной группе людей в особенности довелось узнать Рокфеллера как помощника и друга. Это были многочисленные священники и реформаторы, на которых он стал полагаться, как на соратников. Некоторые из них имели высокий статус, например глава Теологической семинарии Рочестера, доктор Августус Х. Стронг, доктор Т.У. Гудспид из Баптистского союза Теологической семинарии в Морган-Парке, Чикаго. К ним принадлежали также доктор С.У. Дункан, бывший пастор церкви Рокфеллера в Кливленде, доктор Джон Э. Клауф и священник в Кливленде, его преподобие Джордж Томас Доулинг. Другие соратники были, как Д.К. Поттер и Х.Л. Морхаус, ревностные миссионеры или скромные священники и работники социальных служб.

Однако подлинный характер Рокфеллера оставался почти никому не известным, поскольку его скрытность порождала ложные представления о нем. В начале 1880 года Пэйн прикидывал перспективы реализации мероприятия, которое он хотел узаконить при помощи Законодательного собрания Огайо. «Против нашей компании имеются столь сильные предубеждения, – писал он 27 февраля Рокфеллеру, – что если мы попытаемся провести такой законопроект, то не сомневаюсь, что он не пройдет, как только узнают, что мы хотели этого».

Это отнюдь не было преувеличением состояния общественных настроений в ряде штатов. Партнеры оказывали давление на Рокфеллера, требуя обеспечить лучшее понимание общественностью позиций и действий компании. Но у Рокфеллера было собственное устоявшееся мнение. «Лучше заниматься своим делом, – писал он позднее. – Нельзя сосредотачиваться одновременно на двух противоположных занятиях. Я сконцентрировался на расширении, развитии и совершенствовании нашего бизнеса, вместо того чтобы отвлекаться на перебранки с клеветниками». Другие руководители «Стандард ойл» чувствовали себя неуютно в связи с нападками извне и даже от сознания возможности таких нападок. «Джон, – воскликнул однажды Флэглер, – у тебя, должно быть, шкура носорога!» Но Рокфеллер оставался невозмутимым. «Нет, – отвечал он, – я не стану втягиваться в споры». Впрочем, в старости он сознался, как эти нападки порой больно ранили его. «Я терпелив, будущее оправдает меня».