Читать книгу "Добро пожаловать в ад - Майкл Корита"

Где-то вскоре после полуночи, безлунной октябрьской ночью, которая отнюдь не стала приятнее оттого, что внезапно поднявшийся ветер принес с собой еще и дождь, на поле неподалеку от Бедфорда, к югу от города, был убит человек. Я ненавидел его всей душой. Поначалу, естественно, решили, что тело просто привезли и бросили; что Алекса Джефферсона убили где-то в другом месте, что он был мертв задолго до того, как его труп изуродовали до неузнаваемости и оставили там, возле леса.

И, как выяснилось, попали пальцем в небо.

Тело Джефферсона обнаружили только на следующий день, чуть позже полудня. А вскоре после этого на поле, где его нашли, скопилось не меньше дюжины машин, тесно прижавшихся друг к другу: патрульные полицейские автомобили с мигалками, микроавтобусы экспертов-криминалистов и даже машина «скорой помощи», которая, понятное дело, была уже не нужна, но ее тем не менее кто-то зачем-то вызвал. Меня там, конечно, не было, однако мне не составило труда вообразить себе это зрелище — да и неудивительно, учитывая, сколько раз я принимал во всем этом самое непосредственное участие.

А впрочем, может, и нет. Может быть, и нет. Зрелище, представшее их глазам в тот достопамятный день, то, о чем сам я узнал только из вторых рук, от копов, имевших обыкновение пересказывать подобные новости с привычным и циничным равнодушием, свойственным только очерствевшим профессионалам, мало походило на то, с чем мне до сих пор приходилось иметь дело.

Джефферсона явно привезли из города, руки и ноги у него были связаны веревкой, рот заклеен широкой полоской скотча. За полмили до этого места, прямо на грязной, размокшей дороге, ведущей к пустому полю, его вытащили из машины — судя по следам, оставленным шинами в грязи, это был микроавтобус — и принялись мучительно и зверски пытать, пытать медленно и изощренно, точнее, даже не пытать, а медленно убивать. Судя по результатам вскрытия и на основе картины, воссозданной позже следователями CSI[1] и судмедэкспертами, Джефферсон, несмотря на пытки, еще дышал и оставался в сознании никак не меньше четверти часа.

Четверть часа. Пятнадцать минут — которые могут быть и очень короткими, и долгими, словно вечность. Они пролетают в мгновение ока, когда стоишь в аэропорту, надолго расставаясь с тем, кого любишь. И те же самые четверть часа могут показаться веками, если ты нетерпеливо топчешься на краю тротуара, выжидая, когда поток машин хоть немного поредеет, чтобы перебежать на другую сторону. А какими они покажутся, если руки и ноги туго стянуты веревкой и кто-то, навалившись сверху, не спеша «обрабатывает» тебя с помощью газовой зажигалки и острого, точно опасная бритва, лезвия? Разве тогда эти пятнадцать минут не покажутся тебе вечностью — вечностью, которая в этот миг представляется избавлением, и об этом ты молишь своего мучителя? Вечностью, которая предопределена тебе судьбой и единственная может избавить тебя от мук?

Большую часть этого дня копы были по уши заняты положенной в подобных случаях стандартной процедурой: обыскивали место преступления, собирая улики, созванивались со специалистами из Бюро криминалистических расследований в Огайо, проводили опознание тела, искали ближайших родственников убитого, а также пытались выяснить, где был и чем занимался Джефферсон в последние несколько часов перед смертью. Местных жителей опросили всех до единого, поле и даже окружающий его лес буквально прочесали в поисках улик.

Ничего. Никаких следов. Ни то, что им было уже известно, ни первые несколько часов работы не дали ни малейшей зацепки. В результате решено было слегка расширить рамки расследования. Детективы ринулись искать подозреваемых — всех тех, кто недолюбливал Джефферсона или мог быть с полным правом причислен к числу его врагов. А возглавлял этот список, естественно, я.

Они явились ко мне на следующий день после того, как было обнаружено тело Джефферсона. Ввалились утром, в десять минут десятого, успев перехватить меня до того, как я успел уйти на работу, — что, в общем-то, неудивительно, учитывая, что моя квартира находится в доме чуть дальше по улице. Прямо под моей квартирой — старый гимнастический зал, который я арендую. Он время от времени приносит мне неплохой барыш. Конечно, всеми делами в нем заправлял мой управляющий — вернее, заправляла, — но сегодня она не пришла: судя по ее словам, у нее не заводилась машина. Она позвонила мне около половины восьмого утра сообщить, что муж пытается вернуть машину к жизни, воспользовавшись аккумулятором соседской машины, и что если реанимировать ее не удастся, то она немного опоздает. Я сказал, чтобы она не переживала из-за этого, — поскольку сам я никуда не тороплюсь, то нечего торопиться и ей. Потом пообещал, что сам открою зал и уйду по делам, а она пусть приходит, когда сможет.

Я спустился вниз с кружкой кофе в руках и отпер офис гимнастического зала. Мы уже давно установили такую систему ключей-карт, которая позволяла членам клуба беспрепятственно приходить и уходить, когда им вздумается, двадцать четыре часа в сутки, но Грейс, моя управляющая, просиживает в офисе с девяти до пяти и только время от времени выглядывает оттуда, чтобы проверить холодильник. Сказать по правде, основную выручку мы делали вовсе не на абонементах, а на том, чем был битком забит холодильник и чем мы пичкали своих клиентов — я имею в виду самые разные энергетические напитки, протеиновые коктейли, гранолу[2] и прочие витамины.

В такую рань, естественно, народу в зале было немного: две женщины, которые неторопливо трусили по «бегущей дорожке», да еще какой-то мужчина в уголке потел со штангой, словом, наши обычные «ранние пташки». Открыв офис, я усмехнулся, подумав об одном неоспоримом преимуществе своего зала — здесь никогда не нужно было ждать, пока освободится очередной тренажер. К счастью для клиентов — и, увы, к несчастью для меня самого.

Первым делом я проверил шкафчики, чтобы убедиться, что там хватает чистых полотенец, и тут же обнаружил, что Грейс меня опередила — судя по всему, она позаботилась об этом накануне вечером. Я как раз собирался выйти из тренажерного зала, когда обнаружил в своем офисе копов. Их было двое, оба не в форме, а в гражданском, однако краем глаза я успел заметить блеснувшую бляху на поясе у того из них, кто был повыше, и эта легкая серебряная вспышка, особенно ослепительная и холодная в свете люминесцентных ламп, заставила меня нахмуриться от неприятного предчувствия. Сердце глухо заколотилось.

— Чем могу помочь? — осведомился я, заходя в офис. Никого из них я не знал, но ведь я и не мог знать в лицо всех, кто работает в полицейском управлении, особенно спустя два года после того, как я оттуда ушел.