Читать книгу "Пустота - Майкл Джон Харрисон"

Весь вечер Анна Уотермен слышала, как дерутся коты. В десять она вышла в сад и стала звать домашнего любимца. Около десятилетия назад ее дочь Марни, тогда тринадцатилетка, но уже непостижимая, нарекла этого зверя Джеймсом. Небо полнилось звездами, у краев небосклон отливал зеленоватым сиянием сумерек позднего лета. Сад у Анны был большой, ярдов пятьдесят на двадцать, с обросшими лишайником яблонями и некошеной травой, и покосившаяся беседка походила на декорацию для русского фильма 1970-х – она уже разваливалась, тонула в разросшихся цветах, пучилась от хлама, который жалко выбросить, но и при себе держать особо незачем. Цветы разрастались с какой-то нездоровой стремительностью. Каждый год, как их ни пропалывай, тут прорастала плотная смесь местных сорняков, дички и, как напоминание о начавшемся в 2000-х потеплении, экзотики с мясистыми листьями и крупными лепестками из семян, занесенных бог весть откуда.

– Джеймс! – выкликала Анна.

Джеймс не отзывался, но не было и таких звуков, словно он кого-то убивал или умирал лютой смертью. Анна приободрилась.

Она обнаружила кота в зарослях на дальнем конце сада, где животное периодически устраивало себе лежанку среди корней на сухой земле. Он тыкался в изгородь мордочкой, стучал по ней передней лапой, что-то мурлыча сам себе. Она потрепала Джеймса по холке, но кот не обратил на нее внимания.

– Старый ты дуралей, – сказала ему Анна, – ну что ты здесь нашел?

Какие-то остывшие ошметки и обрывки плоти, раскиданные по земле. Если не считать размера и цвета, совсем как внутренности. Изгибы напомнили ей свиную печенку. Органы слабо светились. Анна подобрала с земли кусок и тут же уронила – он был теплый. Кот восхищенно подскочил, поймал кусок и принялся его трепать.

– Джеймс, – сказала Анна, – ты отвратителен.

Потом, натянув садовые перчатки, в каких обычно подрезала бархатцы, Анна сунула пару-тройку объектов в пластиковый пакет и отнесла обратно в дом. Опорожнила на стеклянное блюдо. Выложенные на рабочий стол, выглядели они как любая требуха – непривычными являть себя миру. Цветом вроде настоек в колбах, которые Анна девчонкой еще видела на витринах аптек, – синие, зеленые, глубоко-марганцовые, но уже слегка поблекшие и обретающие на свету галогеновой лампы кислотные оттенки. Анна выудила из шкафчика свой лучший вюстхофский нож, но тут же, разнервничавшись, положила обратно. Осмотрев содержимое блюда с разных ракурсов, она отправилась звонить Марни.

– Ты зачем звонишь? – спросила Марни минут через пять.

– Я так думаю… я просто хотела с тобой поделиться своим счастьем. По разным поводам. Я так счастлива была.

Анна понимала, что на первый взгляд это утверждение абсурдно. На третьем десятке она страдала анорексией и дважды неудачно покушалась на самоубийство. Первый муж, Майкл, – не лучший выбор – однажды ночью ушел в море на Мэнн-Хилл-Бич к югу от Бостона и не вернулся. Тела его так и не нашли. Талантливый человек, но весьма неуравновешенный. «Он был замечательным человеком, – говорила Анна тем, кто спрашивал о Майкле, – но принимал многие вещи слишком близко к сердцу». С тех пор она успела снова выйти замуж, родить Марни и прожить жизнь. Ее совместную жизнь с отцом Марни, довольно неплохую, сперва в Лондоне, а затем в этом тихом дорогом доме у реки. Майкла такая жизнь не устроила бы. Ему жизнь вообще давалась с трудом, как своеобразное наказание.

– Никто из нас толком не понимал, как жить, – сказала Анна.

– Анна…

– У него были трудности.

Марни молчала.

– Ну, ты знаешь, – сказала Анна. – На сексуальной почве. Твой отец в этом отношении был куда лучше.

– Анна, эта информация для меня избыточна.

Марни родилась из чувства вины и облегчения, вызванного пропажей – потерей – Майкла в ту ночь на Мэнн-Хилл-Бич. Озадаченная Анна вернулась домой в Лондон и бросилась в постель к первому встречному. Только так можно было примириться с собой, особенно на таком расстоянии оттуда. Она ни о чем не жалела, хотя временами воспоминания заставляли ее относиться к Марни с особенной нежностью. Тут ее посетила внезапная обескураживающая вспышка: Майкл согнулся над ней во тьме, и кто-то из них говорит нечто вроде: «Искры! Везде искры!»

– Анна? Анна, мне идти надо. Поздно уже. Полночь.

– Ой, правда, дорогая?

– Тебе завтра к доктору Альперт, – напомнила ей Марни.

– Боюсь, что я не помню в деталях зачем, – ответила Анна неуверенным, но исполненным протеста тоном.

– Хорошо, что я все записала.

Анна, испытав неожиданный прилив зависти и любви, произнесла:

– О, Марни, надеюсь, тебе нравится секс. Было бы отвратительно думать, что ты лишена столь прекрасной услады.

– Я тебя на станцию отвезу утром. Спокойной ночи, Анна.

«Ну и зачем я звонила?» – спросила себя Анна. Ответа не последовало, так что она удалилась к двери кухни и выглянула. Между садом и рекой, на изрытом кочками выгоне, фута на два-три в глубину клубился туман. Поверх мглы виднелись смутные очертания ив. Она позвала кота, предложила ему корм из крольчатины, заставила себя лечь в постель, но проснулась, как обычно, в десять минут пятого пополуночи, вся в поту и мучаясь навязчивым тяжелым жужжанием в ушах. Это было скорее ощущение, чем звук, как пыталась она объяснить доктору Альперт. «Это как чувство из сна, – сказала бы Анна сейчас. – Физическое ощущение. Я даже не уверена, я ли его переживаю». Она с трудом, чувствуя себя усталой и больной, вылезла из кровати и спустилась выпить воды. Через кухонные жалюзи сочился серый свет. Ей подумалось, что надо бы снова взглянуть на органы, или что это было, но те исчезли с блюда. Джеймс, конечно, запросто мог бы запрыгнуть на стойку и съесть их, но Анне показалось, что органы просто растаяли. Осталась только капля жидкости, достаточно сходной с обычной водой, чтобы смыть в раковину. Анна решила, что есть с этого блюда больше не будет.

Каждую ночь, с той поры как Майкл ушел в море, Анна спускалась позвать кота, унести раскладной стул с лужайки, чтобы не промок, или посмотреть на звезды. Где бы ни жила. И каждую ночь ей снился один и тот же сон.