Читать книгу "Игра души - Хавьер Кастильо"

депрессии?

Арон подошел к двери, на которую показал мне, когда сказал, что у него есть дочь, и в какой-то момент мне показалось, что он заманил меня в ловушку. Он рыдал еще безутешнее, чем прежде, но мне было ничуть не жаль его. Вдруг он молча посмотрел на меня и упал на колени перед дверью.

– Обещай, что выполнишь свою часть уговора, – хрипло прошептал Арон.

Его слова дали мне понять, что он выбрал единственный вариант, при котором мог скрыть правду от дочери. Я кивнула.

Я взяла написанную им записку и положила в карман. Затем вытащила магазин, разрядила пистолет и положила его на столешницу. Магазин я бросила к его ногам, чтобы у меня было достаточно времени уйти прежде, чем он успеет зарядить его. Наконец я вернулась в спальню и взяла сумку с видео. Перед тем как вылезти через окно, я обернулась: Арон смотрел на оружие, поглаживая рукоять и обливая слезами все те ужасные поступки, которые довели его до этого момента.

Я выбралась на пожарную лестницу. Холод ночного Нью-Йорка ударил мне в лицо. Некоторое время я молча стояла там, размышляя, что, возможно, поступила неверно, дав ему возможность собрать вещи и исчезнуть. Но вдруг гром выстрела сотряс дом. Грохот оказался громче, чем я ожидала, и в тишине ночи он показался мне ревом, с которого запустился беспощадный обратный отсчет минут, данных мне на то, чтобы сбежать.

Однако я вернулась. Я не могла забыть, зачем пришла сюда. Я заглянула в гостиную: он лежал на полу, а под его головой растекалась лужа крови. Я это сделала. Я равнодушно посмотрела на него, достала записку и перечитала. Было грустно осознавать, что эти слова не были искренними и написал он их только благодаря пистолету, направленному в голову. Я положила ее на стол и снова перечитала. Именно это мне и требовалось услышать. Сумку с дисками я оставила здесь же. Он был мертв, и у меня не было никаких причин держать свое слово. Это поможет полиции понять, что происходило в том центре для несовершеннолетних. Вдруг из-за двери раздался голос малышки, и я исчезла прежде, чем она успела выйти из комнаты.

Я подумала о бабушке. Не знаю почему. Может, потому, что внутри лелеяла надежду избавиться от своего прошлого. Тогда я не знала, что, совершая этот непоправимый поступок, я сама вынесла себе приговор.

Глава 28

«Институт Маллоу»

25 апреля 2011

Днем ранее

Бен Миллер

Оставить то, что увядает, – это поступок не мудреца, а труса.

Услышав от преподобного Грэхема, что Эллисон была беременна, Бен Миллер почувствовал, как по телу пробежал холодок. Перед глазами снова вспыхнула фигура распятой на кресте девушки. Он несколько секунд стоял без движения, прежде чем снова смог заговорить. Теперь эта смерть казалась еще чудовищнее, и от того, как преподобный хотел поскорее забыть об этом, к горлу агента подкатила тошнота. Результаты вскрытия, в которых должен был отразиться факт беременности, еще не пришли, и слова священника каменной плитой упали на грудь Миллера.

– Что вы сказали?

– Мне неприятно сообщать вам об этом, агент. Особенно теперь, когда известно, чем все это закончилось, – ответил преподобный Грэхем. – Но мне кажется, вы должны знать. Возможно, это вам поможет.

– Беременна? Вы уверены?

– Конечно. Сейчас я вам все объясню. Однажды, за неделю до своего исчезновения, она пришла, села вон там и… рассказала все. Меня эта новость поразила еще сильнее вашего, уверяю вас. Мы дали ей столько возможностей… Мы приложили столько усилий, чтобы она была доброй… христианкой. Но самое худшее заключается в том, что она призналась, что не знает, кто отец ребенка.

– Почему же вы не рассказали мне об этом, когда поступило сообщение о ее исчезновении? Я беседовал с вами, но вы ничего не сказали.

– Агент… Хоть вы в это и не верите, но только Бог может знать о грехах, сообщаемых на исповеди. Она доверяла мне и поэтому рассказала об этом. Я наложил на нее епитимью: предложил ей покинуть Маллоу, как только беременность невозможно будет скрыть от остальных учеников. Я сдержался и не выгнал ее сразу, чтобы она могла продолжить обучение. Уверяю, я хотел как лучше для нее, и Эллисон со слезами приняла мое решение. Она обещала, что никто ничего не узнает и что, когда не останется иного выбора, она без лишнего шума откажется от места и стипендии. Это было наилучшим решением и для школы, и для нее. Никто из Маллоу не узнал бы о ее грехе. Я предложил ей вернуться, как только ребенок появится на свет, и закончить обучение на вечерних занятиях. Мне кажется, я отнесся к ней с пониманием.

– Не легче ли ей было сделать аборт и продолжить обучение?

– Мы сами создаем этот мир, агент. В мире, где поощряется наслаждение, последствия остаются в стороне, и мы уходим из жизни, не думая о том, что творим. Нет, агент. Здесь, в Маллоу, мы заботимся о том, чтобы удержать то, что делает нас людьми: мы не пожираем друг друга. Что стало бы с человеком, если б мы избавлялись от всего, что доставляет нам неудобства? Почему бы нам заодно не предложить убивать бездомных? Или стариков? Если что-то, созданное нами, мешает нам, мы избавляемся от этого, верно? В этом идея? Знаете что? Только Бог создает жизнь и забирает ее, и только Он может решать, когда это произойдет.

– Об этом она и просила вас, так ведь? – выдохнул Миллер.

– Что?

– Она просила у вас помощи и разрешения сделать аборт. Для этого она к вам и пришла. Она из бедной семьи. Она не могла позволить себе операцию. Она… Верила вам.

– Я не понимаю, о чем вы говорите, – возразил преподобный.

– Поэтому Эллисон отметила эти места в Библии, – продолжал Миллер. – Чтобы показать вам, что в Библии тоже говорится о мертворожденных младенцах и матерях, которые пожирают своих детей.

– Агент, не рассказывайте мне о тексте, который я читал несчетное количество раз. Я скажу вам единожды, и, надеюсь, мне больше никогда не придется этого повторять: здесь мы стоим на стороне жизни. И Эллисон…

– Поэтому она рассказала вам, что беременна. Она верила вам, а вы… Вы покинули ее, исключив из школы.

– Она не была хорошим примером для других учеников. Вы должны понять. Мы сочувствуем нашим подопечным, но… Есть вещи, которые нельзя прощать.

– А как же все то, что вы говорили о прощении?

– О, не заблуждайтесь в своих суждениях. Мы простили ее.