Читать книгу "Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен"

– Но мы уже друзья… – запротестовал Себастьян, и, как бы подтверждая свои слова, он протянул кружку с пивом, и Барлаш чокнулся с ним.

Осанка Себастьяна, его поклон, его манера пить были чисто придворные. Барлаш же был, очевидно, лагерного воспитания. Но это были странные дни, и все общество перевернулось вверх дном по воле одного человека.

– Ну, – сказал Барлаш, облизывая губы, – объяснимся. Вы говорите, что осады не будет. Я говорю, что вы ошибаетесь. Вы думаете, что данцигцы поднимутся в ответ на предложение императора Александра и выгонят французский гарнизон. Я говорю, что животы данцигцев слишком тяжелы. Я говорю, что Рапп удержит Данциг и что русские не возьмут его штурмом, потому что они слишком слабы. Будет осада, и продолжительная. Выдержим ли мы ее вместе – вы, мадемуазель и я – во Фрауэнгассе?

– Мы будем счастливы иметь вас своим гостем, – ответил Себастьян с тем легкомыслием, которое было в ходу до революции и никогда не понималось народом.

Барлаш не понял его. Он с сомнением взглянул на своего собеседника, потягивая пиво.

– Так я начну сегодня.

– Что начнете, друг мой?

Барлаш сделал жест, как бы отметая всякие мелочи.

– Свои приготовления. Я начну выходить в десять часов, после того, как вы будете дома. Я сделаю два похода. Под кухонным полом есть большой погреб. Я наполню его мешками с зерном.

– Но где же вы, друг мой, найдете зерно?

– Я знаю, где его найти, зерно, и кое-что другое. Соли у меня уже достаточно на целый год. Прочих запасов я могу достать месяца на три.

– Но у вас нет денег, чтобы заплатить за все это.

– Ба!

– Вы хотите сказать, что начнете воровать, – пояснил это восклицание Себастьян не без презрения, прозвучавшего в его жеманном голосе.

– Солдат никогда не крадет, – ответил Барлаш, беспечно высказывая великую истину.

Себастьян рассмеялся и ничего не сказал. Очевидно было, что его ум, поглощенный одной великой целью, не обращал никакого внимания на мелочи. Его собеседник сдвинул свою меховую шапку на затылок и задумчиво поворошил волосы.

– Это не все, – сказал он наконец.

Барлаш окинул взглядом обширную комнату, которая была почти пуста. Толстая девушка чистила оловянные кружки на прилавке.

– Вы говорите, что уже получили ответ на те письма. Это великая организация… ваше общество… Как его там называют. Оно рассылает письма по всей Пруссии… э? А может быть, и в Польше… или еще дальше?

Себастьян резко пожал плечами.

– Я уже просил вас, – сказал он наконец с нетерпением, – чтобы вы забыли об этом. Вам было заплачено.

Вместо ответа старый солдат принялся старательно опустошать свои карманы, отыскивая в их глубине мелкие медные монетки. Он тщательно собирал их, пока не набрал талер.

– На этот раз моя очередь платить.

Барлаш протянул руку с фунтом неблагородного металла, но Себастьян отверг деньги, внезапно приняв свою холодную негодующую манеру, странно не подходившую к скромной обстановке.

– Как друг… – начал было Барлаш, но, получив еще более решительный отказ, он, не без удовольствия, снова опустил монеты в карман.

– Мне нужно, чтобы ваши друзья передали одно письмо от меня… я не прочь заплатить, – проговорил Барлаш шепотом. – Письмо к капитану Луи д’Аррагону. Это касается мадемуазель Дезирэ. Не качайте головой. Подумайте, прежде чем отказывать. Письмо будет открытое… слов шесть или около того… сообщающее капитану, что его кузена, мужа мадемуазель, нет в Данциге и что он не может вернуться сюда, так как французский арьергард вошел сегодня утром в город.

Себастьян, казалось, обдумывал это предложение, но Барлаш поспешил отвергнуть всякие предполагавшиеся возражения.

– Капитан отправился в Кенигсберг. Он теперь уже там. Ваши друзья легко могут найти его и передать письмо. Это очень важно для мадемуазель. Капитан не ищет мосье Шарля Даррагона, так как думает, что он здесь. Полковник Казимир уверил его, что мадемуазель найдет своего мужа в Данциге. Где он может быть, этот мосье Шарль? Это крайне важно для мадемуазель. Капитан, может быть, продолжит свои розыски.

– Где ваше письмо? – спросил Себастьян.

Вместо ответа Барлаш положил на стол лист чистой бумаги.

– Вам придется его написать, – сказал он. – У меня болит рука. Я пишу… хорошо… понимаете. Но сегодня я чувствую, что моя рука недостаточно здорова.

Итак, Себастьян написал густыми, липкими чернилами письмо, а Барлаш, забывший все свои школьные навыки, взял перо и поставил крест под своим собственным именем.

Затем он вышел, предоставив Себастьяну заплатить за пиво.

Глава ХXVI

На мосту

Te, кто стоит выше, имеют выгоду во всем.

Хромой человек стоял на мосту, который соединял берега Нейер Прегель от Кантовской улицы, составляющей центр Кенигсберга, с островом Кнейпгоф. Этот мост, Крэмер Брюке, можно было назвать сердцем города. От него с обеих сторон расходятся узкие улицы. Улицы бойкие, торговые, запруженные узкими санями, перевозящими дрова от Прегеля в город.

Этот мост не минует рано или поздно ни один деловой человек, живущий в городе, будь он пеший, или в санях, или верхом. Тут всегда проходили праздные люди, и угрюмые университетские профессора, все еще оплакивающие смерть Канта, совершали здесь свои прогулки.

Здесь хромой человек – сапожник, проживающий в доме на Нейер-Маркт, где липы доросли до самых верхних окон, – терпеливо простоял три дня. Он, как большинство хромоногих, был очень толст и тяжел. У него было квадратное, мрачное лицо, которое как будто говорило, что его владелец скорее простоит здесь до Страшного суда, чем не выполнит порученное ему дело.

Было очень холодно. Стояла самая середина зимы. Сапожник кутался в овчинную шубу, которая оледенела и стояла на нем колом. Чтобы согреться, он иногда ковылял от одного конца моста до другого, но ни разу не покинул свой пост. Иногда он облокачивался на каменные перила на конце Кантовской улицы и смотрел вниз, на рыбный рынок, где женщины из Пилау и с балтийских берегов, похожие на бесформенные узлы с одеждой, стояли над своими корзинами с промерзшей рыбой. Рынок безмолвствовал. Невозможно торговаться, если, открыв лицо, можно в одну минуту отморозить себе кончик носа. Едва ли покупатель был в состоянии выгодно купить что-нибудь из-за бахромы ледяных сосулек, стучащих об его губы.

Прегель стоял три месяца замерзшим, так как один только раз, в ноябре, наступила оттепель, стоившая Наполеону стольких тысяч жизней на разрушенном мосту через Березину. Хотя под этим мостом не текла вода, но много чужеземных ног прошли по нему.

По нему прогромыхала тяжелая карета Наполеона, проехали громоздкие пушки, которые Макдональд вез на север для блокирования Риги. За последние недели через него прошли остатки отступающей армии, горсточка умирающих беглецов. Макдональда с его штабом позорно прогнали через него казаки, которые по пятам преследовали великого маршала, все еще взбешенного отступлением Йорка и прусских войск.