Читать книгу "Великая Америка. Тайная сила власти - Томас Джефферсон"

После того как различные предложения компромисса потерпели неудачу, третье сословие предприняло попытку разрубить гордиев узел. Аббат Сиейес, самый логичный ум нации (автор памфлета «Что такое третье сословие?», наэлектризовавшего Францию так же, как нас – «Здравый смысл» Пейна), после яркой речи, произнесенной 10 июня, предложил послать последнее приглашение депутатам дворянства и духовенства явиться в зал заседаний штатов всем вместе или поодиночке для проверки полномочий, к которой депутаты третьего сословия приступят незамедлительно независимо от их присутствия или отсутствия. После окончания проверки полномочий 15 июня было выдвинуто предложение провозгласить себя Национальным собранием. Решение об этом было принято 17 июня большинством в четыре пятых.

Во время дебатов по этому вопросу к нему присоединилось около двадцати приходских священников, а в курии духовенства было выдвинуто предложение, чтобы она целиком присоединилась к ним. Сначала оно было отклонено совсем незначительным большинством, но после того как в него были внесены небольшие изменения, оно было принято большинством в одиннадцать голосов.

* * *

Пока все это обсуждалось и было еще неизвестно при дворе, 19 июня в Марли состоялось заседание совета, на котором было предложено просить короля вмешаться и высказать свое мнение в заявлении на «королевском заседании». Текст заявления был предложен Неккером. В нем, хотя в основном и порицался ход заседаний как депутатов от дворянства, так и от третьего сословия, тем не менее объявлялось, что мнение короля во многом сходно с мнением третьего сословия. Совет постановил назначить «королевское заседание» на 22 июня, а до этого дня приостановить заседания штатов и хранить пока все в секрете. На следующее утро (20 июня), когда депутаты пришли, как обычно, к зданию, где заседали, они увидели, что двери его заперты и находятся под охраной. В объявлении на дверях сообщалось, что «королевское заседание» назначено на 22 июня и что до этого дня все заседания отменяются. Решив, что их хотят распустить, депутаты собрались в здании, называемом «Jeu de раите» (or Tennis court) и там дали клятву не расходиться по своей воле до тех пор, пока не добьются для своей страны конституции на прочной основе, а если их разгонят силой, собраться вновь в каком-либо другом месте. На следующий день они встретились в церкви св. Людовика, и к ним присоединилось большинство духовенства.

Предводители аристократии поняли, что все будет потеряно, если не предпринять каких-нибудь смелых действий. Король все еще находился в Марли. Никому не разрешалось приближаться к нему, кроме друзей партии двора. Его окружили стеной лжи. Ему внушили, что депутаты от третьего сословия собираются освободить армию от присяги на верность королю и увеличить жалованье солдатам. Дворцовая партия была в ярости и отчаянии. Она добилась образования комитета, состоящего из короля и его министров, в который должны были допускаться Месье и граф д’Артуа. На заседании комитета последний выступил с личными нападками на г-на Неккера, осудил текст его заявления и предложил другое, подсунутое его подпевалами. Г-ну Неккеру угрожали, его запугивали; все это потрясло короля. Он приказал рассмотреть оба плана на следующий день, а «королевское заседание» отложить еще на день. Это вызвало назавтра еще более яростные нападки на г-на Неккера. Проект его заявления был полностью переделан, и в него включен проект графа д’Артуа. Неккер и Монморен подали в отставку, в которой им было отказано. «Нет, сударь, – сказал граф д’Артуа г-ну Неккеру, – мы оставим Вас как заложника. Вы нам ответите за все зло, которое случится»!

Слух об изменении плана разнесся мгновенно. Дворянство ликовало, народ был потрясен. Я был очень встревожен таким ходом событий. Военные пока еще не высказали признаков того, чью сторону они примут, но было несомненно – победит та сторона, которой они окажут поддержку. Я считал, что успех реформы правления во Франции обеспечит всеобщие изменения в странах Европы, возрождение народов этих стран, неимоверно страдающих от злоупотребления властей, к новой жизни. Я был хорошо знаком с видными патриотами собрания. Поскольку я был представителем страны, успешно прошедшей через подобные преобразования, они относились ко мне с расположением и с доверием. Я весьма энергично настаивал на немедленном компромиссе, с тем чтобы можно было получить то, чем готово было сейчас поступиться правительство, и положиться на то, что в будущем можно будет добиться остального.

Было совершенно ясно, что на этот раз король готов предоставить: 1. Свободу личности по примеру Habeas corpus. 2. Свободу совести. 3. Свободу печати. 4. Суд присяжных. 5. Представительную легислатуру. 6. Ежегодные ее созывы. 7. Разработку законов. 8. Исключительное право налогообложения и расходования средств. 9. Ответственность министров.

С получением таких прав депутаты смогли бы добиться в будущем всего, что необходимо для дальнейшего улучшения и укрепления конституции. Они, однако, думали иначе и ход событий показал, что это было печальное заблуждение. Потому что после тридцати лет войн внутри страны и за ее пределами, после потери миллионов жизней, утраты людьми личного счастья, временной оккупации страны иностранцами они не только не добились большего, но и даже не получили с уверенностью того, о чем мы говорили. Они и не догадывались (да и кто же мог предвидеть?) о печальных последствиях своего упорства, которое они проявляли с благими намерениями, о том, что их физическая мощь будет использована первым тираном, чтобы растоптать независимость и даже угрожать самому существованию других народов; что все это послужит возможностью дать роковой пример чудовищного заговора королей против своих народов и объединит их в дьявольский, смертоносный альянс во имя достижения их общей цели, чтобы всей мощью этого альянса сокрушать любые попытки умерить злоупотребления и тиранию королей.

* * *

Когда на следующее утро король шел по проходу между рядами людей из дворца к палате, его встретило гробовое молчание. Король провел в собрании около часа, произнося свою речь и заявление. Когда король выходил, раздались слабые детские голоса: «Да здравствует король!», но народ угрюмо безмолвствовал.

В заключение своей речи король приказал депутатам последовать за ним, а дискуссии продолжить на следующий день. Депутаты от дворянства последовали за ним, так же поступили и депутаты от духовенства, за исключением приблизительно тридцати человек, которые вместе с депутатами третьего сословия остались в зале и приступили к дебатам. Они заявили протест против действий короля, подтвердили приверженность своим предыдущим решениям и провозгласили неприкосновенность личности депутатов.

Вошедший офицер именем короля потребовал, чтобы они покинули помещение. «Скажите тому, кто Вас послал, – ответил Мирабо, – что мы уйдем отсюда только по своей воле или уступая острию штыка».

Во второй половине дня возбужденные толпы людей стали стекаться в окрестности дворца. Это вызвало тревогу. Королева послала за г-ном Неккером. Его привели под крики и возгласы толпы, заполнившей весь дворец. У королевы он находился всего несколько минут, и о чем они говорили, осталось неизвестным.

Король поехал на прогулку. Когда он шел к карете и садился в нее, никто не обратил на него никакого внимания. Когда же вслед за ним вышел г-н Неккер, его все приветствовали возгласами: «Да здравствует г-н Неккер! Да здравствует спаситель угнетенной Франции!» Его провели обратно домой при таких же изъявлениях любви и тревоги. Около двухсот депутатов от третьего сословия, возбужденных событиями дня, отправились к нему домой и вынудили его дать обещание не уходить в отставку.