Читать книгу "На качелях между холмами - Михаил Самарский"

Я думаю, для начала необходимо рассказать, где мы живем. В Подмосковье, в частном доме. Два этажа. На первом — прихожая. Здесь шкаф, вешалка, тумбочка под обувь, диван. Удобная такая прихожая. Ее еще можно назвать кошачьей спальней, потому что здесь на диване спят наши кот и кошка. Кота зовут Макар, а кошку — Маша. Оба приблудились и как-то прижились. Хорошие такие котики, ласковые. Первым приблудился Макар, а Маша — на год позже, но, что удивительно, сразу, с первого дня, она стала командовать Макаром. А он, лопух, ей во всем подчиняется. Представьте такую картину: у них две миски, ну и кушайте каждый из своей. Так нет же! Маша пока не поест, Макару нельзя подходить к своей миске. Он как-то нарушил запрет, Машка так звезданула его по уху, что у Макара навсегда пропала охота кушать рядом со своей сожительницей. Не кот, а какой-то лошарик — всегда сидит в стороне и ждет, когда женщина насытится. Вот такое неравноправие.

Далее на первом этаже у нас кухня-столовая. Это одно большое помещение, но разделенное как бы на два участка. На одном готовят, на другом едят. Вторая дверь из прихожей ведет в такой небольшой коридорчик, а там еще три двери — в ванную, на лестницу второго этажа и в кабинет отца. Кабинет у отца огромный, квадратов, наверное, сорок. Мне нравится это помещение. Два стола, на каждом по компьютеру — один папин, другой мамин. Два кожаных диванчика, шкаф с подарками и сувенирами (чего там только нет!), стеклянный журнальный столик, два кабинетных кресла и несколько стульев. Мне теперь кажется (после Набокова), что у каждой вещи в нашем доме есть своя душа. Если войти в кабинет ночью и не включать лампу, то можно заметить над всеми предметами какое-то мягкое, едва заметное свечение. И у всех есть свой особый запах. К папиному столу прикасаться строго-настрого запрещено. Когда отец сдается и соглашается, чтобы мама навела у него на столе порядок, то он — хозяин стола стоит непременно рядом и наблюдает, чтобы ничего со стола не исчезло, а каждая бумажечка и каждый листок легли строго на определенное место. Иными словами, папин кабинетный стол — это самая неприкосновенная вещь в нашем доме.

Дальше, вдоль стены тянутся длинные полки с книгами, которых здесь — уйма, почти как в нашей школьной библиотеке. Каких только нет. Даже Ленин со Сталиным. Папина гордость — двести томов какой-то древней библиотеки. Впрочем, у нее есть название — «Библиотека всемирной литературы». Отец говорит, что издавалась она еще во времена СССР и была страшным дефицитом. Сдохнуть можно. Их послушаешь, так у них все было дефицитом. Даже книги. А бабушка рассказывает, что у них и хлеб какое-то время был дефицитом и что из-за отсутствия хлеба какого-то советского президента сняли с поста. Непонятно, чем они в те времена занимались, если даже хлеба людям не хватало. Нет, я понимаю, когда была война. Там все может быть, но бабуля говорит, что дефицит хлеба случился лет через двадцать после войны.

Да, кстати, пока не забыл, мой дед родился в День Победы — аккурат 9 мая 1945 года. И его тоже зовут Михаилом. А вы думали, случайно, что ли, меня назвали Мишей? Как бы не так. Мы с дедом оба Михаилы Александровичи. Честно сказать, я сначала ненавидел свое имя. Даже мечтал сменить его, когда вырасту. А все из-за одной придурковатой одноклассницы — Оли Моисеевой (мы ее дразнили Моськой). Так вот, она постоянно называла меня медведем. Я злился и все время хотел ее побить. Она мне говорит: «Медведь!» — я ей отвечаю: «Заткнись, Моська!» А ей хоть бы хны — хохочет и продолжает меня обзывать. Таких дур поискать еще нужно, я вам честно говорю. Хотя вру. Да, вы знаете, я страшный лгун. Я постоянно что-то вру. Нет, не нарочно, а так почему-то получается. Вот, например, прихожу из школы домой. Отец спрашивает: «Как дела?» Я отвечаю: «Да все хорошо!» А у самого в дневнике запись от «классной»: «Мешал на уроке». Ляпну и думаю, ну что это я сразу правды-то не сказал, а вдруг отец сейчас проверит дневник. И вы знаете, что самое обидное? Не поверите. Когда я говорю правду, ну, что все у меня хорошо, отец никогда не требует показать дневник. Как только хотя бы чуточку совру, тут же говорит, а ну покажи дневник. Вот, скажите, почему так бывает? Совпадение или он чувствует, что я вру? Вы как считаете? Телепат он, что ли? Ой, беда. Беда с этими взрослыми. Странные люди. Иногда из-за какой-нибудь мелочи как разведут антимонию (снова бабушкино словечко), помереть хочется, а другой раз просто скажут, мол, не делай больше так. И главное, наперед никогда не узнаешь — будет эта самая антимония или просто «больше так не делай».

