Читать книгу "Горький привкус счастья - Алла Демченко"

Верочка стояла у двери. Надо было что-то делать, а она сидела и смотрела в окно.

– Александра Ивановна, сказать, чтобы перезвонили вам в кабинет или как?

Лучше, конечно, «или как». Саша сделала над собой усилие, провела рукой по лицу и, словно очнувшись от наваждения, направилась вслед за дежурной медсестрой.

– Добрый день! Андреева слушает.

Телефонная трубка привычно шумела и трещала. Главврач не раз обещал снять номер с блокиратора, но то ли денег в больнице не было на лишние расходы, то ли руки не доходили, но связь оставалась по-прежнему плохой. Саша потрясла трубку и плотно прижала к уху. Трубка наконец-то смилостивилась над ней, и в покрасневшее ухо отчетливо долетел голос. Но, будь то голос с другой планеты, она, наверное, меньше б удивилась. Стрельников гудел в трубку, сетуя на связь, а заодно и на больницу.

– Ты почему на мобильный не отвечаешь?

Саша достала молчащий телефон из кармана и автоматически подключила, вернув чудо века к жизни. Трубка городского в отместку опять зашумела. И было непонятно, то ли Стрельников что-то потерял, то ли сам потерялся. Но невзирая на это недоразумение, он заедет к ней на работу. Она хотела спросить когда, в каком году и в этой ли жизни, но голос потонул в треске, а потом и вовсе пропал. Протяжные гудки стали частыми. На том конце положили трубку.

– Александра Ивановна, вас можно на минутку?

Верочка с нетерпением дожидалась, пока Саша окончит разговор. Молоденькой медсестричке было невдомек, что Саше плохо с самого утра и еще будет так же плохо, а может и хуже, пару дней.

– Александра Ивановна, – Верочка понизила голос, перейдя почти на шепот, – это правда, что Владимира Ивановича отправляют на пенсию?

Слух о том, что заведующий якобы уходит или его уходят, пронесся по отделению еще в сентябре. Говорили разное. Говорили о грядущей реорганизации больницы, что само по себе значило сокращение отделений, а следовательно, и персонала. Всякое говорили. Но администрация, в лице главврача и его заместителей, стойко хранила молчание, и все понемногу успокоились. Надежда – самое живучее, что есть в человеке. Надеялись, что пронесет и на этот раз.

– Александра Ивановна, нас-то не сократят? Как вы думаете? Куда нас сокращать?

Ей, конечно, хотелось больше всего уверенно сказать, что неврологии сокращение не коснется. И если б не звонок Стрельникова, не приступ сердцебиения, она так бы и сказала.

– Верочка, вы не беспокойтесь, идите работайте. Я думаю, это только слухи. Посудите сами, если б решили сокращать, то уже сократили б. А раз бюджет на год принят, так что нечего пока беспокоиться.

– А Владимир Иванович, ведь…

Телефон зазвонил прямо в кармане. Саша машинально поднесла трубку к уху, дав понять Верочке, что разговор окончен, и направилась в кабинет заведующего.

В кабинете Владимира Ивановича ничего такого, что подтверждало б догадки или сплетни коллектива, не было заметно. Все было как обычно. Старая мебель, книжный шкаф, наполненный доверху всякой макулатурой, которую давно надо было выбросить. И старые обои давно не мешало б переклеить. Только Владимир Иванович к окружающей обстановке относился спокойно, скорее безразлично, считая, что вся работа должна сосредоточиваться возле постели больного, а не в кабинете заведующего.

– Как дела? До тебя не дозвониться. Телефон забыла?

– Случайно отключился.

– Ладно. Проходи, присаживайся.

Сегодня был тот первый, самый тяжелый день после встречи со Стрельниковым, когда все шло наперекосяк, и не только телефон.

– У меня, по сути, два дела к тебе, – Владимир Иванович закрыл папку. – Я только что был у главного.

Саша опустилась в кресло, которое столько лет считала своим, и по-настоящему забеспокоилась. Значит, никакие это не догадки и вовсе не сплетни об уходе заведующего.

– Саша, к нам, вернее, к тебе поступает больной. Я только что от главного, – напомнил Владимир Иванович. – Поступает некий Лагунов Роман. Сын того Лагунова.

Заведующий поднял глаза вверх и тяжело вздохнул, словно такие «логуновы» поступали в отделение впервые в жизни. И сразу стало понятно, что будет не столько работы, сколько нервотрепки. Комок, застрявший в горле, стал уменьшаться. С любой проблемой они вместе с Владимиром Ивановичем обязательно справятся. С этим можно жить.

Она не понимала, почему люди, имеющие деньги, власть и значимость, обязательно считали своим долгом подсказывать, навязывать врачу свое видение процесса лечения. И когда врач, исчерпав всю аргументацию, просил просто не мешать, не отвлекать – это зачастую и служило поводом к словесным и письменным жалобам родственников в вышестоящие инстанции. Почему никто не чинит самостоятельно свой холодильник или компьютер? Вызывают мастера. И никто не дает советы, как тому быть. Стоят в сторонке. Смотрят, затаив дыхание. А если касается здоровья – все готовы лечить, а уж советы давать и подавно.

– Что хотят родственники? Группу инвалидности? Армия? – прервала внутренний монолог Саша.

– В том-то и дело, что уже ничего не хотят. Вот, – Владимир Иванович снова открыл тоненькую папку и взял выписные эпикризы. – Смотри сама. Вначале лечился у нас, в смысле в Москве, потом – в Германии. Вот еще Израиль. И снова у нас.

Владимир Иванович аккуратно сложил выписки на столе и накрыл их широкой морщинистой ладонью. Значит, к этому вопросу они возвращаться не будут.

– А история с ним приключилась, со слов родителей, такая: среди полного благополучия, в расцвете, так сказать, творческих сил, – легкая, едва заметная усталость сквозила в голосе заведующего, – мальчику стало неинтересно жить.

– Мальчику-то сколько?

Возраст она всегда уточняла потому, что к категории мальчиков заведующий относил всех без исключения мужчин не старше шестидесяти лет.

– Мальчик – это я образно. За тридцать. А вот причина болезни… Причина – неизвестна. Зарубежные светила об этом открыто нам не говорят. Но, судя по диагнозу на две страницы, не нашли они причину. Смотри, Александра, – Владимир Иванович развернул папку так, чтобы Саша могла сама убедиться в его словах. – Обследовали очень добросовестно. Все, что могли. А результаты, если очень не придираться, почти в норме.

– Эти Лагуновы хотят, чтоб мы еще дообследовали их сына?

Саша с легким недоумением посмотрела на Владимира Ивановича.

– Сашенька, после такого обследования мы уже ничего не можем дообследовать. Общее состояние ухудшается, отказывается от еды, не разговаривает, одним словом – собрался человек помирать, а ему не дают родственники.

– Владимир Иванович, – Саша понизила голос, – вы же знаете – Лагунов не наш пациент. С ним психиатры должны разбираться. Это их профиль. Вот увидите, выплывет вялотекущая шизофрения. Вам это надо?

– Мне не надо. Но это распоряжение, если хочешь знать, главного. Лагунов поступает в наше отделение, в твою палату. – Заведующий пропустил разумные сетования Александры и как-то еще больше состарился.