Читать книгу "Я дрался в штрафбате. "Искупить кровью!" - Григорий Койфман"

И снова — вперед! К вечеру батальон прорвал немецкую оборону вглубь на 12 километров. Окопались. И тут на нас налетели свои штурмовики Ил-2 и начали бомбить. Мы встали в полный рост и махали летчикам пилотками, показывая, что здесь свои! Летчиков не виню, они не знали, что мы так стремительно наступаем и находимся далеко впереди от намеченного рубежа.

И здесь на нас навалилась немецкая армада. Танки, БТРы, буквально «тучей», пехота. К немцам постоянно подходили подкрепления.

Артиллерии у нас не было. И так двое суток, в непрерывном тяжелейшем бою, мы отходили назад к реке. Я только успевал перебегать от одного «осиротевшего» пулемета к другому и стрелять из разных точек. Расчеты выбило…

У нас был свой санитарный взвод под командованием бывшего подполковника медицинской службы, они не успевали оттаскивать раненых в тыл, а потом и всех санитаров поубивало. Нас атаковали, бомбили и обстреливали беспрестанно.

К нам никто на помощь не приходил, и приказа на отход тоже не было.

Только постоянно передавали одно указание: «Стоять насмерть!»

А после и связи не было. Мы стали экономить боеприпасы, стреляли только наверняка. Но нас давили танками…

На третьи сутки боя остатки батальона, истекая кровью, были вынуждены вернуться на исходные позиции, в ста метрах от Днестра.

— Вы знали о деталях поставленной батальону боевой задачи?

— Задачу поставили следующую — прорвать немецкую оборону на шесть километров, закрепиться на рубеже и сражаться до последнего патрона и солдата. Мы «перевыполнили это задание на 200 %».

Уже позже, когда всех выживших собрали в тылу, мы узнали от «Штабников», что произошло с нами на самом деле.

Наша атака была запланирована как отвлекающий маневр, штрафники своим прорывом должны были создать у немцев впечатление, что именно в данном месте наносится главный удар, и заставить противника снять с других участков передовой и спешно перебросить в этот район танки и мотопехоту для отражения атаки и ликвидации прорыва.

Немцы «клюнули» на эту приманку и действительно ввели в бой против нас крупные механизированные силы.

И тут произошло следующее, о чем мы даже не догадывались.

За рекой, за нашими исходными позициями, было скрытно сосредоточено несколько полков «катюш» и множество артиллерии.

И когда немцы своей громадой прижали нас к реке и все свои силы сосредоточили на относительно небольшом участке, по ним был нанесен массированный артиллерийский налет из многих стволов и установок.

Пожгли и побили очень много немецкой техники и пехоты.

Уцелевшие после этого жуткого по силе артналета, ошеломленные огнем «катюш», немцы бежали в нашу сторону с поднятыми вверх руками и кричали: «Нихт шиссен! Их бин коммунист!»

Одним словом, наш 10-й ОШБ был принесен в жертву с целью обеспечить удачное наступление для всей армии. Как сказал один из выживших товарищей: «Обычная судьба обычного штрафного батальона».

— Сколько бойцов штурмового батальона осталось в строю после этого боя?

— Сто тридцать человек, включая легкораненых, не ушедших в санбат. Чуть больше десяти процентов от личного состава батальона, пошедшего в атаку 18 августа. Остальные были убиты или ранены.

— Что ожидало уцелевших солдат 10-го ОШБ?

— Нас вывели с передовой и отправили в 18-й ОПРОС, для восстановления в званиях и в правах. На всех штрафников командованием батальона были заполнены боевые характеристики. Потом мы сдавали экзамен на знание Боевого устава Красной Армии, и только после этого нам вернули звания и выдали офицерские документы и погоны.

— Кого-то из штрафников наградили за бой 18–20.8.1944?

— Только всех выживших взводных командиров. Я тоже был представлен к ордену Красной Звезды. Вот моя боевая характеристика из штурмбата, там об этом прямо говорится. Но этого ордена я не получил. По слухам, майор Русаков порвал мой наградной лист, или, может, еще что-то случилось. Точно не знаю…

— Вам довелось пройти с боями почти пол-Европы: Югославию, Венгрию, Австрию — и закончить войну в Чехословакии. После всего пережитого в оккупации, в концлагере и в штурмовом батальоне не было у вас желания «предать огню и мечу» всю вражескую землю?

— Из всех перечисленных вами стран вражеской землей, да и то с натяжкой, считалась только Австрия. А мстить гражданским немцам и австрийцам я не хотел, наоборот, даже иногда приходилось «цивильных граждан» защищать от возможного насилия. Один эпизод хорошо помню. После штурма Вены нас отвели в какой-то австрийский городок на отдых. Один из домов занял я с ординарцем и с командиром минометной роты. В доме несколько женщин, все перемазаны сажей, одеты в старушечьи платки и дряхлую одежду, чтобы скрыть истинный возраст. Боялись насилия. Мой ординарец Иван Прелоус принес большого зеркального карпа, бойцы спустили воду в местном пруду и набрали рыбы. Приготовили карпа, достали тушенку, сели ужинать. Решили выпить. Говорю хозяйке: «Битте, гибен зи гласс» (Дайте, пожалуйста, стаканы). Она дает нам маленькие рюмочки. Пришлось объяснить, что мы русские офицеры, а не хилая немчура. Хозяйка принесла большие фужеры. Поели, выпили, и тут в дверь тарабанят кулаками. Открываем, стоят пьяные солдаты из пехоты: «Лейтенант, у тебя тут баб до черта, поделись, дай нам парочку до утра!» Послал их куда подальше. Снова стук в дверь — на пороге стоят пьяные танкисты: «Лейтенант, дай баб!» И до утра еще парочку таких «делегаций» пришлось отправить к такой-то матери. Хозяйка нас спрашивает: «Как вас зовут, господа офицеры?» — «Алекс». — «Вы коммунисты?» — «Да». — «А нам Геббельс рассказывал, что придут коммунисты, все пьяные, дикие, с рогами, и будут всех женщин насиловать и убивать. А это оказалось ложью!..» Я только подумал, что ожидало бы эту «фрау», если бы в ее доме не оказались на постое два офицера… Пришлось как-то увидеть немку, сошедшую с ума, после того как пехотинцы ее целым взводом «обработали»… И когда за насилие над местным населением стали судить и расстреливать, то я этому факту не возмущался. Я столько в оккупации наслушался и насмотрелся, как немцы убивают евреев и славян, женщин, стариков, детей, как сжигают целые села, но… мы не должны были уподобляться этим зверям.

— Мне запомнилась строка из книги «Танки — фронту», цитата из краткого отчета заместителя командующего БТ и МВ РККА генерал-лейтенанта Н.И. Бирюкова, находившегося с инспекционной проверкой в 1-м гв. мех. корпусе в сентябре 1944 года — «в корпусе 15 офицеров были в немецком плену». Даже такой подсчет велся…

Я и не подозревал о подобной «статистике» раньше.

Сам факт вашего пребывания в немецком плену и в штурмовом батальоне как-то влиял на вашу дальнейшую армейскую службу?

— Да, влиял, и очень серьезно.

После освобождения из 10-го ОШБ меня направили для дальнейшей службы в 1-й гвардейский механизированный корпус, в 3-ю гвардейскую мех. бригаду.