Читать книгу "Дагестанская сага. Книга I - Жанна Абуева"

– Да, я понимаю, Лев Михайлович, я сейчас же займусь этим вопросом…

– Непременно, милая, а я, со своей стороны, постараюсь навещать его в палате так часто, как смогу.

– Спасибо вам! – ответила Малика растроганно и вышла в коридор.

Глава 7

– Тётя Айша, с праздником вас!

– Спасибо, сынок, и тебя тоже с праздником! На-ка, держи!

Айша протянула Акаю, мальчугану из соседнего двора, горсть конфет и присовокупила к ним пару яиц, выкрашенных с помощью чайной заварки в красивый золотисто-коричневый цвет.

Накануне они с Шахри целый день стряпали, пекли и прибирались, готовясь к любимому из праздников – Уразабайраму, с которым были связаны счастливейшие воспоминания детства. Теперь обе женщины, охваченные благоговейным трепетом, после месяца воздержаний и запретов, мечтали о том, чтобы Аллах принял их пост и даровал мир и спокойствие всем им, всем их близким и, конечно, родному Дагестану.

Большой обеденный стол, покрытый нарядной кружевной скатертью, был заставлен всевозможными яствами, начиная от халвы и нуги и кончая пирогами, начиненными орехами и курагой, «сигаретами» и всеобщим любимцем – «наполеоном».

Праздник не был официальным, а оттого и не праздновался столь широко, как, скажем, 7 ноября, или 1 мая, или Новый год, но дагестанцы почитали его и с традиционной основательностью готовились к нему, пусть кулуарно, зато с душой.

– Даже не знаю, что и думать! С одной стороны, плохо без Ансара, и жаль, что такой большой день он проводит в больнице, а с другой… ничего не могу с ним поделать, не верит он в Аллаха, вот и всё! – в сердцах воскликнула Айша.

– Ты не должна сердиться на него за это! – мягко ответила подруге Шахри. – Ему столько пришлось хлебнуть в этой жизни, вот его вера и пошатнулась… И мой Манап ведь тоже не верил! – задумчиво добавила она. – И вечно ругался со мной из-за этого. Нет, говорил, Бога, пережитки всё это!

– Да, мужчин иногда очень трудно понять… Им кажется, что только они правы во всём, а наше мнение их не особенно и волнует! А я вот думаю, если бы они верили, может, и жизнь их пошла бы по-другому!

– Не знаешь, что из чего: не верят, поэтому плохо живут, или живут плохо, потому что не верят…

– Как он там сейчас… Всё время о нём думаю, переживаю за его сердце. После праздника поеду к нему опять, иншаалла!

– Вместе поедем, сестричка! Я ведь тоже хочу его проведать. Он столько сделал для меня в этой жизни, что и не знаю, как всё было бы, если б не Ансар… Пусть Аллах пошлёт ему здоровья!

– Да… и пусть простит моего мужа за его неверие!

– Знаешь, что я тебе скажу, Айша, бывают в жизни у человека такие ситуации, когда он надеется на Бога, а Бог не желает вмешиваться по Ему лишь одному известным причинам. И тогда человек замыкается в себе, отворачивается от Бога и начинает вести себя так, будто нет никакого Бога, и делает ещё хуже. Вот так, по-видимому, и с нашим Ансаром. Он сейчас обижен и на людей, и на Бога и думает, почему это произошло именно с ним…

– Наверное, ты права, – тихо сказала Айша. – Но мне от этого только тяжелее, потому что я не хочу, чтобы мой муж жил без Бога в душе!

– Не волнуйся, как раз глубоко в душе Бог у него есть! Просто он это скрывает даже от самого себя. Не может человек, который столько в жизни сделал людям добра, не иметь в душе Бога! А вот с Манапом моим всё было по-другому. Я, между прочим, часто думаю об этом. Он ведь представлял систему, которая официально объявила, что Бога нет. И эта их система сама вроде как подменяла Бога. Ну, а для Манапа главным богом была революция! И видишь, как оно всё вышло… Он делал революцию, а революция убила его. Ох, Манап, Манап, бедный ты мой! – горько вздохнула женщина.

