Читать книгу "Тайна без точки - Альбина Коновалова"

Женщины спрашивали:

— А у кого был ключ?

— У начальника Дома офицеров Владимира Бугайчука, — ответил Иван Иванович Нидзиев.

— Так с него и надо спрашивать.

— Нет, он клянется, что не брал, — миролюбиво ответил Иван Иванович и на том «расследование» причин кражи закончилось.

Еще один случай произошел при мне. Ирина Шубина принесла сумочк у, набитую деньгами:

— Это Кольская АЭС передала, — прямо сказала она и поделила деньги между членами комитета.

Конечно, среди курских вдов и матерей было много честных людей, не потерявших головы в то время, но, к сожалению, они не знали деталей дележек и особых денег, кроме официальных, не получили. Не написать об этом не могу.

«Никаких денег, кроме страховки, это, наверное, «путинские», мы не получали», — пишут родители Алексея Коробкова.

Эти деньги не получал Ярослав Бубнив, отец Вадима.

Оля Вишнякова, которая жила в Украйне, получила только 10 тысяч рублей, плюс 5 тысяч гривен (это 30 тысяч рублей по тому курсу) от российского президента, а также 2 тысячи гривен от своего военкомата.

Родители Андрея Борисова из Рязанской области, кроме страховки получили 10 тысяч рублей из Комитета солдатских матерей и фонда «Право матери», да еще 6 тысяч выделил военкомат, вот и все деньги. «У меня, матери Андрея, 1 группа инвалидности, а у отца Андрея — 2 группа, — пишет мама Андрея Борисова. — Без лекарств нельзя. Делали мы запрос в Мурманскую комиссию, уведомление пришло, что письмо получено, а ответа нет. Обещали дать квартиру в Рязани, да видно раздумали».

Около 3–4 десятков писем подтверждают, что родители и некоторые жены почти ничего не получили, родственники матросов — однозначно крохи. Нахожу запись в своей тетради от 30 сентября: «Нет повести печальнее на свете, чем повесть о нечестном комитете».

Что касается заработной платы за круглосуточную работу в Доме офицеров в те дни, то ее получили все, кроме меня. Именно 3 октября 2000 года меня отправили туда, куда Макар телят не гонял. Я спросила, почему, Иван Иванович ответил, чтобы сама догадалась.

Сегодня я счастлива, что ни одна «курская» копейка, ни одна пачка печенья не попала в мой карман. Не те это деньги, на которых можно строить жизнь…

Через год после описанных событий в суд обратились четыре женщины, жены и матери моряков — Людмила Шепетнова, Оксана Силогава, Галина Беляева и Галина Логинова. Они заявили, что из собранных со всей страны 100 миллионов рублей родственникам розданы только 60 миллионов. Речь идет о фонде Северного флота. Выплаты по разным причинам оттягивались. Сначала ждали годовщины трагедии, затем — подъема первого отсека и наконец объявили о том, что деньги заморожены до второй годовщины гибели подлодки. Последнее решение было принято специальной комиссией Северного флота совместно с «Общественным комитетом членов семей военнослужащих» во главе с Ириной Лячиной, вдовой командира подводной лодки.

Бунт на корабле

А вот эта история о давлении, которое испытывали жены подводников, об изуверских методах командования, о лжи, разъедающей память о погибших ребятах.

Буквально с первых дней все родственники были недовольны работой «Общественного комитета», которым руководила Ирина Лячина. Все понимали, что львиная часть денег уходит либо в дивизию, либо в руки комитетчиков. Справиться с этой проблемой не получалось, поскольку комитет поддерживало руководство дивизии.

Когда шло предварительное обсуждение кандидатуры председателя «Общественного комитета», я предложила Екатерину Багрянцеву, как человека, пользующегося доверием в гарнизоне.

— Что вы? — ответил Иван Иванович. — Она же бунтарка. А вот Лячина из повиновения не выйдет!

Так и получилось в дальнейшем. Выборы «Общественного комитета», которые проходили 31 августа, были похожи на вялотекущую шизофрению. Ирина Лячина зачитала список кандидатур на общем собрании и умирающим голосом спросила, есть ли возражения. В ответ царило молчание — женщины, опухшие от слез, и отупевшие от лекарств, не вполне понимали реальную обстановку. В этой мутной водице очень жирная ловилась рыбка.

— Ну против Морозова-то никто возражать не будет? — более бодрым голосом спросила Лячина.

Нет, никто, он добрый, Юрий Морозов. Вон Александру Руцкому разрешил семгу в питомнике ловить и машиной вывозить. Не беда, что рыбий питомник принадлежит Ура-Губинскому рыбколхозу, в нем можно сачком орудовать, как в личном аквариуме…

Проголосовали — и выбрали Морозова председателем ревизионной комиссии «Общественного комитета». Таким образом, приток средств оказался в руках Ирины Лячиной и ее заместителя по общественной организации Ивана Нидзиева, а контроль за расходованием — у Юрия Морозова, руководителя Ура-Губинской администрации (Ирина Лячина работала у него помощником).

4 сентября женщины что-то сообразили и пришли с нижайшей просьбой включить в состав комитета хотя бы одну из числа матерей. В гарнизоне постоянно проживали 43 жены и 8 матерей.

Когда Наталья Шевчук начала говорить об этом, ее перебивали чисто женскими приемами: стонами, всхлипами, угрозами обмороков.

— Я больше не могу! — театрально вскидывала руки одна.

— Вы что, хотите довести нас до сердечного приступа? — спрашивали другие.

— Вы сына потеряли, а я — мужа! — кричала Галина Белогунь. — Какого мужа! О! Какого мужа! Да вы хоть знаете, какой у меня был муж…

Эта шпионская вылазка закончилась для Натальи Шевчук реанимацией. После этого матери не раз обращались к Ирине Лячиной с просьбой о включении их в состав комитета.

— Что вы? Молодым же нужнее, — отвечала она загадочной фразой.

В составе «Общественного комитета» не было ни одной матери, а вот гражданская жена была. Это была ситуация, искусственно раздуваемая руководством дивизии. При открытом и справедливом распределении средств такого не могло быть. Ирина Лячина, словно получив индульгенцию на все действия, шла, не оглядываясь на убитых и раненых.

Прошел месяц, и рядовой состав женщин был совершенно отстранен от всякой информации. Комитет на глазах превратился из умеренно страдающего в полностью авторитарный. Среди женщин зрело недовольство, некоторые пытались прорваться на заседания.

— А какие у вас веские основания для того, чтобы присутствовать? — уже уверенным голосом спрашивала Ирина Лячина.

29 сентября поздно вечером девчонки с экипажа пришли ко мне домой.

За ночь прямо за кухонным столом мы составили «Требования инициативной группы», направленные на новые выборы комитета, где выразили недоверие действующему комитету и четко изложили план действий. В ту же ночь инициативная группа оббежала всех «курянок» и собрала подписи. На тот момент в поселке жили 39 семей, подписали 30 — все, кроме членов комитета и одной женщины. Девчонки расходились далеко за полночь, смех не смолкал под зонтами, дышалось легко — они приняли решение.