Минуточку. Сгоняю в Интернет. Вот нашел — мнение Ушакова. Разводить антимонию — заниматься пустой болтовней. Точно. Лилия Степановна, бабулечка моя, и где ты такие словечки выкапываешь?

Да, на чем мы остановились? Моська. Тут я тоже, конечно, привираю. Никакая она не придурковатая, наоборот, очень умная девчонка, учится почти на одни пятерки. Только вот с историей у нее почему-то постоянный напряг. Никак даты не научится запоминать. А так она мне даже нравится, симпатичная. Не самая красивая в классе, но симпатичная, точно говорю. Самая красивая у нас Наташка Бродская. Но она дружит с Максимом рыжим. Вот этот уж точно придурок. Как она может с ним дружить, ума не приложу? Но вот дружит и все. Я, конечно, тоже с ней подружился бы, но она бегает за этим идиотом, который из троек не выкисает. Я заметил, девчонкам вообще наплевать на оценки их дружков. Вот и пойми после этого мою бабушку, которая постоянно твердит, что если я буду плохо учиться, то и жена у меня будет дурой и что я вообще себе всю жизнь испорчу. Мне кажется, что бабуля моя уже из ума выживает. Ну почему это у меня жена будет дурой, если я сам ее буду выбирать? Кто мне объяснит? Захочу, выберу умную, не захочу — пусть будет дурой. Но это же зависит только от меня самого? Правильно? Или я чего-то не понимаю?

А вам не кажется, что мы отвлеклись? Я же не до конца рассказал о нашем доме. Ну, с первым этажом мы разобрались. Хотя я не рассказал, что в кабинете у отца (кстати, несмотря на то что там и мамин стол, и ее компьютер, и ее ящики разные, все называют это помещение кабинетом отца) на верхней полке стоят фарфоровые статуэтки. Прикольные такие. Сейчас, наверное, их не делают. Все они из СССР. Вот и пойми моего папу, он вроде как против СССР выступает, а сам все это хранит. Значит, скучает? А еще на деда наговаривает. Очень красивые статуэточки — два гуся (как я понимаю: один серый, другой белый), пограничник с собакой, моряк-офицер с девочкой, Пушкин за журнальным столиком, птички, клоуны, пудель, балерина и еще много-много разных фигурок. Наверняка, у каждого из вас дома есть такие безделушки. Но в папином кабинете (вот, и я туда же) их просто много. Можно сказать, целая коллекция.

Второй этаж. О нем и рассказывать-то нечего. Холл и четыре спальни — родителей, стариков, моя и старшей сестры. Но сестра сейчас с нами не живет. Вышла недавно замуж и уехала жить к своему мужу. Вернее, замуж она не вышла, а просто уехала к своему мужу. А дед говорит, что он никакой ей не муж, а сожитель. Помните, я вам о Машке с Макаром рассказывал, так вот я откуда взял это словечко. Моя сестра Лилия и ее молодой человек (Лилька так его называет) — не муж и жена, а сожители. Вот так. Я вам потом о них расскажу. Это еще те кадры. Лучше продолжу о своем имени, которое я раньше ненавидел. Постепенно я узнал, что среди знаменитых людей было очень много Михаилов. Это и маршал Кутузов, и юморист Жванецкий, и Михаил Горбачев, и даже Майкл Джексон — это тоже Михаил. Жаль, что он так рано умер. Мне нравились его песни и клипы. В общем, имя мое мне теперь нравится. Да и привыкли все к нему. Как же я его сменю? Вот вырасту, встречу кого-нибудь из одноклассников, а он мне скажет: «Привет, Михаил!» А я что в ответ? Извини, я не Михаил, я теперь Альберт (да-да, это имя мне нравилось в первом классе). Ерунда какая-то. Ну, какой к черту из меня Альберт? Смотрю в зеркало и вижу — Миша. Михаил. Нет, не нужен мне никакой Альберт. Да и не похож я на Альберта. Теперь я уже это точно знаю.