Читать книгу "Лето перед закатом - Дорис Лессинг"

– Ну почему у меня все не как у людей? Почему? Вот, например, у меня всегда такое ощущение, что все это не имеет никакого значения. Я говорю обо всей этой шумихе вокруг бедных, благотворительности и прочем, о всяких там организациях по спасению человечества – словом, о такого рода мышиной возне. Я знаю, что я бессердечная, злая, – мне об этом все уши прожужжали. А мне хоть бы что, я все равно не могу проникнуться важностью этой проблемы. Вот Уильям до сих пор считает себя должником своих арендаторов – у него их, кстати, совсем немного. И все свои деньги он всаживает в благотворительность. А Филип… Ну, этот не остановится ни перед чем, он будет бить яйца и делать омлет, если уже не начал, но как он может верить в то, что это правильно, как он может? По-моему, он просто псих, а может, это я псих, а не он. Или, например, Стэнли. Он самый активный, я имею в виду его деятельность. Он действительно делает что-то полезное. Не от случая к случаю, а постоянно, систематически. Но когда я бываю с ним, меня не оставляет мысль, что он бьет мимо цели, мимо цели, мимо. Ну ладно, ну обеспечил он крышей над головой три сотни человек… а остальные? Вот он не понимает этого, и, возможно, он прав? Что мне делать, Кейт? Почему я такая непутевая? Филип говорит – потому, что я просто родовитая сучка, которую с детства приучили думать только о себе. Но это неправда. Я целый год помогала Стэнли в его работе – вы не знали? Представьте себе. Жила в тесной вонючей квартирке, где кроме меня обитало еще пять человек; и мы работали дни и ночи напролет, чтобы дать бездомным кров. И все время я думала: не в этом суть. А в чем? Что нужно?

– Не знаю – откуда мне знать?

С этого дня Кейт стала рассказывать Морин разные эпизоды из своей жизни. Она не могла припомнить, как именно это началось, но вскоре они уже ничем другим не занимались. Раньше Кейт не считала свои воспоминания сколько-нибудь значительными или интересными; теперь же она выносила им оценку по реакции Морин.

– Расскажите мне что-нибудь, Кейт.

– Давай я тебе расскажу о Мэри Финчли. Ты знаешь, я очень нескоро раскусила, что мы с ней совершенно разные люди. Она вообще стоит особняком среди моих знакомых. Вот, например, говорят: «дикая женщина»… если мужчина говорит так женщине, значит, он ее немножко побаивается, но в глубине души восхищается ею. И женщина чувствует себя польщенной и даже подыгрывает ему слегка, стараясь доказать, что в ней есть что-то от дикаря. Но это не так. Нет. Вот ты, Морин, наверное, думаешь о себе: «А ведь я дикарка, меня голыми руками не возьмешь!» Но ты заблуждаешься – ты совсем ручная. Мэри же действительно необузданная. Например, у нее совершенно отсутствует чувство вины. Все мы опутаны невидимыми цепями, цепями вины, обязательств: надо делать то, не надо делать этого, это плохо сказывается на детях, а это несправедливо по отношению к мужу. Мэри же не обременена этим чувством. Правда, она получила самое ординарное воспитание. Я до сих пор так и не разобралась, что же в нем было упущено. Возможно, она от природы такая. Она очень рано вышла замуж. Впервые я поняла, что с ней что-то неладно, когда она мне сказала: «Я вышла замуж за Билла, потому что он зарабатывал больше, чем другие мои поклонники». Нет, подожди, немало найдется женщин, которые вышли замуж по таким же мотивам, но они стараются так или иначе завуалировать свои мысли и поступки: он мне больше всех понравился, он меня покорил своим обаянием, меня потянуло к нему как к мужчине. Но только не Мэри. Она сказала так, как на самом деле. Родители ее не были богаты. А Билл души в ней не чаял. Он и сейчас к ней не переменился. Большую роль в их жизни играла постель. И по сей день так. Тем не менее Мэри стала изменять ему с первых же дней. Помню, однажды меня чуть удар не хватил. Я сидела у окна и что-то шила; выглянула в окно и вижу – к Мэри в дом вошел посыльный из магазина. Он пробыл у нее довольно долго. Мне и в голову ничего дурного не пришло. Я подумала, что Мэри предложила ему чашку чая и все. На другой день я как-то вскользь упомянула об этом в разговоре, и Мэри вдруг говорит: «А он ничего парень – огонь!» В первый момент я подумала, что она шутит. Потом – что просто бахвалится. Ничего подобного, такая уж она есть. Идет она, скажем, в магазин, и если ей приглянулся кто-нибудь по дороге, а дома никого – считай, дело сделано. И больше она к этому вопросу не возвращается. Такая она всю жизнь – даже во время беременности и когда кормит грудью: ей все нипочем. Когда я спрашиваю об этом, она отвечает: «Что делать, мне одного мужика мало!» В такие моменты она выглядит чуть-чуть растерянной… не только потому, что ты кажешься ей слишком уж пуристкой. Как-то я влюбилась в одного человека… глупейшая была история, но именно тогда я поняла, насколько глубока разница между нами. Она никогда никого не любила и не знает, с чем это едят. Когда я рассказывала ей о своих чувствах, она просто не понимала, о чем идет речь. Сначала я, как всегда, решила, что она меня разыгрывает. Ведь она думала, что все это плод моего воображения. Да-да, она вполне серьезно считает, что никакой любви в природе не существует, что все это басни или что-то вроде тайного уговора – как в сказке, когда решили не замечать, что король гол. Приблизительно в то же самое время я сделала еще одно открытие: оказывается, Мэри почти ничего не читает, спектакли по телевизору не смотрит. Она говорит: «Это все о том, как люди мучают друг друга из-за чепухи». Читает она только детективы, детские приключенческие романы и рассказы о животных. Я даже одно время подозревала, что у нее мужская психология. Ничего подобного. Просто любовь – любовь романтическая, вся эта игра, порожденная вековой цивилизацией, – выше ее понимания. Она всех нас считает чокнутыми. Все проще простого: тебе приглянулся мужчина и ты ему тоже, вы идете в постель и занимаетесь любовью, пока одному из вас это не наскучит, а тогда до свидания, и все довольны и счастливы…

