Читать книгу "Эшафот забвения - Виктория Платова"

Я поднялась со стула, и уже у самой двери Братны окликнулменя:

– Ева! Советую тебе быть поосторожнее с АндреемЮрьевичем. По-моему, ты нажила себе врага.

– Я этого не хотела.

– Ты здесь ни при чем. Мы поспорили с ним. Я сказал,что ты никогда не написала бы подобных записок. Ты никогда не стала бышантажировать нас. Я слишком хорошо чувствую людей, которые со мной работают.Кто угодно, только не ты… Он проиграл мне перстень Давида Строителя, а этодевятый век. Фантастическая ценность.

– Я остаюсь при своем мнении. Никому нельзя доверять, –вклинился Кравчук. – Возможно, эта милая дама и ни при чем. И вообще, нет уменя никакого перстня. Это я так, прихвастнул.

– Очень некрасиво с твоей стороны, – поморщился Братны.

– Извини, – впервые за время разговора Кравчукулыбнулся, – если хочешь ехать, то поехали сейчас, у меня еще уйма дел… Почемуне купишь себе машину, Братны? С тех бабок, которые у тебя крутятся, давноможно было бы.

– Не могу. В целях национальной безопасности. Слишкомбольшое искушение наехать на зазевавшегося пешехода. И только для того, чтобыпотом отследить мизансцену. Смерть интересует меня во всех проявлениях.

– Пусти себе пулю в лоб, – вяло посоветовал Кравчук.

– Я не хочу быть участником, только сопровождающим. Додверей и обратно. Я вас покину на несколько минут, друзья мои…

Подтянув штаны, Братны вышел из комнаты. Мы с Кравчукомостались вдвоем.

– Я больше не представляю опасности, Андрей Юрьевич? –спросила я.

– Представляете, – ему явно не хотелось говорить сомной, – все представляют опасность, так или иначе. А вы особенно. Ничем непримечательная ассистентка со знанием восточных единоборств…

– Вы же занимаетесь оригами в свободное от работывремя? Тоже, между прочим, искусство, пришедшее с Востока.

– ..и не просто восточных единоборств. Это экстракт излучшего в них, специальная методика. Откуда вы ее знаете?

Не рассказывать же ему историю своей жизни, в самом деле!

– Я неопасна. Поверьте. Я гораздо менее опасна для вас,чем тот, кто пишет эти записки. Вы хотели ударить меня – я защитилась. Вот ивсе.

– Вы ведь не имеете никакого отношения к кино.

– Почему же? Я пока справляюсь со своими обязанностями.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

Пожалуй, только теперь мы попытались раскрыть карты.

– Я не работаю на спецслужбы, если это вас интересует.

– Меня это интересует, но я знаю, что вы не работаетена спецслужбы.

– Вот как?

– Если бы даже вы и работали, предположим на минуту,что это так… Они бы снабдили вас куда более убедительной легендой. Идокументами – тоже гораздо более убедительными, чем любые настоящие. Вас всегдаможно было бы проверить. Но я ничего не узнал о вас, как ни старался. А япрофессиональный человек.

– Интересно, Андрей Юрьевич, что могут отслеживатьгипотетические агенты спецслужб в такой богадельне, как “Мосфильм”?

Я сказала это просто так, не вкладывая в слова никакогосмысла, и лицо Кравчука неожиданно закаменело:

– В любом случае я не верю вам.

– Тогда почему вы решили убрать своего мальчика? Он мнеочень понравился. – Я не узнавала себя, сейчас я разговаривала с Кравчуком, какразговаривала бы с ним несостоявшийся агент по спецпоручениям АннаАлександрова: та же вялая ирония, то же ощущение собственной силы, та жеготовность к рискованным играм, тот же цинизм – и никаких моральных принципов.Месяцы подготовки в закрытой конторе Кости Лапицкого не прошли бесследно, давнозабытое ощущение веселой ненависти к миру – в котором можно полагаться толькона себя, но не верить даже себе, – накрыло меня с головой. По тонкому льдуидешь, девочка, так недолго и сорваться. “Девочка”, я уже давно так к себе необращалась. “Девочка” относилось к совершенно другому времени, в котором я былаослепительной красоткой, роскошной сукой без принципов и моральныхобязательств, дорогой шлюхой с парой лишних козырей в кармане. Черт возьми, ядействительно не узнавала себя.

А знала ли я себя когда-нибудь по-настоящему?

– В вашем случае он бесполезен. – Только теперь янаконец-то заметила, что после инцидента на площадке между этажами он сноваперешел на “вы”. – Если бы вы хотели – обставили бы его в два счета. Зачемпопросту парня гонять?

– Пожалуй, вы правы.

– Вы постоянно удивляете меня, Ева. А я очень не люблюудивляться. Мне противопоказаны сильные эмоции.

– Фигурки из бумаги входят в число медицинскихпоказаний?

– Вы выбрали не тот тон разговора.

– Простите. – Мне действительно не хотелось лишний раззадевать попранное самолюбие Кравчука.

– Я не могу относиться ко всему, что произошло, с тойже легкостью, с какой относится к этому Анджей. Он гениальный человек, ноиногда путает кино с жизнью. Это профессиональное заболевание. К тому же этизаписки…

– У вас достаточно людей, чтобы найти анонимщика. Хотяначинать нужно было не с этого, а с убийства актрисы.

– Вы тоже не проявили должных моральных качеств, –запоздало упрекнул меня Кравчук.

– У меня не было выбора.

– Да, пожалуй. Хоть в этом мы союзники. Кстати, вы незнаете марку пистолета моего телохранителя?

– “ЗИГ-зауэр”, – машинально сказала я и тут жеприкусила язык, совсем потеряла контроль над собой, даже профурсетки сПлас-Пигаль ведут себя более осторожно.

Кравчук удовлетворенно улыбнулся.

– Действительно, “ЗИГ-зауэр”, швейцарская пушка, вРоссии встречается крайне редко. Ну, не мне вам объяснять. Это относится кобласти специальных знаний. Или этому тоже обучали на реабилитационных курсахжертв изнасилованию.

-Повторяю, я для вас неопасна.

Он хотел поверить мне – я видела это; хотел и не мог.

– Знаете, чего бы я хотел больше всего? Чтобы на местебезобидной старухи оказались бы вы. Так, для личного спокойствия. И хлопот былобы меньше. И головных болей.

– Я польщена. Приглашение в ресторан не отменяется?

– Конечно же, нет. Я не смог узнать о вас ничего, иэто, как ни странно, мой козырь. Вы ничего не знаете обо мне – и это ваш козырь.Я предлагаю вам заключить пакт о ненападении.

– Согласна.

Дверь открылась, и в нее протиснулась лохматая головаБратны:

– Не помешал вашему интиму?

– Нет, конечно. Тем более что мы уже закончилиразговор. И, кажется, пришли к взаимопониманию Не так ли, Ева? – Кравчук собралсо стола адресованные нам записки и сунул их в карман.