Читать книгу "Среда обитания: Как архитектура влияет на наше поведение и самочувствие - Колин Эллард"

Пока мы не запутались в сложных теоретических доводах на стыке философии и нейробиологии, пожалуй, было бы неплохо остановиться на мгновение и принять тот факт, что самосознание существует для чего-то (даже если мы не знаем, для чего конкретно). Возможно, вторя автору книги «Сознание: Пыльца души» (Soul Dust: The Magic of Consciousness) Николасу Хамфри, мы могли бы сказать, что как бы ни обстояли дела в реальности, но живое внутреннее «Я» делает нашу жизнь бесконечно более интересной, и, возможно, в этом и заключается его смысл{137}. Когда Айзек Дэвис, герой фильма Вуди Аллена «Манхэттен», составляет список «вещей, ради которых стоит жить», и включает в него Граучо Маркса, Уилли Мейса, вторую часть симфонии «Юпитер», яблоки и груши Сезанна, крабов из ресторана «У Сэма Ву» и лицо Трейси, он, вероятно, делает то же самое. Наше удовольствие от духовных богатств жизни, даже если они не более чем выдумка, – нечто необъяснимое и эфемерное, мерцающее в голове, так что нельзя ни определить, ни понять, где оно зарождается, не говоря уже о том, чтобы его истолковать, – может быть единственной (в плане эволюции) причиной возникновения «трудной проблемы сознания».

Но, кроме того, что наше сверхразвитое самосознание одаривает нас бесчисленными интеллектуальными богатствами и может превратить самые прозаичные моменты нашей жизни в калейдоскоп ярчайших впечатлений и интенсивных эмоций, оно несет в себе и толику темноты. Практически всегда радость, которую нам дает самосознание, омрачается уверенностью в ее недолговечности. За чудесный подаренный природой механизм, благодаря которому мы можем стоять сразу по обе стороны стены, разделяющей субъект и объект, мы платим знанием того, что когда-нибудь умрем. В своей посвященной анализу человеческого поведения книге «Отрицание смерти» Эрнест Беккер предположил, что этот глубоко ощущаемый факт нашей, и только нашей жизни – ключ к пониманию человеческой природы{138}. Действительно, несложно интерпретировать важные мифологические сюжеты – скажем, изгнание Адама и Евы из садов Эдема – как описание последствий осознания человеком собственной конечности. Когда мы отведали запретный плод, мы приоткрыли дверь не только к самосознанию, но и к осознанию грядущего конца. Это не пустяк. Николас Хамфри в книге «Сознание: Пыльца души» подчеркивает, что влияние осознания неминуемости смерти на психику настолько глубоко, что человеку может быть тяжело его вынести. Зная, что в какой-то момент в будущем спектакль закончится, откуда мы вообще берем силы подниматься каждое утро с кровати? Хамфри идет дальше и предполагает, что несколько серий загадочных смертей древних людей, скорее всего, объяснялись не чем иным, кроме как неспособностью существ, у которых только-только возникло ощущение своего «Я», справиться с этой неотвратимостью смерти.

Учитывая гнет смерти, угрожающей прервать веселье среди пейзажей нашего внутреннего мира, было бы весьма разумно допустить, что за время своего существования человечество выработало определенные стратегии для облегчения состояния, вызванного пониманием неминуемости смерти. Вполне возможно, что за реализацию этих стратегий отвечают какие-то части мозга, которые отводят нас от пропасти отчаяния назад к продуктивной жизни – продуктивной в эволюционном смысле: позволяющей игнорировать страх смерти столько времени, сколько требуется, чтобы успеть позаботиться о себе, найти партнера и продолжить свой род. Тот простой факт, что я пишу здесь эти слова, а вы их читаете, предполагает, что доля правды в них есть.

Три такие стратегии были впервые описаны Хамфри, и все они, как мы увидим, широко применяются в повседневной жизни. Прежде всего, конечно, это обычное отрицание. Хотя у каждого из нас бывали моменты, когда в три часа ночи подступает отчаяние и ощущение бессмысленности дальнейшей борьбы перед лицом неминуемого конца, подобные мысли никак не влияют на повседневное существование большинства из нас (и потому вполне счастливого большинства). Когда мы наслаждаемся вкусом хорошо приготовленной еды, чудесным выходным днем или теплом улыбки близкого человека, мысли о смерти отходят на задний план. Относительно всех намерений и целей мы чувствуем себя и действуем так, словно завтра будет наступать вновь и вновь.

