Читать книгу "Глубина - Анатолий Сагалевич"

Помимо названных разработок, была модернизирована балластная система ГОА «Мир». Учитывая низкие температуры в высоких широтах Арктики, было решено в системе водяного балласта использовать антифриз, смешанный с водой, чтобы предотвратить замерзание узких отверстий в клапанах, через которые вода поступает в балластные цистерны и откачивается из них. Второй инновацией было использование дополнительных стальных грузов, которые должны были сбрасываться с ГОА «Мир» по окончании работ на дне с тем, чтобы сэкономить энергию батарей, затрачиваемую для откачки водяного балласта при всплытии и необходимую, если поиск полыньи на поверхности затянется. Как показали погружения на Северном полюсе, новые разработки и модернизация систем ГОА «Мир» полностью оправдали себя и позволили провести погружения очень четко и с минимальными затратами времени.

Мечта становится реальностью

1 августа 2007 года. До Северного полюса 50 миль. Ледокол «Россия» идет к цели, выворачивая огромные голубые глыбы толщиной 2–2,5 метра. Мы на НЭС «Академик Федоров» видим лишь результаты этой адской работы ледокола – удивительного творения ума и рук человеческих. Наш «Федоров» лишь наступает на эти глыбы и расталкивает их в стороны. Порой встречаются небольшие разводья, напоминающие маленькие пруды в степи, неправильной формы. Они затянуты сверху тонким слоем льда. Температура воздуха близка к нулю, температура воды на поверхности 3,5 °C. Собираемся с А. Чилингаровым и подводной командой для планирования наших действий на полигоне. Погружение планируем на 8 часов утра 2 августа. Однако до этого необходимо найти полынью либо сделать ее с помощью ледокола «Россия», который должен обколоть лед и освободить небольшое водное пространство от льдин винтами. В это водное пространство должен войти «Академик Федоров» и закрепиться на ледовых якорях левым бортом, освободив правый борт для операций с ГОА «Мир» и другими приборами. До начала погружений сотрудники навигационной группы ГОА «Мир» должны полететь на вертолете для расстановки гидроакустических маяков, которые предполагается поставить в отверстия во льду, пробуренные специальным электрическим буром. Четвертый маяк должен быть спущен с борта «Академик Федоров». Все это необходимо для обеспечения точной ориентации ГОА «Мир» подо льдом.

2 августа 2007 года. В 4 часа утра находим полынью размером примерно 100×50 метров. В нее входит «Академик Федоров», притирается левым бортом к кромке льда, врезаясь в лед носом. Таким образом, для спуско-подъемных операций с аппаратами «Мир» остается узкая полоска неправильной формы шириной 20–25 метров. Навигаторы вылетают на вертолете расставлять гидроакустические маяки. Подводная команда собирается в трюме для подготовки аппаратов «Мир» к погружениям.

Здесь я хочу сделать небольшое отступление и поговорить о степени риска и восприятии этого фактора различными людьми. К примеру, еще задолго до этой экспедиции, в 2001 году, я делал доклад на заседании Клуба исследователей США, и мне был задан вопрос о наших дальнейших планах. Я ответил, что мы планируем погружения под лед в точке географического Северного полюса. Я невольно обратил внимание на двух моих знакомых американцев, кстати подводников, которые очень странно переглянулись, и один покрутил пальцем у виска, показывая на меня: ненормальный, мол! Но спустя шесть лет, когда мы успешно осуществили эту операцию, эти люди одни из первых прислали поздравления. По-разному переживали подготовку и члены экипажей. Члены моего экипажа выражали это по-разному. Володя Груздев был сосредоточен и молчалив. Артур Чилингаров тоже не очень разговорчив, но перед погружением он отдал письмо своему сыну, который находился на ледоколе «Россия», с надписью: «Вскрыть, если я не вернусь» – и он этого не стеснялся, ибо уже после завершения экспедиции, когда мы выступали по телевидению в Москве, Артур Николаевич рассказал об этом факте.

Со мной в экспедиции была моя жена Наташа Туманцева – сотрудница нашего Института, микробиолог. Она со мной прошла большой экспедиционный путь, провожала во многие погружения «Миров», но никогда мы не говорили перед погружением ни слова. На этот раз, когда я уходил из каюты, она меня спросила: «А ты знаешь, что это стопроцентный риск?» Я поднял два пальца и ответил: «Двестипроцентный!» Вот таковым было прощание и понимание того, что предстоит сложнейшая и очень рискованная операция, к которой мы готовились девять лет.

В 9 часов 20 минут экипаж аппарата «Мир-1» в составе Анатолия Сагалевича (командир), Артура Чилингарова и Владимира Груздева (наблюдатель) садятся в аппарат. Аппарат спускают на поверхность океана, и по команде руководителя погружения Виктора Нищеты «Мир-1» уходит под воду в небольшом водном пространстве, обрамленном неровным «ледяным берегом».

Скорость погружения – 15 м/мин. Набираю побольше водяного балласта, аппарат ускоряется до 30 м/мин. Погружаемся. Обстановка внутри обитаемой сферы нормальная. Мы с Артуром слегка подначиваем друг друга, что создает непринужденную обстановку. Владимир смотрит в иллюминатор. Я включил небольшой светильник, чтобы ему было видно обитателей глубин. За иллюминатором – очень мелкий планктон. Иногда встречаются желетелые небольших размеров. На 800 метрах Владимир увидел кальмара, затем креветку, другую, третью. Все они очень маленьких размеров по сравнению с теми, которых мы обычно видим в океане. Это, очевидно, связано с дефицитом кислорода, поступающего с поверхности. Его поступление ограничивается коркой льда, лимитирующей обмен между океаном и атмосферой. На глубине 2000 метров включаю эхолот, который имеет максимальный диапазон 1000 м. На мониторе на глубине 3000 м отображается четкая отражающая граница, но она не такая плотная, как обычно отображается донная поверхность. Артур говорит: «Дно». – «Нет, – говорю я, – это, по-видимому, скачок плотности, поскольку отражение слегка размазано». На навигационном дисплее – четкая картинка с тремя маяками, дальности до которых приходят регулярно. Судя по этим данным, аппарат слегка сносит на северо-запад. На глубине 2500 м аппарат уже в 500 метров от исходной точки погружения. Аппарат идет вниз, не сбавляя скорости. А нам необходимо как можно быстрее достичь дна, чтобы снос аппарата в процессе погружения в толще воды был минимальным. Потому что после выполнения работ на дне нужно будет догонять судно и полынью, которые дрейфуют. И нужно сделать все, чтобы расстояние до них было как можно меньше.

Я говорю: «Мы в 500 метрах от полыньи по горизонтали». Артур сразу спрашивает: «А у тебя хватит энергии аккумуляторов, чтобы покрыть это расстояние?» Он погружается в первый раз, но смотрит в корень. Не прошли даром уроки ликбеза внутри аппарата на поверхности. Я успокаиваю: «Мы пока не “съели” и пяти процентов нашей энергетики. Ну, а если что, ты добавишь из своего резерва». – «Из какого резерва?» – спрашивает Артур серьезно. «У вас в Думе – большой резерв!» – говорю я. «Сказал бы раньше – я бы выписал», – отвечает он. Все смеемся. Такие шутки необходимы, они создают спокойную, дружескую, рабочую атмосферу. По мере приближения к отметке 3000 метров отражение на эхолоте становится все бледнее, а при прохождении этой глубины вдруг перестают приниматься ответы от гидроакустических маяков. Мы остаемся без навигационных данных и дальше идем с надеждой, что нас снесет не так сильно.