Читать книгу "Ацтек. Том 2. Поверженные боги - Гэри Дженнингс"

У них не было домов, они не знали ремесел или искусств, потому что этим людям все время приходилось рыскать в поисках того скудного пропитания, которое можно было добыть в пустыне. Несмотря на то что племена чичимеков, среди которых я пробыл некоторое время, говорили на вполне понятных диалектах науатль, но письменности они не имели, а некоторые из их обычаев и привычек были поистине отвратительными. Но хотя знакомство с их нравами и повергло бы в ужас цивилизованное общество, нельзя не признать, что к жизни в безжалостной пустыне дикари приспособились превосходно, что удалось бы лишь очень немногим из образованных людей.

Первый лагерь, в котором мне довелось побывать, чичимеки устроили на том месте, где, как они знали, можно было докопаться до протекавших внизу подземных вод. На мысль о том, что здесь кто-то живет, наводили разве что костры, на которых готовили пищу шестнадцать или семнадцать составлявших этот клан семей. Утварь была самая примитивная, никакой мебели не имелось вовсе. Рядом с каждым костром были сложены боевое и охотничье оружие, а также принадлежавшие семье орудия и инструменты: лук и стрелы, дротик и атль-атль, нож для снятия шкур, топорик для рубки мяса и тому подобное. Лишь немногие из этих предметов оказались снабжены лезвиями из обсидиана, бывшего редкостью в тех краях, большая же часть оружия изготовлялась из твердого, как медь, дерева куаукселолони: чичимеки заостряли его древесину и придавали ей нужную форму с помощью огня.

Разумеется, добротных постоянных жилищ там не было и в помине, да и из временных-то имелись всего два примитивных маленьких шалаша, сложенных из сухого валежника. Как мне объяснили, в обоих находились женщины на сносях, в связи с чем этот лагерь был более долговременным, чем большинство таких становищ. Я говорю долговременным, имея в виду, что он мог просуществовать несколько дней, а не как обычно — всего одну ночь. Остальные члены племени презирали всякий кров. Мужчины, женщины и даже самые малые дети спали, как в последнее время и я, на земле, но в отличие от меня подстилали не мягкое одеяло из свалявшейся кроличьей шерсти, а грязные потертые оленьи шкуры. Из таких же шкур изготовлялась и их немудреная одежда: мужчины носили набедренные повязки, женщины — мешковатые, по колено длиной, блузы без рукавов, а дети, причем не только совсем маленькие, и вовсе бегали нагишом.

Но хуже всего в этом лагере был смрад: он не мог рассеяться даже по огромному пространству окружающей пустыни, ибо исходил от множества людей, каждый из которых был куда грязнее любого пса. Казалось бы, откуда вообще взяться грязи в пустыне, ведь песок чист, как снег? Тем не менее грязь была. В первую очередь это были собственные выделения на редкость нечистоплотных чичимеков. Эти люди допускали, чтобы пот запекался на их телах, смешиваясь с перхотью и со всем тем, что обычно понемногу и незаметно отшелушивается от тела. Грязь глубоко впиталась в каждую морщинку, каждую складку их кожи, въелась в костяшки пальцев и в запястья, вычернила шеи, угнездилась в ямках локтевых сгибов и в подколенных впадинах. В их спутанных, засаленных, сбившихся в колтуны волосах копошились блохи и вши, а кожаные лохмотья, как и собственная кожа, засалились и пропитались дымом костров, засохшей кровью и прогорклыми животными жирами. Поначалу от этой вонищи у меня перехватывало дух, и хотя в конце концов я перестал ее замечать, но еще долгое время полагал, что чичимеки — самый грязный народ из всех существующих. Однако сами они, естественно, всей этой грязи просто не замечали.

Имена у этого народа самые незатейливые — например, Цокитль, Макатль, Чачапа, что означает Слякоть, Мясо и Ливень. Разумеется, мясо в пустыне добыть очень трудно, а слякоть, не говоря уж о ливне, и вовсе редкие явления. Так что, давая имена детям, родители, скорее всего, воплощали в них свои мечты. Так или иначе, Мясом звали новоиспеченного вдовца, который и пригласил меня в становище. Мы с ним сели у костра, разведенного неженатыми мужчинами в стороне от костров семейных групп. Мясу и его приятелям уже было известно, что я мешикатль, а вот меня терзали сомнения насчет того, как бы лучше, чтобы не задеть хозяев, определить их племенную принадлежность. Поэтому пока один из них, используя вместо черпака лист юкки, разливал нам какую-то непонятную похлебку на вогнутые куски листьев агавы, я сказал:

— Как ты, наверное, знаешь, Мясо, мы, мешикатль, привыкли именовать всех обитателей пустыни чичимеками. Но наверняка у вас есть для себя другое название.

Он обвел рукой разбросанные повсюду походные костры и ответил:

— Вот это все наше племя текуэксе. В пустыне есть много других — паме, джанамбре, уалауис и прочие, — но ты правильно говоришь, мы все чичимеки, поскольку краснокожие.

Я подумал, что у него и его соплеменников кожа скорее серая от грязи и сажи. А Мясо проглотил похлебку и добавил:

— Ты тоже чичимек. Такой же, как и мы, никакой разницы.

Если я возмущался, когда меня называли так рарамури, то уж когда дикарь стал претендовать на родство с цивилизованным мешикатль, просто пришел в негодование. Однако Мясо сказал это мимоходом, и я понял, что ни о каком хвастовстве тут нет и речи. А ведь и правда: под слоем грязи кожа Мяса и его сородичей имела тот же медно-красный оттенок, что и у меня самого. Безусловно, цвет кожи различных племен и отдельных людей нашей расы варьируется от светлого, красновато-золотистого, до красновато-коричневого, темного, как какао, но в целом определение «краснокожий» прекрасно подходит нам всем. По всей видимости, эти грязные, полунагие, невежественные кочевники полагали, что слово «чичимек» происходит не от «чичим» (собака), но от «чичильтк» (красный). А для всякого, кто предпочитал такой вариант, в прозвании «чичимек» не было ничего оскорбительного. Тем более что оно относилось не к какому-то одному племени, но ко всем жителям пустыни, джунглей, деревень и больших городов, то есть Сего Мира в целом.

Поэтому я не стал обижаться, а продолжил с благодарностью наполнять свой желудок (хоть на зубах и похрустывал песок, но похлебка тем не менее была вкусной) и попутно размышлял о связях между разными народами. Было очевидно, что некогда чичимеки имели благодатный контакт с цивилизацией. Например, Мясо упомянул о том, как его жена во время болезни исповедалась богине Тласольтеотль, а впоследствии я узнал, что они почитают и многих других наших богов. Но, находясь в изоляции и невежестве, чичимеки придумывали и свои собственные верования. Так, у этих людей бытовало смехотворное убеждение в том, что звезды — это бабочки, сделанные из обсидиана, а их мерцание представляет собой всего лишь отражение лунного света от трепещущих крыльев из блестящего камня. Поэтому они придумали богиню Итцпапалотль, Обсидиановую Бабочку, которую считали самой могущественной из всех богов. Что ж, в ночной пустыне звезды особенно яркие, там действительно создается впечатление, будто они парят совсем низко, лишь чуть-чуть за пределами нашей досягаемости.

Но даже при том, что чичимеки имеют кое-что общее с более цивилизованными народами, и несмотря на то, что они сами считают всех краснокожих состоящими между собой в родстве, они относятся к соседям вовсе не так, как это принято между родственниками. Напротив, грабить, да и не только грабить, «ближних» у них вовсе не считается зазорным.