Читать книгу "Праздник, который всегда со мной - Лев Россошик"

О первых годах зарубежья

– Когда в 1991 году развалился Советский Союз, меня пригласили в болгарский клуб «Левски-Спартак». И мы стали чемпионами страны. Это был первый опыт выступления за иностранный клуб. Тут же последовало новое предложение из Турции, точнее, из «Галатасарая», в котором в то время играл мой нынешний помощник по «Зениту» Александр Серебренников. Меня там полтора месяца мурыжили – ни контракт не подписывали, ни квартиру не давали. И я всё это время жил в квартире у Сашки без каких-либо перспектив. А у того семья, маленький ребёнок. Но как только раздался звонок от Олега Молибоги, что есть возможность поехать играть в Италию, не раздумывая, отправился на Апеннины.

В Италии тогда был волейбольный бум, сборная выигрывала чемпионаты мира и Европы. И клубы были сильные – за них выступали все лучшие волейболисты мира. Я провёл два сезона в «Асти» и в «Сполето», командах, игравших в серии А2. А потом переехал во французские Канны, куда меня позвал Филипп Блэн, многолетний главный тренер сборной Франции, который работал в те годы в итальянском «Кунео» и заприметил меня в местных клубах. Ему как раз предложили возглавить «Канны», и он позвал меня с собой. Так я два сезона выступал за этот популярный французский клуб, стал чемпионом страны в 1995 году. Через два года, получив серьёзную травму колена, я полухромой отправился в Тур. Клуб из этого города как раз вошёл в высшую лигу французского чемпионата. Я проиграл в «Туре» три сезона.

О Туре и «Туре»

– Должен сказать, что я во всех командах чувствовал себя комфортно, потому что не сачковал, работал по полной. И со всеми, с кем пришлось играть и у кого заниматься, сохранились хорошие отношения. В Италии первый год было тяжелее всего, но «Асти» тренировал хороший тренер Флавио Гулинелли. Тогда я на себе прочувствовал, что такое итальянский волейбол, итальянская система тренировок. В «Сполето» было уже легче. Но в моём сердце самое большое место занимает, конечно, французский «Тур». Именно в этом клубе я получил шанс стать тем, кем стал. И, если бы не опыт «Тура», этих снимков (Алекно показывает на большие фотографии празднования олимпийской победы в Лондоне, висящие на стене его кабинета в казанском волейбольном центре «Санкт-Петербург», где проходила наша беседа) могло и не быть. Потому что в 1999 году, когда мне исполнилось уже 32 года, и болело колено, и продолжалась постоянная борьба с лишним весом, менеджер «Тура» предложил мне завершить сезон играющим тренером, а потом принять команду в качестве главного, заявив, что я им подхожу по всем показателям.

Больших сомнений у меня не возникло. Разве что определённую сложность представлял язык. При этом объясниться я мог без проблем. Правда, писать так и не научился, как следует. Но потом, когда уже стал тренером «Тура», пришлось подучить язык в местном институте иностранных языков. Правда, с некоторыми игроками приходится объясняться по-итальянски. Этот язык гораздо проще французского. И к своему стыду после 15 лет проживания во Франции и всего двух годов на Апеннинах по-итальянски я грамматически говорю сегодня с меньшими ошибками, чем по-французски.

И всё-таки лучшими годами из проведённых за границами бывшего СССР стала для меня жизнь в Туре. В этом небольшом городке с населением всего 220 тысяч человек к волейболу было особое отношение: на трибунах меньше трёх тысяч никогда не собиралось. А после победы в Кубке Франции, когда начали играть Лигу чемпионов, на матчи вообще нельзя было попасть: мы многие годы занимали лидирующие позиции по числу зрителей среди всех команд, участвующих в национальном первенстве. У клуба было в одном из сезонов – знаете сколько? – 86 спонсоров! Могу с гордостью сказать, что город жил волейболом.

