Читать книгу "Последний князь удела. "Рядом с троном – рядом со смертью" - Дмитрий Дюков"

Процесс стрижки механизировать на данном этапе казалось невозможным, поэтому единственное, что можно было сделать, — это ускорение и облегчение работ, дабы мог справиться с ней и ребёнок. Этого надеялись достичь внедрением деревянного станка с ярмом для фиксации овцы, да внедрением облегчённых ножниц с изогнутыми рукоятями.

Савва, правда, выражал сомнения в возможности заведения этих новшеств.

— Юртовщики-то простые пружинчатые ножни за богатство держат. Что в Поле,[101]что у нас, на Руси, чёрный люд токмо гребнями по весне линялый волос чешет.

Ну, крутились у меня мысли, массовым улучшенное орудие труда овцеводов сделаем попозже, нам бы богатых обеспечить — и то дело.

С переборкой шерсти по цветам и сортам тоже было неясно, что можно придумать модернового. По-моему, чтобы выполнить эту задачу с помощью механизмов, для них одновременно требовался в комплекте искусственный интеллект. Приходила на ум лишь оптимизация рабочего процесса, дабы каждый сортировщик не копался в своём мешке с сырьём, а работал без лишних телодвижений на аналоге конвейера из холста и деревянных валов. Вот мойку, очистку и вычёсывание представлялось вполне возможным в значительной мере освободить от ручного труда. Любой, кто видел в своей жизни работающую стиральную машинку советских времён с резиновыми валиками для отжима, да пользовался круглой проволочной расчёской для волос, являлся уже потенциальным инженером простейших устройств для очистки и чесания.

Конечно, оставалась куча проблем, связанных с ограниченностью доступных материалов и средств их обработки, но это уже было заботой местных кадров. Получив принципиальную схему, угличские-ремесленники, на мой взгляд, вполне могли выдать работающий прототип.

Устройство чесалки с вращающимися зубчатыми валами восхитило плотника Савву.

— Ловко как, яз же два дня очей не смыкал, удумывал, как гребни к палкам приспособить, да чтоб ходили ровно, а эвона как всё просто.

— Раз тебе это просто, служить тебе механиком за мной, — развеселился я энтузиазму плотника, одним долотом, топором да буравом воплотившего в жизнь большую часть замыслов своего сумасбродного князя.

— Что ж се за чин? Ослобони, княже, яз к древодельству более обвычен, а тута, видать, за Камень[102]ехать придётся, — насторожился Савва, именуемый мною по отцу Ефимовым.

— Не тужи, это не меха добывать, эт самодельные штуки творить, чтобы они сами нужные дела работали, — успокоил я мастера.

— Розмыслом, значит, — перевёл на свой лад Савва. — Такое мне, мню, по силам.

До нашего отъезда этот древоделя успел сделать ещё две пары колодок с клиновым расширением, которые оставили бездельничающим пряхам с заданием на них пробовать вылепить обувь из войлока. Что валенки именно лепятся, и ещё обрабатываются горячей и тёплой водой, помнилось мне всё из того же памятного тура по Волге, вроде бы в каком-то городке наличествовал в свое время целый музей валяной обувки.

За двенадцать дней до Рождества из Углича выдвинулось сразу несколько отрядов. Мы с кузнецом Акинфовым, Жданом, Бакшеевым и с тремя охранниками двинулись в сторону Кашина. Три небольших обоза под охраной шести дворян двинулись на Москву, Ярославль и Вологду. В эти города на санях отправлялись изготовленная Акинфовым сталь да остатки мехов из кладовых Тучкова. Слишком уж острая нужда в деньгах нас прижала, поэтому приходилось обращать в монету остатки царских подарков. В приказчики с торговыми санными поездами Ждан отрядил самых доверенных людей. На Москву ещё отправился подьячий Семён Головин, бить челом о печати своего учебника арифметики. Также назначенным торговцам от удела вручили списки того, что поискать в продаже, и если и нету, то хотя бы прицениться по расспросам. Требовались мне практически все образцы сырья и полуфабрикаты, что можно было найти в продаже, а именно — квасцы, металлы, кроме железа, прочие минералы, очищенные и в рудах, и обязательно купоросы, хотя бы для того, чтобы разобраться, что это за штуки.

На подъезде к Кашину наш отряд повстречал разъезды московского войска, собиравшие фураж и провиант для идущих к Твери полков.

— Рать уж за Новгород должна нынче поспеть, — удивился такой встрече Бакшеев.

— Заместничали[103]воеводы, челом друг на дружку в отечестве били, пока их царь да бояре судили, чуть не две седмицы прошло, — охотно пояснили причину задержки войсковые фуражиры.

— Каждый божий день дорог, а наши начальные люди прю междусобойную[104]учиняют, — расстроился Афанасий. — Пущай вся страна огнём горит, они с места не двинутся, лишь бы родового местного счёта не потерять.

— Да бояре и окольничьи и далее бы судили да рядили, да царёв слуга Борис Фёдорович Годунов умолил государя дать им невместные грамоты.[105]Також пообещал он пред всем войском, что ежель кто над врагом лукавством победу учинит аль хитрым, або тайным делом, не в укор то будет, и награда за то выйдет великая, может, и богаче, чем за прямой бой, — поделились последними новостями словоохотливые воины.

— Вот оно как, рачительно рассудил боярин, — одобрил такой наказ пожилой рязанец.

Ещё через два дня мы уже въезжали по Большой Углицкой улице в Городецк, главный город Бежецкой пятины. Встречали нас на удивление приветливо. Несмотря на крепкий мороз, на улицу вывалило немало народа. Чем я так полюбился абсолютно мне незнакомым бежичанам, было совершенно непонятно. Для нашего постоя освободили хоромы городского приказчика, их начисто отскоблили и даже, кажется, обкурили ладаном. Не успели мы расположиться, как волной пошли челобитчики с дарами, опять же чем конкретно им мог помочь князь Угличский, было не ясно. Из потока просьб я понял, что посадских до смерти достала городская администрация и покрывавший её дьяк из четверти Петелина. Каждый второй просил, чтобы я бил царю Фёдору Ивановичу о пожаловании мне их городка в удел, некоторые намекали, что есть у меня на него какие-то права.