– А как на это смотрит ее муж?

– А, вот ты и попалась, этим вопросом ты доказала, что ты не дикарка и не похожа на Мэри. Ты слушала и думала: «А как же относится к этому муж, дети?» Так ведь? Точно. Ну так вот. Она спала с другими с самого начала. Но все это было настолько мимолетно, что прошло немало времени, прежде чем Билл понял, как обстоит дело. Он припер ее к стенке, и тогда она заявила: «Да, я такая». Это его ошеломило, ибо сам он не такой. Он стал устраивать ей сцены, и она всякий раз ужасно расстраивалась и ей было неприятно. «Из-за чего, собственно, такой шум?» – недоумевала она. Это-то как раз и ставило Билла в тупик – то, как Мэри относилась к своим изменам. Она совсем не чувствовала за собой вины. А ведь у них уже было трое детей. Мэри любила повторять: «Дети – большая радость, но как они мешают жить». Ну, ей-то, положим, они не очень мешали. Однажды Билл пришел домой и застал Мэри в постели с мужчиной, которого она даже по имени не знала. Самый маленький их сынишка находился в коляске в той же комнате, а другой, постарше – Седрик, прелестный малыш – играл тут же на полу. Билл затеял развод. Он был убит горем. Мэри тоже. Билл получил развод и опеку над детьми. Мэри ничего не оспаривала, да это все равно не спасло бы положения. Год спустя они опять сошлись. За это время он так никого и не полюбил. Он говорил, что после Мэри не может привыкнуть ни к одной женщине: «Она, конечно, шлюха, слов нет, но во всех других отношениях – просто золото». Я лично думаю, что он так терпим к ней потому, что не расценивает неверность жены как выпад против себя или оскорбление своего мужского достоинства. А когда он, случается, изменит ей, она покричит немного, успокоится, и дело кончается постелью. Секс, ничего не поделаешь. Тот год, когда они были в разводе, оба ходили как в воду опущенные, но каждый смотрел со своей колокольни. Он развелся с порочной женой, которая развращала его детей, а она считала себя жертвой ненормального мужа. «Ну что на тебя нашло? – озадаченно спрашивала она. – Ведь живем душа в душу».