Читать книгу "Юми и укротитель кошмаров - Брендон Сандерсон"

в очереди за билетами на концерт. Всякий раз по приходе сюда Художнику становилось стыдно, ведь они с Юми прерывали работу садовников. Впрочем, кто знает, вдруг те не имели ничего против вынужденных перерывов?

Лиюнь было не видать – медитировать йоки-хидзё полагалось в одиночестве, – но она выполнила просьбу Художника и оставила у святилища свиток, тушечницу и кисточку. Судя по символу на кожаном футляре для кисточки, она взяла принадлежности у мудрецов. Те наверняка были слишком заняты наладкой своей машины, чтобы упражняться в каллиграфии или живописи.

– Зачем это? – спросила Юми, указывая на принадлежности.

– Ну, – ответил Художник, – ты постоянно напоминаешь, что во время медитации нужно очистить разум…

– Это так.

– …что абсолютно невозможно…

– Еще как возможно.

– Но я вспомнил, что иногда мне удается почти избавиться от лишних мыслей. – Он поднял кисть. – Когда рисую.

Юми наклонила голову, с любопытством наблюдая, как он разворачивает свиток, встает на колени и принимается рисовать. Художник ждал, что Юми начнет его упрекать. Раз ей не понравилась его утренняя импровизация, то теперешнее занятие уж точно не придется по душе. Сейчас не рисовать он должен, а кланяться духам или что-то в этом роде. Он еще не совсем понял смысл этой части ритуала.

– Ты в самом деле стараешься, – к его удивлению, тихо промолвила Юми. – Вижу, ты серьезно подумал.

– Очень серьезно, – подтвердил Художник, быстро водя кистью по бумаге.

Несколькими легкими взмахами он начертил кривые линии.

Юми присела рядом.

– Когда я рисовала стебли бамбука, я… находила ритм, и время пролетало незаметно. Почти как в медитации.

– Вот! Значит, я прав!

– Это неправильно, – возразила Юми. – Ты не должен ничего делать. Но… в то же время это правильно.

Медитация

Она наклонилась, чтобы лучше рассмотреть рисунок. Художник пытался минимальным количеством мазков изобразить лицо.

– Это Хванчжи? – спросила Юми.

– Ага. Есть особая техника упражнений, позволяющая лучше видеть формы и черты того, что тебя окружает. Чем меньше штрихов используешь для изображения человека, тем лучше.

– Кажется, это просто, – сказала Юми. – Как будто ты избегаешь лишнего труда, затрачиваемого на полноценную картину.

– Сложнее, чем кажется, – ответил Художник. – Сродни сложению стихов с минимальным количеством слогов.

Юми это сравнение не убедило.

– Вышло симпатично. Но на мой взгляд, как-то небрежно. Не знаю, чем такой рисунок поможет против кошмаров.

– Он и не поможет.

– Тогда зачем…

– Эй! – перебил он и подмигнул. – Я тут медитировать пытаюсь.

Ответным взглядом Юми можно было бы вскипятить воду.

Конечно же, Художник поспешил зарисовать ее выражение – губы, глаза, овал лица. Чтобы оставить на бумаге правильный образ, ему потребовалось лишь несколько быстрых мазков. Художественная скоропись – отдельная форма искусства.

Юми отнеслась к этому спокойно. Художник уже понял, что такого рода подтрунивание ее не задевает – точнее, задевает так, как надо. Чтобы подтолкнуть Юми в нужном направлении, нужно подтрунивать над ней самой, а не над ее статусом или над духами.

Он продолжил рисовать, и вскоре от лиц – их он предпочитал писать с натуры – перешел к проверенному бамбуку. Чем привычнее штрихи, тем лучше, как ему казалось, получится очистить разум.

Незаметно пролетел час.

Когда пришла Лиюнь, Художник осознал, что зарисовал весь свиток бамбуком. Отчасти он был разочарован – надеялся, что, вопреки словам, Юми сможет привлечь духов. Юми говорила, что духов интересуют разные виды искусства, но живопись, насколько ей известно, в их число не входит.

Юми посмотрела на Художника, затем на рисунки. Он как будто слышал ее мысли. Девушка размышляла о том же. Чтобы призвать духов, не обязательно находиться на ритуальной площадке. Эти места предназначаются для сложения камней – так проще. Если духов можно привлечь мастерской картиной, то за час они уж точно бы объявились.

Может, его картина недостаточно мастерская?

Тем не менее Художнику удалось расслабиться. Он с улыбкой скрутил бумагу в свиток и повернулся к Лиюнь.

– Превосходно, – сказал он. – Я буду рисовать каждый день.

– Зачем? – спросила Лиюнь.

– Так пожелали духи, – ответил он.

Услышав это, Юми нахмурилась, но Художник почувствовал, что говорит чистую правду. Духи желают, чтобы он находился здесь и медитировал, а значит, его выбор будет одобрен.

Они с Юми и Лиюнь покинули святилище и вышли из сада в город. На окраине, у ритуальной площадки, стоял большой шатер. Изнутри доносились раздраженные голоса.

– Надо полагать, мудрецы еще не наладили свою машину? – тихо спросил Художник у Лиюнь.

– Да, – ответила опекунша. – Их приезд застал меня врасплох. Эта машина – оскорбление, граничащее со святотатством. Они мне отвратительны.

– Подожди, – сказала Юми. – Что она знает об этих машинах?

– Что вы знаете об этих машинах? – спросил Художник.

– Избранница, вам не о чем волноваться. – Лиюнь взмахнула пальцами. – Машины мудрецов – просто забавные игрушки, ничего более. – Она задумалась. – Однако я возмущена, что они привезли такую во время нашей работы…

Оставив Художника на ритуальной площадке, Лиюнь уселась неподалеку, словно стервятник, дожидающийся, когда мясо достаточно разложится. Художник приступил к тренировке, время от времени отвлекаясь на брань из шатра.

– Точно, мы здесь из-за этой машины, – прошептала Юми. – Думаю, необходимо ее уничтожить, но сначала нужно дождаться подтверждения от духов. – Она посмотрела на Художника. – Не останавливайся! Никаких передышек. Пусть ты и обнаглел настолько, что нарушаешь порядок, это не значит, что я позволю тебе прохлаждаться!

Он застонал, но приступил к тренировке, к прилежному складыванию камней под лучами удивительного солнца. Почему оно до сих пор не выгорело? Чем же оно питается?

Спустя несколько часов служанки принесли обед. Он вновь не позволил Чхэюн и Хванчжи покормить себя, но благодушно разрешил сидеть рядом и подавать приборы и салфетки. Взгляд Лиюнь был способен расплавить камень.

– По-прежнему волнуюсь, что она объявит нас непригодными, – прошептала Юми, когда служанки унесли столик, – и отправит к своему начальству на особую проверку. Обычно этому подвергают старых и больных йоки-хидзё.

– А что будет с ней самой? – спросил Художник.

– Придется стоять в очереди вместе с другими безработными опекунами, пока для нее не найдется новая йоки-хидзё.

– Ага, чтобы воспитывать ее с раннего детства. Юми, ей непросто решиться на такой шаг. Готов поспорить, что у нас есть еще не один месяц, а то и год, прежде чем Лиюнь сдастся. Ей ни к чему рушить собственную жизнь.

– Ни к чему, – согласилась Юми, – но пойми: Лиюнь сделает так, как до́лжно. Она строга не только ко мне, но и к себе.

Художнику хотелось поспорить, но… Юми, скорее всего, была права. Лиюнь из тех, кто пьет собственный яд. Хотя бы для того, чтобы повысить