Читать книгу "Пустота - Майкл Джон Харрисон"

– Пришлите мою машину ко входу в управление, – сказала она. И агентам: – Ребята, придется снова. Нет, я имею в виду именно это.

Она уже была на полпути к выходу из здания, когда клиент разорвал ремни и сел на столе. Одновременно все присутствовавшие в камере услышали, как тихий мягкий голос говорит:

– Меня зовут Перлант[4], я из будущего.

Тут ситуация принялась стремительно меняться. Выкройка ассистентки активировалась и перехватила контроль над окружением, тщательно заглушая любую электромагнитную активность, кроме собственной. Свет погас. Сигнальная проводка жокея вырубилась. Выкройка агентов тоже отключилась. Шесть с половиной тысяч резидентных нанокамер управления, паривших в воздухе, как рыбья икра, вспыхнули и сгорели. Что бы им удалось записать? Серебристые слизистые контуры рябили, соединяя разные участки камеры: при внимательном исследовании они оказались бы призрачными следами движения женщины на колоссальных скоростях. Каждый контакт замедлял ее на долю секунды, частично восстанавливая исходный образ, замораживая в любопытном полуобороте: вот она смотрит через плечо в угол у потолка, вот скашивает голову под нечеловеческим углом, вот лицо ее озаряется жизнерадостной улыбкой.

Через пятнадцать секунд после запуска процедуры выкройка ассистентки отключилась. Агенты валялись в противоположных углах камеры. Проволочный жокей сидел, прижавшись спиной к стене, блюя и тяжело дыша, скованно вытянув перед собой ноги. Один его глаз вывалился из глазницы и повис на ниточке, второй словно бы утонул в черепе. Тело новочеловека медленно скатилось со стола под ноги ассистентке. Она посмотрела на него пару мгновений, будто ожидая развития событий, затем развернулась и вышла. Нанокамеры активировались снова. В камере некоторое время было тихо, затем послышались негромкие булькающие звуки: это опорожнялся кишечник проволочного жокея.

В переулке, отходящем от Туполев-авеню, под вертикальными струями ливня парило облаченное в темно-синюю куртку от Сэди Барнэм тело человека по имени Тони Рено, выполняя медленные, как у плывущей рыбы, движения футах в восьми над тротуаром. Тони был мертв. На сцене уже появились люди в униформе, возглавляемые худощавым полицейским по фамилии Эпштейн. Тони висел, отвернувшись от них и подставив спину дождю, выгнувшись и бескостно болтая конечностями. Вода стекала по его рукам и ногам, заливала копам глаза, а те стряхивали ее с лиц и кутались в дождевики, моргая, точно стайка вылезших на свет бесформенных зверей.

– Вот в таком положении вы его и нашли? – предположила ассистентка.

– Нет. Он находился ниже.

– Трудно начать с более низкой позиции, чем Тони.

Эпштейн проигнорировал реплику.

– Когда я здесь появился, – пояснил он, – тело лежало на земле, как обычный труп. Потом стало подниматься в воздух. Не так быстро, чтобы это замечалось глазом, но, если отвернуться на некоторое время, замечаешь, что он немного прибавил высоты. Минут за двадцать он переместился вот в такое положение. – Ассистентка бесстрастно взглянула на него. Эпштейн пожал плечами. – Ну, может быть, тридцать.

– Мне нужно войти в один из тех домов, – сказала ассистентка.

– Мертвые обычно не летают, – произнес Эпштейн.

Копы барабанили в дверь, пока им не открыли. Дом был четырехэтажный, без лифта, с выкрашенными ярко-коричневой краской коридорами, где воняло средством от тараканов. К западу от Туполев-авеню до самой Радиа-Марелли все дома были такими: крольчатники, оседающие в разветвленные туннели переулков, и затопленные подземелья. Тут бродили стайки туристов, вкушая прелести преступного мира, познавая экономику дешевых борделей, футурологических стыковок и в особенности бакоферм, где при желании можно было перевоплотиться хоть в растение с далекой планеты. Ассистентка поднялась на второй этаж, распахнула окно в коридоре и уставилась вниз на плавающий труп.

