Читать книгу "Доклад Генпрокурору - Вячеслав Денисов"

Что же касается изменений в жизни... – Кряжин поджал губы, словно размышляя, стоит ли откровенничать настолько, но, вспомнив яростный натиск женщины, решился. – У вас на правой руке след от обручального кольца, но самого кольца нет. Носили вы его, по всей видимости, долго, потому что цвет кожи под ним на порядок светлее. Можно предположить, что решили расслабиться вдали от мужа, но для такого предположения нужно быть законченным идиотом. Кольца в командировках обычно снимают мужики, ибо точно знают, что не каждая решит провести с ним, окольцованным, время так, как хочется ему. И тому же мужику совершенно наплевать: есть у женщины, с которой ему хочется провести время, обручальное кольцо, или же нет. Поэтому женщине снимать кольцо для расслаблений не обязательно. Кольцо вы сняли, значит, в личной жизни произошли изменения, и они для вас много значат. Как и каждую женщину, конечно, пугают, но, глядя на вас, Оксана, я могу с уверенностью заявить, что с таким бойцовским характером вам бояться нечего. Тем не менее на рейс до Владивостока, что более удобно, вы не сели, а полетели в Новосибирск. Значит, решили по дороге заехать к кому-то, чтобы поделиться сомнениями. Раз не сделали этого по дороге в Москву, значит, конфликт произошел уже после того, как вы оказались в столице. Простите, если сунул нос не в свои дела. Это у меня происходит автоматически, поверьте...

– Вы страшный человек, Иван, – призналась она, убирая руку. И слегка порозовела, вспомнив, как взгляд Кряжина совсем недавно скользил по кофточке – ей подумалось, что он оценивал не ее, а немецкое белье, что под ней. – Если бы не ваш возраст, а я думаю, что вам около сорока, я подумала бы, что вы из уголовного розыска. Но седовласые мужчины вряд ли станут заниматься беготней по улицам. Такие сидят в кабинетах. Значит, вы – частный детектив.

– Почему люди, когда находят человека сообразительным, мгновенно причисляют его либо к ментам, либо к частным детективам – все тем же ментам на пенсии? Я не из тех, ни из других, Оксана. Я социолог.

Солгал, не моргнув глазом, потому что был уверен, скажи – следователь, она замкнется и уже никогда не будет такой близкой, как сейчас. А за время полета переломить психологию женщины просто невозможно.

Вскоре и он вкратце узнал ее биографию. Оксана родилась в Тернове, куда, собственно, и направляется перед тем, как разрешить свои вопросы «на Востоке». В Тернове живут ее родители: папа – директор крупного предприятия, мама – домохозяйка крупного строения на окраине города. Сама Оксана – выпускница МГИМО трехлетней давности, работает в Японии референтом в судостроительной компании, возвращается из командировки в Москву, где вместе с представителем предприятия участвовала в презентации московского завода турбинных двигателей. Но турбины Оксану уже занимали мало, потому что по приезде в Москву ей позвонила жена приятеля мужа и сообщила, что друг ее мужа обнаружен своим другом в постели с подругой Оксаны. Подруга попросила Оксану не думать о ней плохо, и, мол, это совсем не то, что она думает. И сейчас Оксана летит в Тернов, чтобы посоветоваться с родителями на предмет своих дальнейших действий.

«Она, наверное, сама до сих пор не понимает, кто кого в Осаке, – мысленно предположил Кряжин. – При такой постановке исходных данных лично я начинаю подозревать, что муж ее подруги, воспользовавшись этой командировкой, трахнул ее мужа».

– А ты как поступил бы в этой ситуации, Иван?

И у Кряжина опять потеплело на сердце. Она впервые назвала его на «ты» и втиснула в круг своих проблем. С одной стороны – зачем это нужно? С другой – ему хотелось продолжить с ней общение, а завуалированный отказ от подобного участия может отвернуть ее от него. Глупость, что женщины скоро усваивают языки, потому что в голове у них много пустого места. Кряжин был уверен в обратном. Более того, интуиция и умение чувствовать делает женщину сверхпроницательным высшим существом. Солги – и от него тотчас отвернутся.

– Знаешь, Оксана... Чтобы сделать мне больно, нужны одновременно мой друг и мой враг. Первый оболжет меня, а второй непременно сообщит мне об этом. Поэтому у меня нет ни врагов, ни друзей.

Последние два часа полета превратили их тем не менее в близких людей. Кажется, это чувствовали оба. Есть люди, которые притягиваются друг к другу мгновенно, уловив известные лишь им нотки в голосе, движения, мысли. Из этого языка невозможно составить разговорник, потому как таких книжиц было бы столько, сколько существует людей, тянущихся друг к другу по одному лишь наитию.

– Мы увидимся? – спросил Иван Дмитриевич, спускаясь с трапа самолета.

– Я же дала тебе номер домашнего телефона в Тернове, – сказала она, серчая, что он позабыл об этом. Она уже ревновала его ко всем делам на свете. – Я всю неделю буду в городе, Иван. Только не поступай со мной так, как с несчастной у Большого.

Сказала и осеклась. Не выбивается ли она из привычной роли «Мисс рейса сто восемьдесят один»? И расслабилась, почувствовала тепло на сердце, когда он вдруг наклонился к ней и неуверенно поцеловал в щеку. «Совсем как мальчишка», – вдруг подумала она, и оттого стало еще теплее.

Он говорил, что не сможет довезти ее на служебной машине. Черт его знает, где он работает, если его прямо на взлетной полосе встречает черная «Волга»! – но он наверняка знал, что говорил. Оксана не обиделась. Мужчина, ценящий свое дело, – лучший мужчина. Едва он забывает об этом, сразу теряет уважение женщины.

Через две минуты к ней подъехал синий «Вольво», и она в него села.

Еще не известно, кому мягче будет.

Глава девятая

Чем дальше углублялся в расследование убийства депутата Кряжин, тем больше задумывался над нелогичностью следственной связи между смертью Оресьева и откровенными махинациями, которые проводило руководство Терновского цементного завода. Он давал себе отчет в том, что триединое начало в лице Рылина—Каргалина—Оресьева толкало по России товары народного потребления под эгидой выполнения государственного заказа по производству и поставке строительных материалов в разрушенные «восстановлением конституционного порядка» регионы.

Схема проста до изумления. Берется железнодорожный состав. Десять вагонов из тридцати забивается мешками с цементом, мраморной крошкой, а в остальных двадцати перевозятся фурнитура и сырье для производства пластикоых окон, паркет и другие стройматериалы, не имеющие к Чечне, Ингушетии и Северной Осетии ни малейшего отношения. К тому времени, когда состав приближается к Закавказью, двадцать упомянутых вагонов пустеют. Их содержимое заказчики разбирают по дороге. Что называется – «водила подбросил». Таким образом по России не облагаемые железнодорожным налогом и налогом с перевозок гуляют целые поезда. В казну крепнущего государства не падает ни цента... да чего там! – ни копейки не падает, а цементный завод и его учредители-сопредседатели повышают свои финансовые возможности незаконной транспортировкой по территории страны гигантского количества товаров народного потребления. Немудрено, если учесть, что государственный заказ по восстановлению Закавказья не облагается налогом.