Читать книгу "Золотая пыль (сборник) - Генри Мерримен"

И маленькие проницательные глаза Барлаша, красные от дыма, воспаленные от блеска солнца, впились в лицо Дезирэ. Он думал о казне.

– О нет!

– Да был ли он действительно болен?

– Он лежал в постели, – ответила Дезирэ с сомнением.

Барлаш бесцеремонно почесал в голове и углубился в длинный ряд мыслей.

– Знаете, что я думаю? – сказал он наконец. – Я думаю, что Казимир вовсе не болен, во всяком случае не больше, чем я, Барлаш. Даже, может быть, он был еще менее болен, чем я, потому что у меня расстройство желудка. Это из-за конины без соли.

Он замолчал и нежно потер себе грудь.

– Никогда не ешьте конину без соли, – вставил Барлаш между прочим.

– Надеюсь, что я и вовсе ее есть никогда не буду, – возразила Дезирэ. – Ну, так что же о полковнике Казимире?

Он отстранил ее рукой, как болтушку, прервавшую ход его мыслей. Эти мысли, казалось, помещались у него во рту, потому что, когда он думал, то жевал и шевелил губами.

– Слушайте, – сказал он, наконец. – Вот Казимир. Он ложится в постель и отпускает себе бороду (борода с полдюйма хоть кого удержит в госпитале). Вы киваете головой. Да, я так и думал. Он знает, что вице-король с остатками армии находится в Торне. Он лежит смирно. Он ждет, пока не придут русские, и им он передаст казну императора, все бумаги, карты, депеши. За это его вознаградит император Александр, который уже обещал простить всех поляков. Казимиру разрешат сохранить его собственный багаж. У него нет ничего награбленного в Москве, о нет! Только его личный багаж. Этот человек! Смотрите, я плюю на него!

И Барлаш, о ужас, точно проиллюстрировал свои слова.

– Ах! – продолжал он торжествующим тоном. – Я знаю. Я смотрю прямо в душу такого человека. Я скажу вам почему. Потому что я сам такой же.

– Вам как будто не особенно везло, судя по вашей бедности, – рассмеялась Дезирэ.

Барлаш насупился на нее, в безмолвном негодовании придумывая ответ. Но в данную минуту он ничего не придумал и вернулся к своим ножам. Наконец, он прекратил работу и посмотрел на Дезирэ.

– Ваш муж, – произнес он медленно, – помните, что он товарищ этого Казимира. Они охотятся вместе. Я это знаю, потому что был в Москве. А! Это заставило вас выпрямиться и выставить вперед свой подбородок!

Барлаш снова принялся за ножи и, не смотря на Дезирэ, казалось, просто думал вслух.

– Да! Он предатель. Нет, он хуже этого, потому что он не поляк, а француз. И если Шарль вернется во Францию, император спросит: «Где мои депеши, мои карты, мои бумаги, которые были доверены вам?»

Барлаш закончил эту мысль тремя жестами, которые показывали, как человека ставят к стене и расстреливают.

– И вот что подразумевал хозяин, когда говорил, что мосье Шарль Даррагон не вернется в Данциг. Я знаю, что он это имел в виду, когда так сердился в последний вечер.

– А почему вы мне ничего не сказали?

Барлаш задумчиво посмотрел на Дезирэ, а затем медленно ответил:

– Потому что, если бы я вам это сказал, вы бы решились покинуть Данциг вместе с мадемуазель Матильдой и отправились бы искать своего мужа по стране, наводненной отчаянными беглецами и дикими казаками. А я этого не хотел. Я хочу, чтобы вы остались здесь, в Данциге, в Фрауэнгассе, в этой кухне, у меня под рукой, так чтобы я мог позаботиться о вас до окончания войны. Я, папаша Барлаш, к вашим услугам. И нет в мире другого человека, который мог бы вам служить так хорошо, как я.

И его глаза засверкали, когда он бросил ножи в ящик стола.

