Читать книгу "Будущее России. Алгоритм переворота - Олег Бобраков"

Может быть, рабочие объединились с беднейшим крестьянством, как об этом официально заявлялось? Тогда возникает другой вопрос: а как повели себя в этой ситуации середняки? Ведь они составляли основную массу русских крестьян. Если большинство из них пошли вслед за бедняками и рабочими, то с кем вся эта армия воевала целых четыре года? С кулаками? Но их было немного, и подавление их заняло бы от силы несколько месяцев. Итак, кто и с кем воевал? Кто победил и почему в период коллективизации вся тяжесть репрессий обрушилась главным образом на того же середняка и искусственно образованную прослойку зажиточных крестьян?

Кулацких семей, то есть тех, кто эксплуатировал наемный труд, в типичной российской деревне насчитывались единицы. Кулаков-мироедов все ненавидели за ростовщичество, но после каждого неурожая вынуждены были идти к ним на поклон за процентными ссудами и семенами в долг. Бедняков тоже было мало. Они, как правило, относились к породе людей, не желавших жить плодами собственного труда и привыкших рассчитывать на доброту односельчан. Так община их и кормила «всем миром» – нельзя же бросить этих пьяниц, свои как-никак. Зато, когда настало время, эти пьяницы с ведома властей быстренько создали комитеты бедноты и приступили к «раскулачиванию» своих кормильцев.

Пока продолжалась гражданская война, развернуться комбедовцам было сложно. Зато когда она закончилась и на смену недолгой политике нэпа пришла индустриализация с коллективизацией, «сельские пролетарии» развернулись во всю мощь. Сотни и тысячи земляков их усилиями были сосланы на Соловки и в Сибирь, о чем свидетельствуют документы.

Всякая гражданская война предполагает столкновение интересов разных классов или достаточно крупных социальных слоев и групп. Противоборствующие стороны должны иметь вождей, наиболее четко выражающих их цели и идеологию. Можно ли выделить такие противоборствующие классы и социальные слои среди участников российской войны?

В начале XX века русская деревня политикой особенно не интересовалась. Не до того было – выжить бы в условиях голода, болезней и вооруженных стычек. О Ленине что-то слышали, Сталина еще не знали. О прошедшей революции рассуждали приблизительно так: «Что богачей погнали – это хорошо, а вот царя-батюшку зачем же?» В Центральном Черноземье, к примеру, у крестьян на устах были имена начальников войск, проходивших по этим местам с боями, – сначала Антона Ивановича Деникина, затем Семена Михайловича Буденного. Непримиримые враги, командовавшие противоборствующими армиями. Если война гражданская, следовало бы ожидать, что они выходцы из антагонистических классов. А на самом деле? Генерал-лейтенант царской армии Деникин – внук крепостного крестьянина, командарм Первой Конной Буденный – зажиточный кубанский казак из Ставрополья. Что делало их смертельными врагами? Может быть, преследуемые цели?

Чего хотел Деникин? Чего хотели белые вообще? Нам внушали, что восстановления монархии. Так ли это? Не та же ли армия в феврале 1917-го благополучно сдала «царя-батюшку»? Все ли меры она приняла, чтобы вызволить его из заточения, в период до июня 1918-го? Тогда чего добивались и Колчак, и Деникин, и Врангель, и Юденич, проливая реки крови? Возрождения великой России? Но какой? Этого они и сами четко не знали.

А чего хотели Буденный, Ворошилов, Фрунзе и другие красные? Похоже, лучше всех это знал Троцкий: они хотели мировой революции. Официально все воевали за советскую власть – власть рабочих и крестьян. А что получилось в результате победы? Ответ очевиден, особенно если смотреть с современных позиций.

Гражданская война подразумевает четко структурированное гражданское общество с ясной идеологией и высокой политической грамотностью участвующих в ней сторон. Могло ли такое быть в стране, в которой всего полвека назад отменили крепостное право? В которой не то что о политической грамотности не могло идти речи – большинство населения вообще было неграмотным. «Минуя капиталистическую стадию развития» – эта характеристика современной российской истории включает все: и неумение народа жить в социуме в соответствии с законом, и неверное понимание своих прав и обязанностей, и недостаток опыта разных форм классовой борьбы, и отсутствие гражданского общества как такового.

Линия фронта разделяла не социальные слои, а подчас обычную крестьянскую семью, где один брат оказывался у красных, другой – у белых, а то и вовсе у зеленых. Многие не выбирали сознательно, за кого воевать. Все решалось случайно и зависело от того, где и кого под страхом смерти успели мобилизовать пришедшие в данную местность войска. Более того, разграничительная линия порой пересекала не только семью, но и душу человека, в которой с особой остротой разгоралась извечная борьба между добром и злом, между животным и социальным началом. И какая бы сторона ни победила, каждый из ее бойцов еще долго будет испытывать на себе последствия внутренней борьбы, что будет отражаться на его действиях. Это мы и наблюдали в последующей истории, когда военный герой вдруг оказывался в обычной жизни предателем, трусом, беспринципным угодником или стяжателем.

Понятно, что в таких условиях столкновения становятся особенно жестокими. Отсюда и определение «русский бунт, бессмысленный и беспощадный». Таким он был, таким и будет, если допустить его. Ведь гражданского общества у нас и поныне нет.

Раньше большинство людей об этом не задумывались – жили, как привыкли, а другого образа жизни и не видели. Но вот появилась возможность ездить за границу – и начались открытия. Например, в Италии на междугородних автотрассах, как правило, три полосы движения в одну сторону. Едут все по средней полосе, по левой только обгоняют и тут же возвращаются в свой ряд. Правая полоса – исключительно для спецслужб: скорой помощи, полиции и т. п. Как-то мне пришлось стоять там в пробке, вызванной серьезным дорожно-транспортным происшествием. Вынужденная стоянка растянулась часа на два. И вы думаете, кто-нибудь попытался нырнуть на правую полосу? Ни один автомобиль, кроме медицинских и полицейских. Возможно ли такое в России?!

Путешествующий по Германии или Швейцарии быстро убедится, что стоит ему выбросить из машины окурок, как он на следующем же перекрестке будет остановлен и оштрафован: кто-то из законопослушных граждан уже постарался и донес в полицию, сообщив и номер машины.

Когда-то в Германии нам приходилось отлавливать советских солдат, бежавших из воинских частей. Это всегда было большим ЧП: дезертир, да еще иногда и с оружием, на территории иностранного государства! Что он готов выкинуть, никто не знает. На его поиски мобилизовывали всех подряд – комендатуру, командиров, политработников, работников особых отделов. Если розыск затягивался, по договору обращались в немецкую полицию за помощью.

И тут начиналось самое интересное. Немецкие товарищи устраивали штаб поиска где-нибудь в «гаштете» (кафе), проводили туда телефонную связь, куда-то звонили, а затем успокаивали нас: «Сидим, пьем лимонад, сейчас придет Ганс и все доложит». К нашему удивлению, минут через пятнадцать появлялся гражданский Ганс и докладывал: советского солдата видели полчаса назад в Цоссене, идет в сторону Нойбурга, минут через сорок будет там. Наши вскакивали, пытаясь броситься в погоню. Немецкие полицейские успокаивали: мол, сидите, не волнуйтесь, через час он будет здесь без единого выстрела – его «ведут» наши люди. «Сколько же их?!» – спрашивали мы. – «Все население Германской Демократической Республики». И представители народной полиции были недалеки от истины: каждый гражданин ГДР считал для себя честью выполнить гражданский долг.