О тренерском искусстве

– Почему всё-таки согласился тренировать именно эту команду, и вообще стал тренером? Понимаете, когда тебе 20, совсем не задумываешься, что будет в 30 лет, а уж тем более в 40 и старше. И по большому счёту не придавал большого значения тренировкам того же Чеснокова. Чётко выполнял тренерские установки – не более того. Но чтобы вникать в суть занятий, записывать что-то, этого не было. И позже я очень пожалел, что не усвоил уроков великого тренера: про его занятия легенды слагали. Вот я, к примеру, не могу провести тренировку на двух площадках одновременно для 18–19 человек, чтобы все занимающиеся работали с одинаковой нагрузкой. А Чесноков мог. Увы, спохватился я поздно. И когда в 30 лет с хвостиком понимаешь, что кроме волейбола ты уже вряд ли к чему можешь приложить свои силы, начинаешь корить себя, что раньше не придавал значения различному подходу всех своих бывших наставников к тренировочному процессу.

И всё-таки, среди всех, у кого пришлось тренироваться выделю Платонова. Молибога передал мне в своё время заветную папку записей размышлений и упражнений замечательного тренера. И при нашей встрече, когда я уже начал тренировать «Тур», испросил разрешение у мэтра, могу ли я воспользоваться его разработками, идеями. Помню, Платонов на второй игровой день мог не поставить в состав волейболиста, который накануне действовал блестяще. Ещё будучи игроком, я заинтересовался этим ходом и спросил Платонова, почему он так поступил. Оказалось, конкретный игрок был не способен сыграть «на ура» два дня подряд. Поэтому многое взял от Платонова, что-то перенял у итальянских специалистов. А потом, уже работая тренером, старался, как губка, впитывать ото всех, с кем общался и встречался. Например, в начальный период мне очень помогли советы канадца Гленна Хоага, который долгие годы работал во Франции, а сейчас тренирует сборную Канады. К тому же во Франции нужно было ежегодно подтверждать тренерскую лицензию, и на этих курсах опять-таки много общался с различными специалистами, что также мне очень помогало.

О Юрии Сапеге

– То, что я в конце концов оказался в России, – заслуга прежде всего моего друга Юры Сапеги. История была интересная. У меня с «Туром» существовал контракт, по которому я должен был отработать в клубе ещё один сезон. Последние годы перед этим моя команда всё время была второй в чемпионате Франции, уступая только «Пари Воллею», который как раз и тренировал канадец. В 2001-м команда Хоага выиграла Лигу чемпионов, нарушив многолетнюю итальянскую гегемонию. Но однажды мне удалось-таки победить столичный клуб и завоевать Кубок страны. К этому времени Юрий уже окончательно перебрался из Италии в Россию и настаивал, чтобы и я сделал то же самое: говорил, что в стране всё больше поднимается интерес к волейболу. И даже уговорил Николая Платоновича Патрушева оказать на меня влияние. Я пообещал, что приеду, что постараюсь договориться с французским клубом.

Прихожу к руководству «Тура», в котором я, можно сказать, прожил треть жизни. Говорю о предложении и вполне резонно слышу в ответ, что команду собирали под меня, что у меня действует контракт, который они не собираются прерывать, что такой спонтанный отъезд мои работодатели будут расценивать как предательство. Услышав это слово, понял, что на самом деле не имею права предать игроков и многочисленных горожан, которые полюбили волейбол. Когда по телефону сообщил об этом Сапеге, мой лучший и ближайший друг, с которым мы были не разлей вода с 14 лет, прервал со мной все отношения. Это продолжалось полгода. Сам Сапега возглавил московское «Динамо», а я остался в «Туре» и выиграл с командой – впервые! – чемпионат Франции. Французы считали, что после такого успеха я уж точно никуда не уеду. Тем более что мне присвоили звание почётного гражданина Тура. Но всё произошло иначе: проработав полгода и поняв, как нелёгок тренерский хлеб, Сапега позвонил, мы долго выясняли отношения, и я сделал окончательный выбор в пользу России. В «Туре» меня так и не поняли. Но был прощальный матч, эмоции после которого можно сравнить разве что с послепобедными в Лондоне, – зал стоял, кто-то аплодировал, кто-то плакал. Так я оказался в России. Должен сказать, что все 15 лет на чужбине, невзирая на все привилегии и полученные регалии, я чувствовал себя эмигрантом. И хотя вся семья была против моего возвращения, вплоть до развода, я с лёгким сердцем вернулся домой. О чём, как вы понимаете, нисколько не жалею.