Читать книгу "Иисус. Жизнеописание Христа. От исторической реальности к священной тайне - Жан-Кристиан Птифис"

Затем Иоанн подробно повествует об исцелении расслабленнного. Если он и не присутствовал лично при этом событии, то, во всяком случае, ему очень скоро о нем рассказали; кроме того, Иоанн слышал споры, развернувшиеся вокруг происшедших событий. Об этом свидетельствует тщательность, с которой Иоанн описывает детали и подробности. Это случилось в купели Вифезда, которая иначе называлась «овечей купелью». Народ испытывал к ней почтение, подозрительное с точки зрения ортодоксального иудаизма. Добрая слава купальни связана с творившимися здесь чудесами исцеления. Иоанн утверждает, что она имела пять притворов.

Купель располагалась к северо-востоку от Храма, неподалеку от Овечьих ворот, где держали стада, предназначенные для жертвоприношения овец. Постройку датируют III в. до н. э. Купель наполнялась дождевой водой. Благодаря раскопкам, которые с 1871 г. ведутся на землях Белых отцов, рядом с церковью Святой Анны, среди множества пещер, лестниц и сводов, удалось обнаружить остатки этого сооружения. Найдены два больших бассейна 30 м в глубину, имеющие форму трапеции. Эти бассейны называли парными. Частично они вырублены в скальной породе. Бассейны разделяет барьер, над которым находился красивый портик. Четыре портика окружали постройку — это определенно то здание, которое в IV в. описал епископ Иерусалимский Кирилл. Чудесные исцеления происходили совсем рядом — в небольших бассейнах, куда вода поступала через маленькие каналы. Подойти к ним было легко — достаточно преодолеть несколько ступеней. Остатки этих бассейнов обнаруживаются под Византийской церковью. Раньше там располагалось языческое святилище, посвященное Асклепию (Эскулапу-Серапсису): богу врачевания, которого изображали обвитым змеями; ему поклонялись в Эпидавре, Пергаме, Дельфах, Коринфе, Афинах и Риме.

«Ангел Господень, — говорит Иоанн, — по временам сходил в купальню и возмущал воду, и кто первый входил в нее по возмущении воды, тот выздоравливал, какою бы ни был одержим болезнью». Слова «Ангел Божий», по-видимому, указывают на осторожность, с которой израильтяне перенимали чужеземные обряды. На самом деле в этом регулярном бурлении воды были виноваты питающие бассейн источники.

Итак, Иисус вошел в это странное святилище. Среди толпы больных, которые ожидали очередного возмущения воды, рядом с бассейном лежал несчастный, который был прикован к постели уже 38 лет. Последнее замечание сделано неслучайно: 38 лет — столько иудеи скитались в пустыне; но к тому же это возраст Иисуса! Галилеянин спросил, хочет ли несчастный быть здоров (здесь используется греческое слово ugies). Это странный вопрос, ведь в нем заключен и ответ. Слово ugies в тексте (Нового Завета) встречается шесть раз. В Евангелии от Иоанна оно использовано еще лишь один раз — при упоминании эпизода у купели Вифезда, но больше в этом Евангелии оно не встречается нигде. Однако это слово часто можно прочесть на видном месте в святилищах Асклепия, среди греческих надписей. Создается впечатление, что Иисус, используя это слово, пытается быть понятным немощному человеку с его верованиями, не высказывая при этом определенного мнения о магических и целительных силах бурлящей воды. Сходным образом он вел себя в Галилее, когда исцелил слепого слюной.

«Так, Господи, — отвечал больной. — Но не имею человека, который опустил бы меня в купальню, когда возмутится вода; когда же я прихожу, другой уже сходит прежде меня». Он беспомощно ждал на своем месте, но не просил ни о чем. Иисус ответил ему: «Встань, возьми постель твою и ходи». Изумленный калека легко встал на ноги и, взяв свою постель, вышел из купальни. Чудо потрясло видевших. В нем был хороший урок: не нужно входить в бурлящую воду этого якобы магического места. Иисус — вот источник, который по своей всевластной воле излечивает людей и дарит им жизнь.

