Читать книгу "Призрак былой любви - Джудит Леннокс"

— А вы, мисс Либерманн? — спросила я. — Вы тоже жили здесь?

— Только отдыхала. Когда Тильда купила Красный дом, я уже была замужем.

— Я изучаю материалы, связанные с программой Kindertransporte, — сказала я. В 1939 году десять тысяч детей были вывезены из нацистской Германии и спасены от верной смерти — капля в море в сравнении с обреченными шестью миллионами, но все же довольно много. — Путешествие на поезде… Голландия… отъезд из Германии… Вы это помните?

Рози поставила свой бокал.

— Я плохо помню последние недели перед отъездом из Германии. Подозреваю, мои родители, должно быть, делали все для того, чтобы я жила как обычно, без каких-либо потрясений. Хотя, разумеется, то было не обычное время. Я толком не понимала, что происходит, пока мы не оказались на вокзале в Берлине и не пришла пора расставания. Я ведь думала, что увижу родителей через несколько недель. Но когда поезд тронулся, я увидела, как мама спряталась за спину отца и закрыла лицо руками. Она не могла смотреть, как я уезжаю. Ей было нестерпимо думать, что она видит меня в последний раз.

— И больше вы их не видели? — тихо спросила я.

— Нет. И мама, и папа погибли в Освенциме.

Потрясенная, я пробормотала что-то невразумительное.

Ужасное расставание, ужасная потеря.

— Тильда и Макс заменили мне семью. Тильда, Макс и тетя Сара. Первый год моего пребывания в Англии я почти все время жила у тети Сары. Я постоянно болела — тонзиллит, — и врач сказал, что мне нужен деревенский воздух, вот Тильда и отправила меня в Болотный край. В тридцать девятом году редакция газеты направила Макса за границу, но он решил, что брать меня в Париж опасно. У меня не было ни нормального паспорта, ни визы, и я снова вернулась к тете Саре. Франклины возвратились в Лондон в декабре, и мы все вместе встретили Рождество. Потом, на Новый год, Макса послали в Амстердам. — Рози помолчала. — Я знала, что перед Тильдой стоит трудный выбор — ехать за границу с Максом или остаться в Англии, чтобы все дети жили вместе, — поэтому я сказала ей, что мне очень нравится жить в Саутэме. И я не лгала: мне правда там очень нравилось. Я выросла в городе, и жизнь в деревне была для меня настоящим приключением.

Кто-то крикнул:

— Рози! Рози… иди сюда. Тильда хочет знать, что сказал профессор Херманн…

И Рози, извинившись, исчезла в толпе.

Я услышала хруст гравия под чьими-то ногами и снова устремила взгляд в окно. Сначала я увидела белокурую голову Патрика, потом, в обрамлении живой изгороди, — темноволосую женщину, шедшую рядом с ним, и маленькую девочку, державшую его за руку.

Конечно, я сразу догадалась, кто они такие. Женщина, вероятно, была женой Патрика, девочка — его дочерью Элли. Я схватила с подноса бокал апельсинового сока, пробралась через толпу в коридор и побежала в маленькую комнату, которую Тильда предоставила мне. В понедельник я обычно приезжала в Красный дом, беседовала с Тильдой и оставалась на ночь, а во вторник после обеда возвращалась в Лондон. Всю оставшуюся неделю я заносила в компьютер свои записи и проводила предварительные исследования.

Комната была завалена папками и блокнотами с материалами о программе Kindertransporte и о Движении по спасению детей-беженцев. Бросив взгляд вокруг, я поняла, почему мне так грустно: в сравнении с семьей Тильды моя собственная была хилой и анемичной. Отец, сестра, два племянника и зять. Вот и все мои родственники. С отцом мы ладили плохо, постоянно раздражали и расстраивали друг друга; с племянниками ни о чем серьезном не поговоришь — малы еще; зять, если не работал, от усталости засыпал в кресле перед телевизором. И хотя сестру я любила, каждой из нас, похоже, не хватало того, что было у другой. Я завидовала Тильде, ведь у нее была большая, шумная, необычная семья. Я тоже хотела иметь такую семью, и мне не доставляло удовольствия чувство непричастности, которое неизбежно испытывает посторонний человек на чужом семейном торжестве.

Пытаясь отвлечься от невеселых мыслей, я задумалась над вопросом, занимавшим меня в последнее время: о событиях 1947 года. Я спрашивала об этом Тильду, но она раздраженно ответила:

— Мы дошли только до тридцать девятого, Ребекка. Я слишком стара, чтобы скакать от одного года к другому.

Тильда была организованным властным человеком, и я привязалась к ней за те несколько месяцев, что мы общались. Она, как и в молодости, всегда была энергичной и импульсивной; рядом с Тильдой, полной энтузиазма и жизнелюбия, я чувствовала себя усталой и циничной.

Я взяла кое-какие материалы, чтобы было чем заняться в выходные, и покинула Красный дом. Подумала, что Тильда, окруженная родственниками, не заметит, что я ушла не попрощавшись. Почти дойдя до ворот, я вдруг услышала за спиной шаги. Я обернулась.

За мной по аллее, с ребенком на руках, бежал Патрик. Документы выскользнули у меня из рук и разлетелись. Некоторые прилипли к фигурным кустам, повисли на ветках, будто листовки на доске для объявлений.

— Я увидел тебя из гостиной, — сказал он.

Я стала собирать бумаги. Это было очень кстати, хоть как-то заполнило возникшую после его слов неловкую паузу.

— Мне пора.

— Джоан накрывает на стол.

Я покачала головой.

— Это семейный праздник, Патрик. — Я постаралась произнести это бодрым тоном. — А мне надо поработать.

— Я провожу тебя до машины.

— А жена тебя не потеряет? — резко спросила я.

Он посмотрел на меня.

— Дженнифер? Не думаю. — Голос у него был скорее усталый, чем сердитый.

Девочка извивалась у него на руках. Бросив на меня мимолетный взгляд, она сказала:

— Пап, опусти меня. Я хочу поиграть в саду.

— Элли, это Ребекка, — представил меня дочери Патрик. — Ребекка, это моя дочка Элли.

Но девочка уже убежала: спрыгнула с его рук и нырнула под переплетенные желтые ветви живой изгороди.

— Красивая, — сказала я. Малышка и впрямь была мила.

— Живчик. — Патрик устремил на дочь полный обожания взгляд. — Ее отдали мне на выходные. Секунды на месте не сидит, правда, Элли? — Он протянул руку, и девочка, выскочив из кустов самшита, кинулась к нему.

Мы пошли по дороге к моей машине. Сельская природа в мае поражала красотой: терновник стоял в белом цвету, на деревьях распускались листочки. Я открыла машину, бросила бумаги на заднее сиденье. Элли, даже не думая о том, что на ней белое нарядное платье, радостно возилась в луже на обочине дороги. Патрик, как и его дочь, почему-то постоянно дергался.

— Я хотел позвонить тебе, но был чертовски занят, — сказал он.

— По поводу Дары?

— Дары? — недоуменно повторил он. — Нет, я подумал, что мы…

— Патрик. О, Элли. Патрик, ну куда ты смотришь?!

Я подняла голову. Дженнифер Франклин, с гримасой недовольства на красивом лице, решительно подошла к дочери и вытащила ее из лужи.