– Да, Шахри, это всё так тяжело! Жаль, что я не успела узнать твоего Манапа. Судя по тому, как ты о нём рассказываешь, он был очень хорошим человеком. И если намерения у него и у его товарищей были чистыми и добрыми – а они и были такими, раз связывались со счастьем всех людей, – то пусть Всевышний дарует им прощение!

– Аминь! – тихо сказала Шахри.

В воскресенье вся семья приехала навестить Ансара. Столпившись в палате, домочадцы наперебой забрасывали его вопросами, пока, наконец, Малика не сказала решительно:

– Давайте выйдем все из палаты и будем заходить по двое, а ещё лучше по одному!

Так и заходили: сначала Айша с Шахри, потом Имран с Далгатом, а потом в палате появился вдруг Юсуп Магомедович, при виде которого Малика резко встала, затем опять села и снова встала. Она познакомила Юсупа с родными и с удивлением отметила про себя, что он держится с ними уверенно и непринуждённо, при этом так оживлён и обаятелен, что явно расположил к себе всех.

– Поступил тяжелый больной, и меня вызвали на работу. Сейчас ему лучше, и я собрался уже уходить, а потом решил зайти и посмотреть, как вы тут! – сказал Юсуп, обращаясь к Ансару, но женщины тут же смекнули, что речь идёт не об одном лишь Ансаре.

Шахри выразительно посмотрела на Малику, а та опустила глаза, словно не имела к этому отношения.

– Спасибо! – Неожиданно Шахри решила взять инициативу в свои руки. – Вы знаете, мы столько слышали о вас от Малики, что давно хотели с вами познакомиться и… и пригласить вас к нам в гости!

– С удовольствием приеду к вам! – ответил серьёзно Юсуп и, помолчав, добавил, глядя на Малику:

– А вы… тоже меня приглашаете?

– Д-да, – тихо сказала девушка и подняла на него глаза. Взгляды их встретились, и оба почувствовали жаркое волнение, которое, конечно же, не укрылось от зорких глаз Шахри. И тогда она снова сказала:

– Ну, вот и договорились! Вы приезжаете к нам в гости сразу же, как только Ансар выпишется из больницы!

– Обязательно! – ответил Юсуп и снова посмотрел на Малику.

Ансар, ничего этого не замечавший, лежал на больничной койке и рассеянно слушал их разговор, скользя взглядом по лицам родных. Задержав взгляд на Айше, он вдруг заметил, как она поседела. Впервые за много дней его охватила жалость к жене, и он, когда все уехали, ещё долго предавался размышления о судьбах своей и её.

Когда-то Айша полностью вверила ему свою судьбу. И, видит Бог, он старался сделать всё, чтобы создать для неё достойную жизнь! А вместо этого она лучшие свои годы прождала, пока государство разрешит ему соединиться с семьёй. Это разве справедливо? За что?

Он целыми днями лежал на больничной койке и всё думал, думал. Думал о своей жизни и о том, сколько её ещё у него осталось. Он вдруг почувствовал себя очень старым и одиноким. Да, у него есть семья, жена, и дети любят его, но… им его не понять. Они никогда не смогут понять его разочарования этой жизнью, его обиды на жизнь. Как всё-таки странно она у него сложилась. Вот жил он в Кази-Кумухе и не помышлял о том, чтобы его покинуть, а пришлось. Только-только всё наладилось, появились дети, дом, работа, и снова перемены. Десять лет без права переписки! Отсидел, вернулся, а работы нет. И никому ты не нужен. Разве только домашним. Но и дома ему неуютно, ведь раньше он работал и приносил в семью хорошие деньги, а теперь вот работает только в своём саду. А ведь годами ещё не стар, мог бы и поработать на государство, да только вот государству такие, как он, не нужны. Государство у него всё забрало, заклеймило его позором и выкинуло на обочину…