Читать книгу "Искупление - Виталий Яковлевич Кирпиченко"

несмотря на свои годы, не был помехой Сергею. И помощник из него не ахти какой, но и помехой он не был. Помогал как мог. Там подаст топор или вагу, там подложит под бревно полено, чтобы оно не покатилось. Главное же было то, что рядом находился живой человек. С ним можно поговорить о чём-то, услышать ответ, получить дельный совет.

— В деревнях ране обчеством строились. Хозяин заране заготавливал лес, а ставили уже обчеством. За один день сруб ставили, крышу накрывали, окна тоже ставили. А потом уже хозяин остально сам доделывал.

— Угощал хозяин хорошо? Самогону много пили?

— Кто как. Кто хорошо угощал, а кто и просто. Кто побогаче — хорошо, бедному где взять, вот и помогали ему, несли, чо у кого было. А гуляли всё равно хорошо. Весело гуляли. И хозяин радовался дому, и остальны радовались, чо добро сделали. Тако жили. Хорошо жили, правильно жили. Теперя так не живут. Теперя все по своим закуткам, как мыши по норам. Худо это. Не по-людски.

На перекуре дед Матвей, показав на избушку с проваленной крышей, с пустыми чёрными глазницами окон, обособленно стоявшую на окраине, сказал:

— Тута жили латыши. Оне совсем не похожие на нас — стороной людей обходили, молитвы каки-то не таки пели. Старуха читала толсту чёрну книгу у окна. Идёшь, бывалочи, а она напялит очки и читат. Идёшь обратно, а она всё ещё читат. Кода она работала — никто не видал. Наши бабы и в поле, и на огороде, и за ягодами, и грибами в лес, а она сидит и читат.

— Богато они жили? — поинтересовался Сергей, припомнив ту старуху, которой, как ведьмой, пугали его.

— Да не шибко и богато, — призадумался дед Матвей. — Одевалися лучше нашего. Сапоги хороши таки были у их, а кто и в ботинках ходил. Кустюмы у всех были на праздники, белы рубахи, и эти, как их, — покрутил вокруг шеи дед.

— Шарфы?

— Не. Не шарфы… Эти…

— Галстуки?

— Во! Оне! — обрадовался дед Матвей. — Ихний сын младший на скрипке играл.

— Евальт?

— Можа, и Евальт, я всех их перезабыл. Один, как и мы, просто звался, Иваном. Ещё один был, тот тоже не по-нашему звался, катца, Apc… Apc…

— Арсеном, — опять подсказал Сергей. Он хорошо помнил эту интересную семью латышей, непонятно как оказавшихся вдали от родины в холодной и далёкой Сибири.

— Ты откуль их знашь? — дед уставился на Сергея. — Тебя ж тода и в помине не было.

— Был я тогда. Мне четыре года было, мы жили тогда на Покровке и приезжали с мамой к её сестре, тёте Стеше, она была за этим Иваном. У них была ещё сестра…

— Помню, была. Ладна така девка, высока. Крепка. Оне все были рослы, а девка — крепче нашего мужика. Забылось, как её звали…

— Анютой.

— Правильно! Нютка! Красива девка была. А коль оне твои родственники, то ты и должен об них больше знать? Где оне теперя? — дед Матвей ждал ответа с нескрываемым любопытством.

— Иван с тётей Стешей живут в Иркутске. Он работал кузнецом, а теперь на пенсии. Свой домик у них в Рабочем. Евальт уехал в Латвию, живёт в Риге. Анюта вышла замуж за покровского парня, он не совсем покровский, из России приехал, Сергеем зовут, где живут теперь — не знаю.

— Так, так, так, — закивал дед Матвей. — Жизня всех раскидала по миру. Вот и мои тоже…

Разобран дом, отбракованы брёвна, но многие остались в прекрасном состоянии, они тверды как кость. Лиственница одним словом!

— Нижний венец надо заменить, — отметил Сергей, простучав обухом подгнившие брёвна. — А остальные ещё сто лет простоят. Времянку соберу из них.

— Моя изба постарее твоей будет, и стоит, ни хрена ей не делатся, — заключил дед Матвей. — Мы с родителем тода нижний ряд дёгтем хорошо просмолили, вот и доржит он до сей поры. Под рамами подгнило, а остально хорошо сохранилось. Под рамы дождь да кода стёкла-то отпотевают, то вода сбиратся на подоконниках, а потом и затекат в щели. Ты, Серёга, сделай так, кабы не сбиралась там вода, а то тоже быстро сопрет дерево.

— Сейчас, деда Матвей, столько всего продаётся на строительном рынке, что глаза разбегаются. И плёнка, и пропитка, и краска — всего полно, только плати деньги.

К концу следующего дня фундамент для нового дома был очищен от мусора, подправлено подполье.

«Хорошо бы бетонный каркас, — подумал Сергей, и тут же: — Как его одному укладывать? Пупок развяжется! Вот бы какой маленький кран и бульдозер с самосвалом сюда».

Ныла спина, ныли руки, плечи — сплошная боль, даже шею скрутило на сторону — головой не пошевелить.

Дом разрушен до основания. Гнильё в одну кучу свалено, трухлявое дерево, какое можно пустить на растопку, — в другой куче, а то, что пригодно ещё, аккуратно сложено штабелем на проложенные поперёк брёвна — не окажется в луже после дождя, да и ветерок продувает, сушит.

3

«Среди недели надо бы смотать в Магочан, закупить, что надо, да привезти всё сюда. Заодно поискать подсобника какого. Только вряд ли кого я там найду, кому захочется ехать в глухомань за копейки. Может, кто приедет сюда и подкинет меня до района, было бы здорово. Двадцать вёрст — это не двадцать шагов».

Несказанно повезло — приехала Тамара, дочь Елизара, в другом конце они жили. Приехала не одна, с нею были ещё двое: паренёк лет двадцати и девица такая же. Паренёк по-сибирски невысок, кряжист, широкоскул и узкоглаз — признаки бурята явные, но не стопроцентно. Острый нос и серые глаза достались ему в наследство от европейца. Девица тоже не избежала влияния бурятской крови, но в меньшей степени, чем паренёк. Правильный овал лица, тёмно-русые волосы, прямой, чуточку курносый, нос, большие карие глаза подарил ей кто-то из русских или татар, их здесь тоже достаточно, но разрез глаз, припухлость верхних век — это принадлежность монголоида.

Сергей обедал, когда послышался рокот мотора; соскочив с бревна, он кинулся на дорогу, да опоздал — серый пикапчик показал ему запылённое заднее стекло. Собрав посуду, наскоро переодевшись, он заспешил в сторону деда Матвея — узнать, кто это пожаловал в их незамутнённые края. Дед Матвей бежал навстречу, проседая на правую ногу.

— Серёга, слышь, она приехала. Томка Елизара. Тебе бы с ей уехать, — задыхаясь, высказался старик. — У ей там и переночуешь, а не на вокзале — свой человек, чай, не откажет.

— Вот и я бегу узнать об этом же, —