– Видите что-нибудь? – поинтересовалась она.

В воздухе над телом Тони Рено что-то мерцало: очень бледная синяя рябь, подобная всенощному сиянию неоновых реклам на соседней улице. Куртка от Сэди Барнэм распахнулась, обнажая грудную клетку и подчеркивая изогнутую наготу тела ниже диафрагмы. Что ни говори, а Тони при жизни держал себя в хорошей форме. Лицо его было восково-бледным, на нем застыло выражение крайнего изумления. Трудно было сказать, каким образом его так подвесили.

– Я вижу, как на тело падает дождь, – сказал Эпштейн, – но не достигает его.

Ассистентка коротко улыбнулась.

– Таковы были амбиции Тони при жизни, – констатировала она. – Пройти между струйками дождя. Вероятно, это даст нам ключ к разгадке типа преступления, с каким мы здесь столкнулись.

Словно продолжая размышлять об этом, она еще пару минут смотрела вниз на труп. Наконец приказала:

– Опустите его на землю, если можете. Если не сможете, оставьте тут кого-нибудь понаблюдать, что случится. Я сюда пошлю отряд Полиции Зоны. И может, оператора.

Эпштейн упал духом при мысли о совместной работе с оператором. Копы переглянулись, покивали с таким видом, словно только этого и ожидали. На полпути вниз ассистентка обернулась, точно вспомнив что-то важное.

– Вы идите себе, идите, – сказала она Эпштейну.

Дождавшись, пока копы покинут здание, ассистентка вошла в первую попавшуюся квартиру. Там какой-то двуногий чужак с головой совы, просверленной в нескольких местах для подключения проводков, лежал на матрасе, а вокруг парили его собственные перья. Несколько предметов покоились на ночном столике – в том числе пара костей для игры в антрефлекс, выпавших в комбинации «Облачная башня», дешевая голограмма Тракта Кефаучи да пара украшенных искусной гравировкой титановых игл. Ассистентка прикинула, что две-три недели назад кто-то взялся было экспериментировать с воздействием этих объектов на чужацкое восприятие, да потерял интерес. В комнате пахло плесенью и голубиными гнездами. Ассистентка сделала два-три звонка, поговорила с управлением, потом постояла немного с таким видом, как будто перед ней явилась пообщаться голографическая уловка. Ничего не случилось. Однако спустя некоторое время в углу у потолка возникла зыбкая форма.

– Это ты? – ободряюще уточнила ассистентка.

– Да, – прошептал чужак на матрасе. Коротко дернулся, подняв облако перьев. – Это я. Я здесь.

У ассистентки имелся личный кабинет на пятом этаже управления, что на перекрестке Юнимент и По. Ей выделили штат, финансирование и мятно-голубой «кадиллак-родстер», ретро 1952 года, с парковочным гаражом; никто понятия не имел, как ассистентка этого добилась. «Кадиллак» часто можно было заметить рядом с баром «Кошачье танго», где ассистентка любила зависать вечерами; дважды-трижды в неделю она парковала машину у высококлассной бакофермы «Кедровая гора» на Си-стрит, где для нее разработали несколько персонализированных артистических сценариев, основанных на сюжете о жизни вымышленной домохозяйки XX столетия по имени Джоан. В роли Джоан ассистентка готовила, убирала, пользуясь «средствами для чистки», и обслуживала своего мужа так, как было принято в 1956-м: сводилось это главным образом к тому, что он, основательно поворчав, кончал ей на ногу (она почему-то находила этот экзотический аспект особенно успокаивающим). Сегодня, однако, она погрузилась в другую свою любимую сценку с «Кедровой горы»: пятизвездочный номер 121, скопированный с одноименной диорамы Сандры Шэн, где стала женщиной – безымянной, но явно жительницей того же XX века – в отеле.