Читать книгу "Галили - Клайв Баркер"

— О том, что Гири — странная семья.

— Х-мм. Наверняка я кажусь тебе большой чудачкой.

— Нет, — возразила Рэйчел. — Я не это имела в виду.

— Ты можешь говорить все, что в голову взбредет, — заявила Дебора, но голос ее звучал так, словно она думала о чем-то другом. — А на Митчелла не обращай внимания. — Дебора перевела на Рэйчел рассеянный взгляд. — Он сказал мне, что ты на него разозлилась. Поверь, я прекрасно понимаю, что он сам виноват. Митчелл может быть ужасным деспотом. Это у него от Гаррисона, Джордж таким не был. А у Гаррисона — от Кадма.

Рэйчел никак на это не отреагировала.

— Митчелл сказал, вы с ним поссорились, — добавила Дебора.

— Мы уже помирились, — сказала Рэйчел.

— Мне пришлось допытываться у него, что между вами произошло. Он не слишком любит делиться с мамочкой своими проблемами.

В голове Рэйчел одновременно пронеслось несколько мыслей. Во-первых, если Дебора требует, чтобы сын посвящал ее во все интимные разговоры, произошедшие между ним и его женой, она воистину заслуживает звания большой чудачки. Во-вторых, Митчелл, как это ни прискорбно, совершенно не умеет держать язык за зубами. А в-третьих, в будущем ей стоит последовать совету свекрови и говорить все, что в голову взбредет, не считаясь с тем, понравится ли это ее дражайшим родственникам. Теперь им придется с ней считаться. Она подарит нового члена клану Гири. И это вселяет в нее силу и уверенность.

Марджи правильно сказала: «Когда у тебя появится ребенок, ты сможешь с ними торговаться». Несколько циничный взгляд на вещи, зато здравый, а все романтические иллюзии Рэйчел к этому времени, увы, развеялись без остатка. Ребенок, которого она носит, сделает ее более независимой, и это к лучшему.

В конце января, в один из тех прозрачных морозных дней, что примиряют даже с самыми суровыми нью-йоркскими зимами, Митчелл явился домой в полдень и заявил Рэйчел, что приготовил для нее сюрприз. Но чтобы его увидеть, им надо кое-куда поехать. Причем прямо сейчас.

Движение на улицах было слишком сильным даже для Нью-Йорка. Ясное небо стало свинцовым, посыпалась снежная крупа, начиналась метель, которую обещали уже в течение нескольких часов. Рэйчел вспомнилась их первая встреча в Бостоне, которая случилась так давно.

Целью их поездки был дом номер 81 на Пятой авеню, шикарная многоквартирная башня, о которой Рэйчел много слышала, но никогда не бывала.

— Я кое-что для тебя купил, — таинственно сообщил Митчелл, когда они вошли в лифт. — Думаю, тебе неплохо бы иметь собственный уголок. Место, где ты сможешь укрыться от всех Гири на свете. — Он улыбнулся. — За исключением, разумеется, своего нежно любимого мужа.

Подарок Митча поджидал Рэйчел на последнем этаже — изысканно обставленный двухуровневый пентхауз. На стенах висели полотна современных художников, а мебель, при всей своей экстравагантности, оказалась удобной и практичной.

— Здесь четыре спальни, шесть ванных комнат и, как видишь, — Митчелл подвел жену к окну, — самый лучший вид в Америке.

— Господи, — пробормотала Рэйчел.

— Тебе здесь нравится?

Как это могло не понравиться? У Рэйчел не было слов. Квартира была замечательная, восхитительная. За время своего замужества Рэйчел успела привыкнуть к роскоши, но ничего подобного она и представить себе не могла. При мысли о том, сколько это стоит, у нее начинала кружиться голова.

— Все здесь твое, дорогая, — сообщил Митчелл. — Я имею в виду, на законных основаниях. Квартира, обстановка, картины — все куплено на твое имя.

Он подошел и встал у нее за спиной, из-за ее плеча глядя на усыпанный снегом прямоугольник Центрального парка.

— Я понимаю, иногда наша милейшая династия тебе здорово надоедает. Поверь, мне и самому частенько хочется послать их ко всем чертям. Представляю, каково тебе. — Он обнял ее, приложив ладони к заметно округлившемуся животу. — И мне хочется, чтобы у тебя было свое маленькое королевство. Если эти картины тебе не нравятся, можешь их продать. Я старался подбирать их под твой вкус, но если мне это не удалось, продай их и купи те, что тебе по душе. Кстати, я положил на твой счет в банке пару миллионов долларов на тот случай, если тебе захочется что-то здесь изменить. Ты здесь хозяйка. Распоряжайся по-своему усмотрению. — Он нагнулся к ней и прошептал, касаясь губами ее уха: — Конечно, я надеюсь, ты дашь мне ключ, чтобы я иногда мог прийти сюда и скрасить твое одиночество. — Голос его был ласков, но тон не предполагал отказа, бедра Митчелла мягко, но настойчиво прижимались к ней сзади. — Ну, так как, любимая?

— О чем ты?

— Ты позволишь мне навещать тебя?

— Зачем ты спрашиваешь? — Она повернулась в его объятиях так, чтобы увидеть его лицо. — Конечно, ты можешь приходить, когда захочешь.

— И мы с тобой сможем иногда немного развлечься? Несмотря на твое положение?

— В моем положении нет ничего особенного, — ответила она, прижимаясь к нему. — И я чувствую себя прекрасно. Лучше, чем когда-либо. — Она поцеловала его. — Я так тебе благодарна. Здесь изумительно.

— Это ты изумительна, — прошептал Митчелл, возвращая ей поцелуй. — Чем лучше я тебя узнаю, тем сильнее влюбляюсь. Наверное, мне не стоит говорить тебе об этом. Но ты лишаешь меня рассудка. Меня считают ходячим здравым смыслом, однако стоит мне оказаться рядом с тобой, я глупею, как дитя. — Он покрыл ее лицо жадными торопливыми поцелуями. — Хотя дети порой тоже изнывают от желания.

Об этом ему не было надобности говорить, она чувствовала прикосновение его твердой возбужденной плоти. Лицо его, обычно матово-бледное, раскраснелось, шея пошла пятнами.

— Ты пустишь меня внутрь?

Он всегда спрашивал об этом. Когда она злилась на него, эта фраза непременно всплывала у нее в мозгу и в такие моменты казалась чрезвычайно смешной и глупой. Но сейчас примитивная простота его слов показалась ей пленительной. Она хотела, чтобы он вошел в нее, точнее, чтобы в нее вошла та его часть, которую он не осмеливался назвать своим именем.

— Какую спальню выберем? — только и спросила она.

Они занялись любовью, не успев как следует раздеться, на кровати столь безбрежной, что здесь хватило бы места для настоящей оргии. Никогда прежде Митчелл не был так страстен, его руки и губы без конца ласкали ее шелковистый выпуклый живот, словно не могли насытиться. Казалось, этот живот, ставший наглядным свидетельством мужской состоятельности, возбуждал его, он бормотал нежные, восторженные слова, каких Рэйчел никогда от него не слышала. Все продолжалась не более пятнадцати минут, Митчелл не мог долго сдерживать семя. Закончив, он встал, как обычно, принял душ и спустился вниз, чтобы позвонить. Выяснилось, что он опоздал на важную встречу и что Гаррисон рвет и мечет.