Читать книгу "Глаз ведьмы - Василий Веденеев"

— Вы по-прежнему уверены, что ведьма — ключ?

— Если не ключ, то связующее звено и их глаз. И козырная карта, которую трех не разыграть!

Колченогий тихо рассмеялся и легонько похлопал собеседника по плечу, как бы приглашая посмеяться вместе, но Жукову было не до веселья: он желал получить от хромца как можно больше информации, чтобы сопоставить ее с той, которой располагал сам. Отсюда непременно многое станет более ясным и понятным. А профессионалу иногда достаточно намека или вскользь брошенного замечания. Даже одного слова!

— Они тоже в паузе? — уточнил он, имея в виду противников.

— Пока да, — важно ответил колченогий. — Думаю, некоторое время будет сохраняться статус кво, а потом… Впрочем, не стоит загадывать! Помните, как святой апостол Павел писал в Послании к римлянам: если возможно с вашей стороны, будьте в мире со всеми людьми… Вряд ли такое возможно в наше время, поэтому загадывать не станем. Кстати, скоро непременно начнутся всякие новации, затягивание гаек, переделы и прочее, следовательно, найдутся желающие смыться отсюда с деньгами.

— Согласен. А вы не жалейте, что Серов остался жив: больше он не сунет нос в чужие дела.

— Ну, я всегда говорил: что Бог ни сделает, все к лучшему! — Николай Семенович тонко улыбнулся и пожал руку Ивана Андреевича выше локтя. — Идите, друг мой. Думаю, вам тут уже порядком наскучило, а у меня есть еще некоторые делишки.

И он захромал туда, где раздавали проспекты и яркие буклеты. Жуков недоуменно пожал плечами — ему казалось, что они не договорили до конца, — но спорить не стал и с чувством облегчения покинул клуб. Он никогда не любил больницы, поликлиники и прочие лечебные заведения, так же, как не выносил разговоров на тему болезней или обсуждений лекарственных препаратов.

Ладно, по крайней мере выяснили, что старик недоволен, но удалось его убедить не тратить попусту порох на разносы и выговоры: кто виноват, что у Серова башка необычайно крепкая и уцелела под несущими смерть обломками и взрывной волной? Кто виноват — исполнители акции, сам Жуков, неугомонный Серов или его ангел-хранитель? Поэтому нечего…

На улице после кондиционированной прохлады клуба навалилась жара, и Иван Андреевич поспешил сесть за руль: ветерок продует, станет полегче. Вырулив на оживленную магистраль, он привычно втиснулся в бесконечный транспортный поток и подумал: время идет так же быстро, как мчатся по трассе разноцветные машины — все в одну сторону! Колченогий тоже не вечен, и надо постоянно держать руку на пульсе, чтобы успеть вовремя подхватить выпавший из ослабевших пальцев скипетр.

А с гибелью Левы Зайденберга еще ничего не кончилось, и как все сложится дальше, никто не скажет, только разве Господь Бог? Как бы исхитриться и выяснить, на чьей он стороне в завязавшейся смертельной схватке…

Славка разлил по стаканам остатки водки, любовно чмокнул пустую бутылку в донышко и отправил ее под стол, а на освободившееся место водрузил новую, полную «христовой слезы». Уже который день для него не прекращался неожиданный праздник с выпивкой, приличной закуской и даже знакомыми шалашовками, пару раз остававшимися ночевать. Все как у людей, все путем, а о том, что может таить в себе день грядущий, Славик давно отучился задумываться, не желая попусту обременять голову. Долгие месяцы в переполненных и душных камерах следственных изоляторов, а потом годы, проведенные в зонах под гавканье сторожевых псов, сформировали у него твердый жизненный принцип — думать вредно для здоровья! Вторым принципом стало: жить сегодняшним днем, а завтра что Бог даст, то и будет! Есть лишняя пайка, так сожри ее сейчас, не откладывая, не то отнимут, или, того хуже, пырнут завтра заточкой в печень, или пришибет бревном на погрузке. Сколько он видел загадывавших на будущее, и ни у одного ничего не высветило. Поэтому ну его к бесу!

Он подцепил на вилку кусочек ветчины и поднял стакан.

— Давай!

— Будем! — чокнулся с ним сидевший напротив Фомич.

Это на его деньги гудели и приглашали шалашовок. После памятной встречи в заветном «сквознячке», когда его заставили звонить Волкодаву по мобильному телефону, Власов решил: жизнь его кончена, и как только он скажет последнее слово, наступит и последняя минута. Пустят пулю в сердце из «авторучки» или полоснут ножом по горлу — и захочешь, да не сумеешь закричать, захлебнувшись кровью.

К его удивлению, странные мужички забрали у него телефон и словно испарились, как привидения под первыми солнечными лучами.

Секунду спустя Фомич кошкой шмыгнул в неприметную щель и очутился в соседнем дворе, а оттуда рванул к Покровке и зарысил в лабиринт старых улочек у Мясницкой.

Естественно, он постоянно петлял, заскакивал в проходные дворы и подъезды, надеясь скинуть с хвоста возможную погоню или слежку: кто знает этих парней — вдруг отпустили лишь с целью позабавиться и потом лишнего поглумиться, когда решат кончить комедию и замочить тебя в пропахшей нечистотами подворотне? Или выслеживают, куда он рванет? Однако чутье подсказывало, что в данный момент он им до лампады — это серьезные люди, и они не станут гоняться за всякой вшивотой, а он, как ни пыжься, для них навсегда останется вшивотой. Им нужен оперок, господин Серов по кличке Волкодав! Они его начнут обкладывать, и упаси Бог несчастного Власова позвонить своему хозяину и предупредить, что его стукач ни сном ни духом никогда ничего не знал о взятом в заложники еврее. Тогда точно пришьют, а сейчас еще есть надежда вывернуться.

Надежды надеждами, но всю голову сломаешь, пока придумаешь нечто путное, и Анатолий Александрович понуро поплелся домой. Кажется, за ним никто не следил, но на душе от этого легче не стало — Волкодав тоже не помилует!

По дороге он позвонил приятелю, и тот немедленно выгрузил на него весь запас московских вариаций общероссийского мата, помянув родню Фомича до седьмого колена. Оно и понятно, дело сорвалось, поскольку Власов не явился на условное место встречи. Успокоив дружка, Анатолий дал отбой намеченным мероприятиям, а дома весьма категорично предложил сожительнице отправиться на недельку к матери, подсластив пилюлю парой сотен долларов из личной заначки. Баба в создавшейся ситуации лишь обуза, путы на ногах.

— Опять залетел? — взвизгнула подруга. — Отдай все, не жмотничай, отберут ведь на обысках.

— Тихо ты, дура! — цыкнул Фомич. — Дела у меня, ясно? На вот еще сотенную и вали. Вернешься, когда позову.

— Толя, миленький, — пытаясь его разжалобить и выжать еще хоть одну заветную бумажку, она приготовилась пустить слезу, размазывая по щекам тушь с ресниц, но он быстренько вытурил ее за дверь.

Ничего, пускай проветрится, тем более, мать ее живет в Лобне, где в случае чего не сразу додумаются искать, а в паспортах у них никаких штампов нету.

Вздохнув с облегчением, он наскоро перекусил, собрал самое необходимое в сумку, рассовал по карманам все имевшиеся в доме деньги, сунул в специально сделанный в брюках, очень глубокий часовой кармашек у пояса любимый выкидной нож, заточенный до бритвенной остроты, и вышел из квартиры.