– Но почему вы делаете все это для меня? – спросила Дезирэ. – Вы могли бы отправиться домой, во Францию, и предоставить нас своей судьбе здесь, в Данциге. Почему вы не отправились домой?

Барлаш посмотрел на нее с удивлением, не без примеси внезапного немого разочарования. Он собирался выйти, по своему обыкновению, тотчас после завтрака. Лиза верно сравнила его с кошкой: у него были некоторые привычки этого ненавязчивого животного. Он медленно застегнул свою грубую шинель и окинул кухню внимательным взглядом. Он был очень стар, и у него не было дома.

– Разве вам мало, что мы друзья? – спросил он.

Барлаш направился к двери, но вернулся и, подняв палец, предупредил Дезирэ, чтобы она не обращала внимания на его слова.

– А все-таки вы будете довольны, что я остался. Вы бы хотели, чтобы я ушел, потому что я разговариваю немножко откровенно о вашем муже. Ба! Какая в этом беда? Все одинаковы. Мы только люди, а не ангелы. А вы все-таки продолжаете любить его. Вы, женщины, невзыскательны. Вы можете любить всякую всячину, даже такого человека.

И он вышел, проклиная всех женщин.

Барлаш сказал, что, по-видимому, женщина может любить всех подряд. Он сказал правду, и очень хорошую правду, потому что без этой небом посланной любви мир не смог бы существовать.

День уже клонился к вечеру, когда Барлаш вошел в низкую и закопченную дверь харчевни «Белая лошадь». Он хорошо знал привычки Себастьяна, потому что направился прямо к тому углу большой комнаты, где обыкновенно сидел скрипач. Толстая горничная, простая деревенская девушка, улыбнулась во весь рот при виде такого ободранного гостя и последовала за ним.

Лицо Себастьяна не выразило никакого удивления, когда он поднял глаза и увидел Барлаша. Столы вокруг были пусты. Было еще рано для обычных вечерних посетителей, число которых, кроме того, сильно уменьшилось за последние месяцы. Большинство мирных данцигцев, которые помнили недавнюю осаду, бежали при первом упоминании этого слова.

Себастьян кивнул в ответ на несколько церемонный поклон Барлаша и жестом пригласил его присесть. В комнате было тепло, и Барлаш скинул свою овчину так, как снимают знатные и богатые люди свои соболя. Он внезапно обернулся и увидел на лице горничной веселую улыбку. Барлаш обратил внимание на грязный, залитый пивом стол и стоял, пока она не исправила это упущение. Затем он указал на кружку с пивом, которая стояла перед Себастьяном, жестом приказав девушке принести кружку такого же размера и с таким же содержимым.

Убедившись, что их никто не подслушивает, Барлаш подождал, пока мечтательные глаза Себастьяна встретятся с его глазами, и только тогда сказал:

– Нам пора поговорить друг с другом.

Удивление, мимолетное и полуравнодушное, блеснуло в глазах Себастьяна и тотчас же исчезло, когда он увидел, что Барлаш сказал это просто, не сделав при этом никакого знака.

– Обязательно, друг мой, – ответил он.

– Я вручил ваши письма, – сказал Барлаш, – в Торне и в других местах.

– Знаю. Я уже получил ответ. Вы бы хорошо сделали, если бы забыли об этом.

Барлаш пожал плечами.

– Вам заплатили, – перешел Себастьян к естественному заключению.

– Немного, – согласился Барлаш, – очень немного… но не в том дело. Я всегда требую, когда могу, чтобы мне платили вперед. За исключением императора. Этот гражданин кое-что должен мне. Тут другой вопрос. В доме я подружился со всеми – с Лизой, которая уехала, с мадемуазель Матильдой, которая уехала, с мадемуазель Дезирэ, так называемой мадам Даррагон, которая остается. Со всеми, за исключением вас. Почему бы нам не стать друзьями?