Читать книгу "Мистериозо - Арне Даль"

— Сарафанное радио, — не успев подумать, выпалил Пауль Йельм. И тут же прикусил язык. Грундстрём уставился на него, ни одна черточка его лица не дрогнула. Наклонившись, он извлек из портфеля маленький диктофон.

— Я надеялся, что мы сможем этого избежать, — сказал он, включая аппаратик. — Допрос инспектора криминальной полиции Пауля Йельма, проведенный Грундстрёмом и Мортенсоном в помещении полицейского управления Худдинге. Тридцатое марта, приблизительно семнадцать часов шесть минут.

— Допрос? — изумился Йельм.

— Допрос, — подтвердил Грундстрём. — Вы сами это выбрали.

Йельм снова прикусил язык. Больше ни слова. И началось:

— Являетесь ли вы или являлись ли когда-либо членом какой-либо организации, враждебно относящейся к иммигрантам?

— Нет, — ответил Йельм, стараясь сохранять полное спокойствие.

— Каково ваше отношение к иммигрантам?

— Скорее хорошее, чем плохое.

Грундстрём покопался в большом коричневом конверте, извлек оттуда нечто, напоминающее список, и начал его зачитывать:

— За время вашей службы в этом районе 42 процента задержанных вами людей составляли лица иностранного происхождения. За последний год эта цифра достигла 57 процентов.

Йельм кашлянул и сосредоточился.

— По последним подсчетам во всем муниципалитете Буткюрка 32 процента населения имеют иностранное происхождение, из них 20 процентов — иностранные граждане. Севернее, в Альбю, Фиттья, Халлунде и Норсборге, эта цифра значительно выше, 50–57 процентов и даже больше. Другими словами, всего 42 процента иммигрантов среди задержанных показывают лишь несколько меньшую их склонность к преступлениям, чем у лиц шведского происхождения, проживающих в этих районах. В любом случае приведенная цифра не имеет ни малейшего отношения к расизму, на который вы так прозрачно намекаете.

Йельм был очень доволен своим ответом; в отличие от Грундстрёма.

— Какого черта вы поперлись стрелять в того мужика, американского кино захотелось?

— Того, как вы изволили выразиться, мужика зовут Дритеро Фракулла, и он принадлежит к албанскому меньшинству провинции Косово в Южной Сербии. Вы, конечно, знаете, какая там сейчас ситуация. Почти все косовские албанцы, с которыми мы имеем дело в нашем округе, — это люди, ассимилировавшиеся здесь, выучившие шведский язык, определившие своих детей в шведские школы. И вот почти всех их выдворяют из страны. Это неминуемо вызовет эксцессы.

— Тем меньше у вас было причин идти и убивать его. Государственный спецназ был уже в пути, специалисты, эксперты. Какого дьявола вам понадобилось туда соваться одному?

Йельм не успел прикусить язык:

— Чтобы спасти ему жизнь, черт побери!

Часы показывали почти восемь вечера. Йельм и Бруун были в коричневой комнате, Бруун сидел в своем кресле, Йельм полулежал на диване. На столе перед ними стоял большой катушечный магнитофон. Из его динамиков раздалось:

— Чтобы спасти ему жизнь, черт побери!

Бруун едва не проглотил свою сигару. Быстрым движением он выключил магнитофон.

— Ты, — сказал он, тем же быстрым движением руки указывая на Йельма, — очень смелый человек.

— Знаю, это звучит по-идиотски… — ответил Йельм с дивана. — Впрочем, записать тайком допрос, который проводит отдел внутренних расследований, — не меньший идиотизм.

Бруун пожал плечами и снова включил магнитофон. Сначала короткая пауза, затем голос Йельма:

— Их специализация делает их специалистами в одном деле, и вы так же, как и я, хорошо знаете, в каком: обезвредить преступника, не причинив вреда заложникам. Обезвредить в значении уничтожить, то есть убить.

— И вы действительно рассчитываете, что мы поверим, что вы стреляли в него, чтобы спасти?

— Думайте что хотите, черт побери.

Бруун поглядел на него и горестно покачал головой; теперь наступила очередь Йельма пожать плечами.

— Вот этого мы как раз делать не собираемся, — продолжил Грундстрём своим обычным тоном. Предыдущие две реплики он произносил совсем иначе. — Мы здесь, чтобы отделить правду от лжи, убедиться в том, что вы не совершили служебную ошибку, и таким образом избавить вас от выговора. Именно так действует правовая система. Если потребуется, мы возьмем вас на заметку. И это не имеет никакого отношения к тому, что думаем мы лично.

— Для протокола: выстрел произошел в 8.47, а спецназ подъехал в 9.38, — сказал Йельм. — Мы должны были сидеть на корточках перед зданием и в течение целого часа дожидаться, что будет с отчаявшимся человеком, вооруженным ружьем, с перепуганными до смерти заложниками и парализованным центром Халлунда?

— Хорошо, давайте на некоторое время оставим вопросы почему в стороне и перейдем к тому, что вы совершили де факто.

Пауза. Мортенсон и Грундстрём меняются местами. Йельм размышляет о том, что за человек может употреблять выражение «де факто».

Отточенный голос сменился более грубым:

— Так-так. Пока мы, так сказать, плавали по поверхности. А сейчас примемся нырять.

Бруун выключил магнитофон, поднял бровь и, искренне удивленный, повернулся к Йельму:

— Уж не хочешь ли ты сказать, что они на полном серьезе применили прием «плохой полицейский — хороший полицейский»? И это к человеку, который сам провел не один допрос?

Йельм снова пожал плечами и почувствовал, что его клонит в сон. И без того длинный день короче не станет, если его затягивать. Когда голос Мортенсона зазвучал опять, слова и картинки в его памяти стали путаться. В течение краткого промежутка между сном и бодрствованием они боролись между собой. А потом он заснул.

— Шаг за шагом. Первое: вы крикнули из-за двери без предупреждения; уже одно это могло привести к катастрофе. Второе: вы утверждали, что безоружны, в то время как у вас был пистолет; достаточно было ему попросить вас повернуться спиной, и катастрофа была бы неизбежна. Третье: вы обманывали преступника; знай он кое-какие факты, случилась бы катастрофа. Четвертое: стреляли вы из неположенного места; это также могло закончиться катастрофой.

— Что с ним? — спросил Йельм.

— Что? — опешил Мортенсон.

— Как он себя чувствует?

— Кто?

— Дритеро Фракулла.

— Кто это такой, черт возьми? Сорт апельсина? Трансильванский граф? Сосредоточьтесь на фактах, дьявол вас раздери!

— Это и есть факты. Это факты.

Пауза была настолько длинной, что Бруун принялся проматывать пленку, чтобы узнать, не закончилась ли запись. Йельм не мог помочь ему; он крепко спал. Наконец на пленке снова послышался голос Мортенсона, приглушенный и тихий.

— Он лежит в хирургическом отделении больницы в Худдинге под круглосуточной охраной. Состояние стабильное. Чего нельзя сказать обо всем остальном. Мы продолжим завтра в половине одиннадцатого. Спасибо, Йельм.