Читать книгу "Что-то гадкое в сарае - Кирил Бонфильоли"

Я раскрыл рот, но снова его захлопнул. Было ясно: что бы я ни сделал в это утро — все не так.

Начальник полиции встретил нас каменным взглядом. Как у всех хороших полицейских, коим намекали, что не стоит цепляться к влиятельным особам, настроение у него было мерзее некуда. Он внимательно, одного за другим, осмотрел нас — веками освященная методика полисменов, желающих дать вам понять, что они За Вами Будут Присматривать, и вам, паркуясь на желтой полосе, лучше бы не попадаться.

— По некой причине, до меня не доведенной, — тяжко начал он, — было решено, что все это следует полагать глупой шалостью, завершившейся трагически. Большинство основных пунктов обвинений возложено будет на покойного Тичборна. Надеюсь, это вас обрадует. Вы же обвиняетесь только в Незаконном проникновении в частные владения, Противоправном устроительстве дебоша и бесчинств, Непредотвращении нарушения закона против дурного обращения с животными, а вы, мистер Брейкспир, — в Вождении незастрахованного транспортного средства и Отсутствии личной подписи на водительских правах.

Меня пробило потом облегчения. Джордж слышимо заскрипел зубами. Взор Сэма, похоже, вперялся в некий далекий и тошнотворный объект.

— Я неофициально, — продолжал полицейский, — связался с «Сосьете Жерзэз». Они, что вполне справедливо, шокированы и разъярены, однако, может статься, письменное извинение с вашей стороны, а также предложение денежной компенсации за новый замок с цепью и оплаты удаления пятен копоти со стен часовни их удовлетворит. Скажем, триста фунтов.

В пропыленном солнечном свете блеснули три чековые книжки; три ручки-самописки зашуршали и забрызгали в унисон.

— Судья полицейского суда направил ваше дело непосредственно в Королевский суд. Вам вменяется предстать перед судебной сессией особого созыва ровно в два тридцать дня сегодня, что предоставляет вам массу времени на обильный и дорогой ланч. Нет, прошу вас — меня приглашать не стоит. Мне что-то неможется. Желаю вам приятного дня.

Зря он пошел в полицию — из него получился бы отличный директор англиканской (высокой разновидности) школы для мальчиков. Мы незаметно ускользнули.

На сей раз дежурный сержант не предложил нам по чашке чаю; смотрел он на нас с холодком. Вероятно, о деле нашем он осведомлен не был, но дух посрамленья, должно быть, лип к нам: мы уже не являлись господами как таковыми, но — лицами, которых стоит взять на заметку.

Он попросил меня идентифицировать мой магнитофон в комплекте с одной кассетой как свой, а также за него расписаться. Я подчинился.

— На кассете ничего нет, — предупредил он.

— Желаете поспорить? — спросил я.

Автомобиль мой достославно нес на себе штрафную парковочную квитанцию, кою мои спутники обозрели с мрачным удовлетворением.

— Ну, и где мы обедаем? — осведомился Джордж.

— Я за ближайшую рыгаловку, — отвечал я. — Ибо сегодня у меня лучший день для того, чтобы давиться собственными словами.

Для разнообразия нам повезло — удалось оккупировать столик в «Борсалино», однако в полной мере оценить великолепный провиант не вышло.

— Вам разве не нравится «пуле[184] Борсалино»? — спросил озадаченный ресторатор.

Сэм глянул на него унылым глазом:

— «Пуле Борсалино» превосходен. Нам не нравимся мы.

Ресторатор не проникся; а потому отполз восвояси. (Когда я сообщу вам, что «пуле Борсалино» представляет собой куриные грудки, обернутые вокруг комьев сыра «камамбер» и зажаренные во фритюре, вы осознаете, какие глубины досады понудили нас его отвергнуть.)

Королевский суд вгонял в ужас до невероятия. Адвокаты Сэма и Джорджа и мой Солиситор дожидались нас в вестибюле. Адвокаты поджали губки; Солли мне подмигнул. Поняв намек, я затянул потуже узел галстука и сдвинул его чуть вперекос, измяв воротничок; уловка проста, но снижает зримый доход на несколько сот фунтов. «Верб. сап.»[185], не говоря уже об «эксперто креде». Мы одолели череду лестничных пролетов, облаченных в линолеум, — вне всякого сомнения, во время оно ступени эти были сконструированы для того, чтобы узники, доставленные в Суд, пыхтели и потели от мук совести. По пути Солли пихал меня локтем в бок — бесспорно, дабы подбодрить. У собственно зала заседаний нас вверили «греффье»[186] — пугающей личности в черной мантии: смотрелся он так, будто подобающим наказанием за нарушение правил дорожного движения полагал смертную казнь. Вскоре к нам присоединился «веком»[187] — у них это произносится «виконт», — еще один облаченный в траур служка с огромной булавой, и мы прошествовали сквозь дубовые двери в Суд. Зал представлял собою высокий, просторный и хорошо освещенный покой несравненной красы, увешанный великолепными картинами. Пред нами, в некотором величии и под изумительным балдахином, восседали властители нашей судьбы. В центре (как шепотом растолковал мне Солли) — Заместитель Бейлифа; справа от него размещался трон пониже — пустой, — на коем сидел бы Вице-Губернатор Ее Величества[188], предпочти он воспользоваться своим правом посещения сего мероприятия; по другую руку — пара «жюра»[189], избранных из цвета древней джерсийской аристократии. Смотрелись они умудренными и полезными, в чем, я полагаю, и состоит их функция.

Веком утвердил булаву в особую ячейку перед Скамьей Суда, греффье занял свое стойло, и заседание Суда Сокращенного Состава (так он называется, если присутствуют всего два жюра) объявилось открытым.

Скамьи для публики оставались преимущественно пусты: мероприятие сорганизовалось слишком спешно для любителей сенсаций, — и оных присутствовала отнюдь не толпа, а обычная горстка престарелых упырих, посасывающих свои мятные лепешки: зевак того сорта, которому не нравится насилие по телевидению, и они предпочитают постигать его из первых рук, с пылу, так сказать, с жару. Скамью для прессы занимала единственно моя подруга мисс Г. Глоссоп — она вся лучилась интеллектом и доброжелательностью. У меня даже сложилось впечатление, будто она готова мне дружелюбно помахать.

Суд обволокла смертельная тишь, потом народ принялся декламировать что-то на древнем нормандско-французском; судебные шестерки затем повторяли это по-английски; полицейские, как Платные, так и Почетные, излагали, как они при выполнении служебных обязанностей перемещались с одного места на другое и действовали по получении информации, более того — в подтверждение сказанного у них имелись блокноты. Адвокат Сэма, поднявшись, жалостливо застонал; человек Джорджа умело громыхал; Солли же — такого Солли я не наблюдал ранее — воззвал к терпению Суда на предмет объяснения вкратце того факта, что — хотя фразеологией он пользовался иной — я просто, блядь, идиот, и меня в этой связи следует скорее жалеть, а не порицать.