Но в тот день была суббота. Вместо того чтобы выяснить, действительно ли произошло исцеление и при каких обстоятельствах это случилось, фарисеи разыскали излечившегося, подошли к нему и с упреком сказали: «Сегодня суббота: не должно тебе брать постели!» Он им ответил: «Кто меня исцелил, Тот мне сказал: возьми постель твою и ходи». Суровые знатоки законов принялись расспрашивать его, кто дерзнул дать ему такой совет в день восхваления Яхве, когда запрещалось переносить даже меньший груз. Но исцеленный не знал ничего о своем благодетеле, который тем временем исчез.

Затем исцеленный, который смог наконец, как всякий здоровый иудей, войти в дом Божий, вновь встретил в Храме Иисуса и подошел к нему. Тот призвал его не грешить больше, чтобы с ним не случилось чего худшего. Разве грех не хуже любой физической немощи? Теперь, когда здоровье его восстановилось, этот человек должен жить духовной жизнью и отвратиться от идоло-служения и языческих суеверий.

Рост враждебности

Все еще сам не свой от радости, исцеленный наивно рассказал своим обвинителям, кто исцелил его. Иисус! Ого! Так это тот хвастун из Галилеи, который в прошлом году заявил, что может воздвигнуть Храм за три дня! Фарисеи его разыскали и обратились к нему. Понимает ли он, что преступил одну из важнейших заповедей Моисеева Закона? Вместо того чтобы, как недавно в Галилее, оправдываться, объясняя, что некоторые обстоятельства могут оказаться выше субботы. Его ответ звучал как провокация, и даже хуже — как богохульство: «Отец Мой трудится и теперь, и Я тружусь!»

Конечно, он сказал так потому, что праздновался Рош-Хашан: торжество, прославляющее труды Бога в деле Творения. Но какая дерзость! Он осмелился назвать Бога своим Отцом и сравнить свою работу с трудами Всемогущего! Это неслыханная претензия, способная вызвать намного больше ненависти, чем нарушение субботы. Иисус еще сильнее ухудшил свое положение, произнеся длинную и удивительную речь, которую воспроизводит евангелист Иоанн. Разумеется, она написана в стиле Иоанна, который ее пересказал. Однако разумно предположить, что любимый ученик, живший в Иерусалиме, записал слова учителя вскоре после того, как они были произнесены, а затем долго над ними размышлял. Под пером Иоанна затронутые темы или произнесенные фразы, новизна которых была радикальной, слишком часто повторяются в форме близких параллелей и даже неуместных повторов, вставленных «редактором» книги. Поэтому мы не можем считать их плодами воображения или результатами каких-то логических построений более поздних богословов.

На этот раз Иисус не прибегает к притчам и тому образному языку, который использовал перед галилейским простонародьем. Мы чувствуем, что в Иерусалиме он испытывает большее напряжение. Однако он не попадается на уловки этих утонченных знатоков Писания. Иисус без колебаний объявляет себя Сыном, который верен Отцу и слит с Отцом в единое неделимое целое, полностью зависит от Отца и совершает Его дела. Нет, он — не лжепророк! Как всегда, Иисус много раз заверяет, что его слова истинны, и потому его утверждения становятся еще торжественнее.

«Истинно, истинно говорю вам: Сын ничего не может творить Сам от Себя, если не увидит Отца творящего: ибо, что творит Он, то и Сын творит также. Ибо Отец любит Сына и показывает Ему все, что творит Сам; и покажет Ему дела больше сих, так что вы удивитесь».

Иисус ничего не требует от своего лица, ничего не присваивает себе. Он лишь хочет передать каждому мощь Божественной любви, которая спасает людей. Как Иисус уже говорил Никодиму, верить в Сына — значит обрести жизнь вечную и избежать Суда. «Отец, — добавляет Иисус, — воскрешает мертвых и оживляет». Сын, которому Отец передал все дела правосудия, оживляет кого захочет. После этих отвлеченных слов о Сыне, который упомянут в третьем лице, Иисус вдруг отождествляет себя с этим Сыном Божьим: «Истинно, истинно говорю вам: слушающий слово Мое и верующий в Пославшего Меня имеет жизнь вечную, и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь. Истинно, истинно говорю вам: наступает время, и настало уже, когда мертвые услышат глас Сына Божия и, услышав, оживут. Все, находящиеся в гробах, услышат глас Сына Божия; и изыдут творившие добро в воскресение жизни, а делавшие зло — в воскресение осуждения». Иисус не знает никаких ограничений. Он говорит о себе как о господине над воскресшими из мертвых.