Другой вид отрицания, знакомый большинству живущих на земле людей, – вера в то, что наша сущность как-то переживет наше тело. Другими словами, в нас живет вера в ту или иную форму жизни после смерти – от убежденности, что для продолжения своего путешествия по земле мы переселимся в новое тело, до христианского представления о том, что наше временное пребывание на земле сменится совсем другим приключением, для которого мы откажемся от наших тел, но каким-то образом сохраним свое «Я» в новом нетленном виде.

Третий вид нашей реакции на осознание собственной конечности совершенно иного рода, потому что представляет собой не столько отрицание, сколько изменение способа взаимодействия со Вселенной. В ходе своего рода умственной гимнастики мы убеждаем себя, что являемся частью чего-то большего, чем то, что заключено в нашей физической оболочке. В этом случае мы становимся частью культуры или ряда институтов, которые существовали и до того, как наше конкретное тело появилось на свет, и будут существовать после нашей смерти. Именно этот вид реакции на мысли о смерти имеет больше всего отношения к взаимосвязи между человеком и застроенной средой. Одним словом, мы справляемся с пониманием собственной смертности посредством строительства: оставляем наследство, которое будет жить после нашего ухода.

В списке возможных реакций на смерть, которые я описал, присутствует своя логика. Все они имеют интуитивно понимаемый смысл, и, скорее всего, большинство читателей могут даже помнить обстоятельства, при которых они прибегали к одной или нескольким из этих схем поведения в ответ на тревогу по поводу своей неминуемой кончины. Но можно ли это доказать? Как мы вообще дошли до проведения психологических экспериментов, связанных с реакциями, защищающими человека от мыслей о смерти? Одна заметная исследовательская группа под руководством Шелдона Соломона из Колледжа Скидмор разработала обширную теорию, призванную объяснить, как страх смерти влияет на наше повседневное поведение и особенно как подсознательные импульсы, связанные с пониманием нашей бренности, могут изменить наши мнения, установки и предубеждения{139}. Так называемая теория управления страхом основана на ранних идеях Беккера о том, что культура развивается благодаря знанию о неотвратимости смерти, – но ученые пошли несколько дальше и описали психическое состояние – осознавание собственной смертности (mortality salience), возникающее тогда, когда что-то в окружающей среде намекает на смерть. В ходе стандартного эксперимента, проведенного в рамках исследования этого феномена, участников наталкивали на мысли о смерти множеством разных способов (их просили написать, что происходит с телом, когда человек умирает; прочитать список слов, связанных со смертью, типа «гроб» или «похороны»; или просто пройтись мимо похоронной процессии). После этого поведение испытуемых исследовали, и результаты оказались довольно неожиданными. В частности, в ходе тестирования участников попросили выполнить пару заданий – вбить в стену гвоздь, чтобы повесить распятие, и отсеять некие черные частицы от порошка. Но единственной вещью, с помощью которой можно было вбить гвоздь, являлось само распятие, а единственным инструментом для просеивания порошка оказался американский флаг. Экспериментаторы выяснили, что те люди, которых «накачали» намеками на смерть, с большей неохотой, чем участники контрольной группы, использовали распятие вместо молотка, а американский флаг вместо сита{140}. Хотя это открытие (а возможно, и весь эксперимент) может показаться немного странным, его авторы утверждают: более сильное нежелание использовать священные и почитаемые предметы таким образом, который можно счесть кощунственным или даже богохульным, предполагает, что состояние осознавания собственной смертности изменило мировоззрение испытуемых и поэтому они стали более деликатными и консервативными. В целом результаты сотен экспериментов говорят о том, что, когда присутствуют намеки на смерть, испытуемые обычно становятся более консервативными, более приверженными своей культуре и менее толерантными. Ученые – сторонники теории управления страхом утверждают, что после трагических событий 11 сентября 2001 г. в Соединенных Штатах многие американцы испытали состояние осознавания собственной бренности, что вызвало самый большой покупательский спрос на национальный флаг в истории страны и, возможно, обусловило переизбрание на пост президента Джорджа Буша с его ультраконсервативным республиканским правительством{141}. Все вместе результаты подобного рода исследований дают основание предположить, что события, выносящие на поверхность страх собственной смерти, могут сильно повлиять на наше поведение, в частности, не только изменить наши чувства по отношению к другим людям, но и, возможно, создавать такие невероятно дорогие и требующие больших временных затрат сооружения, как Ангкор-Ват, великие египетские пирамиды и Шартрский собор. Когда бы нашему существованию ни угрожала опасность и когда бы мы ни ощутили страх надвигающегося и неминуемого ухода, мы реагируем на это тем, что укрепляем свои отношения с бессмертной культурой, в том числе материальной, и пребываем в полной уверенности, что, хотя наши хрупкие тела и проживут всего лишь одно мгновение, культура, к которой мы принадлежим и в которую вносим свой вклад, просуществует значительно дольше.