Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

Но… Есть границы, за которыми даже Бог не защищает нас, – заключил он. – Видите ли… Мне непросто об этом говорить, но Эллисон страдала от аффективного расстройства и, возможно, поэтому забеременела. Она любыми способами пыталась привлечь к себе внимание.

– И вы выгнали ее.

– Вы ошибаетесь. Она сама покинула себя. Защита цельности и репутации нашей школы не есть грех. И если вы не против, – добавил он, вставая на ноги, – мне пора служить мессу. Я и так потерял уже достаточно времени. Прошу вас, уходите. Не стоит приходить в наш дом и испытывать нашу веру. В Маллоу мы заботимся о наших учениках. Я всегда сопереживал тому, что происходит в этих стенах. Так было с Джиной, и теперь то же повторилось с Эллисон. Не вините нас в том, что нас настигла злая судьба. Рано или поздно беды случаются со всеми. Единственное, что нас рознит – когда и как это происходит.

Вне себя от возмущения, агент направился к двери, но перед тем как выйти из кабинета, остановился на пороге и снова повернулся к Грэхему.

– Возможно, выгнать беременную ученицу и не грех, преподобный. Но у меня нет никаких сомнений в том, что ваш бог и ваша религия стоит за тем, что с ней произошло, – со злостью бросил он и захлопнул дверь так, что распятие на стене задребезжало.

Глава 29

Рокавей

25 апреля 2011

Днем ранее

Джим Шмоер

Жизнь состоит в повторении одних и тех же ошибок, пока для последнего раза уже не останется времени.

Странное чувство завладело профессором Шмоером, когда машина такси заехала на мост Марин в сторону Рокавей. Он попросил водителя высадить его напротив широкой эспланады перед Фортом Тилден. Каменные сооружения были брошены на произвол растительности и вандализма, и они поглотили их так же, как и Джину Пебблз. Выйдя из машины, профессор вспомнил о том, какое чудовищное преступление было совершено в одном из пустынных корпусов, и от этой мысли у него сперло дыхание. Форт представлял собой огороженный участок с дюжиной сооружений из бетона и ржавого железа, где еще совсем недавно кипела жизнь военных и курсантов. Сейчас же на этом пустыре царили кустарники, пустые банки из-под пива и граффити на стенах.

Стоя на бульваре Рокавей, профессор внимательно окинул взглядом окрестности и вдали различил тот край моста, где в 2002 году Итан попрощался с сестрой. Профессор Шмоер перешел дорогу и вышел на велосипедную дорожку, куда, по словам мальчика, Джина направилась в последний раз. Джим с беспокойством осмотрелся. Кругом было пустынно. Сейчас здесь не было ни души, и создавалось впечатление, что люди бывают здесь нечасто. По крайней мере, не в это время. На парковке у парка Джакоб Риис стояло около десятка машин и в два раза больше трейлеров. Джим сфотографировал парковку на телефон и направился туда.

По виду некоторых фургонов было понятно, что они стоят там постоянно: от крыш автомобилей тянулись навесы и веревки, где их обитатели сушили одежду. У одного из трейлеров Джим заметил пожилого мужчину, лет семидесяти, с длинной седой шевелюрой. Он сидел на стуле в расстегнутой рубашке и загорал в лучах заходящего солнца.

– Добрый день, – громко поздоровался Джим с полуулыбкой на лице. – Вы здесь живете?

– А вы как думаете? – ответил старик с южным акцентом. – В городе такие цены, что… По-вашему, люди моего возраста могли бы жить на другой стороне?

– Да, уж… Цены на квартиры заоблачные. Просто беспредел, – согласился Джим.

– Вот видите… Если вы пришли мне что-то продать, думаю, вы уже догадались, что денег у меня нет. Идите в Непонзит. Там у людей есть бабки, они купят у вас все, что угодно. А я… Я простой пенсионер, которому нравится запах океана. Он напоминает мне о детстве и о тех временах, когда я был счастлив.

– Вы давно живете в фургоне?

– Пф… – фыркнул он. – Вот уже… Пятнадцать лет? С того момента, как умерла жена. Мне не было никакого смысла оставаться в нашем доме. В каждом уголке я видел ее, с ним было связано слишком много хороших воспоминаний.

– Вы уже так давно живете на улице… – посочувствовал Джим с серьезным выражением лица. – Ваша жена, должно быть, умерла совсем молодой.

– В пятьдесят. У нее случился инсульт, когда она принимала душ. И с того дня черт бы побрал эту жизнь. Я продал дом и купил этот фургон. Какое-то время я жил у Гранд Каньона. Затем пару месяцев в Йосемитском парке. Это чудесные места, но для ночевки в фургоне – там просто ужасно. Одиночество сжирает. Повсюду жуткий рев медведей. Потом, путешествуя по побережью, я оказался здесь, в Рокавей, и увидел, как какие-то ребята катаются на серфе. Недолго думая, я решил обосноваться в этом месте. Я купил себе доску, чтобы тряхнуть стариной, и… До сих пор я здесь. Для серфа я уже староват, но я все тот же морской волк. Я научился кататься на доске в семьдесят лет, не хило? Тогда…

Джим перебил его, чтобы попытаться направить разговор в нужное русло. Не сделай он этого, старик так бы и переходил от одного воспоминания к другому, часами развлекая профессора своими рассказами.

– Меня зовут Джим Шмоер, очень приятно, – вставил он при первой возможности.

– Марвин, – сказал старик, не называя фамилии.

– В июне 2002 года вы уже жили здесь? – спросил Джим, наводя старика на интересующую его тему.

– О, да. Конечно. Я же говорю… Я торчу здесь уже… пятнадцать лет. Да. Мало кто из наших дожил до этого времени. Люди приезжают, проводят тут выходные и уезжают. Немногим действительно нравится фургонная жизнь. Знаете, это ведь нелегко. Наполнять резервуар для воды, очищать бак с нечистотами, следить за баллоном для нагрева воды и бензином для генератора. Если ты хочешь, конечно, чтобы ночью у тебя был свет.

– Вы помните, как исчезла эта девочка? – снова перебил Джим прежде, чем старик опять начнет блуждать от одной мысли к другой. – Джина Пебблз. Полагаю, здесь эта история наделала много шума.

– А… Конечно, помню. Я жил здесь уже несколько лет. Как мне жаль эту девочку. Знаете, я ведь даже участвовал в ее поисках. Я видел ее в тот день, и она показалась мне такой грустной, просто больно смотреть. Она была хорошей девочкой. Это было ясно по тому, как она говорила.

– Вы видели ее в день исчезновения? – не веря своим ушам, переспросил Джим.

– О, да, конечно. Она иногда подходила посмотреть мои картины. Был разгар лета, но