Читать книгу "Казанова - Елена Морозова"

Погруженный в размышления о природе мужского непостоянства, Соблазнитель вернулся домой, где его ожидала верная Дюбуа. Хотя отношения между горничной и хозяином давно уже были нежными и доверительными, болезнь последнего пока не позволяла им сблизиться окончательно. Но теперь, когда болезнь отступила, сладостный миг явно был уже не за горами.

За ужином Казанова поделился с Дюбуа, ставшей поверенной всех его дум и тайн, своими мыслями о молоденькой банщице, здоровой и свежей, вновь выразив свое удивление, отчего ему нисколько не захотелось соблазнить ее. Дюбуа уверенно ответила, что банщица, видимо, была не слишком хороша собой, и внезапно заявила, что желает взглянуть на нее, дабы приобрести собственное суждение. Соблазнитель с радостью вызвался сопроводить ее, попросив только переодеться в мужское платье. Служанка согласилась. Фрак Ледюка сел на ней как влитой, панталоны же пришлось взять у Казановы. В конце концов из мадам Дюбуа получился вполне привлекательный молодой человек, с коим на следующий день Казанова вновь отправился в бани.

На этот раз он выбрал себе другую банщицу, а прежняя занялась Дюбуа. Войдя в воду и раздевшись, Соблазнитель предоставил свое тело быстрым и ловким рукам дородной швейцарки. Дюбуа долго не решалась снять рубашку, но наконец отважилась это сделать. Тогда девицы, узрев перед собой любовную парочку, решили развлечь их импровизированным спектаклем лесбийской любви. Казанове тотчас вспомнились любовные игры, кои довелось ему наблюдать между М. М. и К. К. Однако здесь, в воде, зрелище изгибающихся и трепещущих молодых женских тел завораживало. Обняв желанную Дюбуа, Казанова любовался юными красавицами. Дюбуа же, зачарованная необычной игрой, забыв обо всем на свете, высвободилась из объятий Соблазнителя, плавно, словно во сне, направилась к играющим и присоединилась к ним. Грациозная, с роскошной грудью и пышными бедрами, она органично вписалась в дуэт, мгновенно преобразившийся в трио, которое развлекало восторженного Соблазнителя. Вернувшись домой после столь захватывающего зрелища, Казанова и чаровница Дюбуа к обоюдному удовольствию наконец полностью вкусили плод Венеры. «Моя служанка стала моей любовницей и продолжала ей оставаться все время, пока я жил в Берне», — писал Казанова. Он полностью излечился от болезни, и она не омрачила их любви. «Радости проходящи, но проходящи и печали», — заметил он по этому поводу.

Счастливой парочке пришло два письма. Одно было от мажордома французского посланника Лебеля, того самого, который в Солере нанял мадам Дюбуа горничной в дом к Казанове. Теперь почтенный мажордом просил Дюбуа стать его женой. Второе послание было от посланника и адресовано Казанове. В нем господин де Шавиньи уговаривал Соблазнителя отпустить Дюбуа (в том, что Дюбуа стала любовницей Казановы, у него не было никаких сомнений) и позволить ей вступить в брак с Лебелем, а ежели та заупрямится, любой ценой склонить ее к этому браку. Посланник был уверен, что Казанова не собирается жениться на своей служанке, а значит, он обязан позаботиться о ее будущем. Лебель был намного старше Дюбуа, искренне к ней расположен, обладал достаточными для семейной жизни средствами и, будучи человеком разумным, не требовал ответного пылкого чувства.

Посланник был совершенно прав: влюбленная Дюбуа сначала наотрез отказалась выходить замуж за кого-либо иного, кроме Казановы, который хотя и утверждал, что еще никогда никого не любил так, как свою чаровницу Дюбуа, но тем не менее жениться на ней не собирался. Более того, ему уже изрядно наскучило в Берне, и он собрался в Лозанну, где проживала матушка Дюбуа и где их совместное появление неминуемо вызвало бы сплетни и пересуды. Следовательно, ехать надо было порознь. Разлука же, как прекрасно сознавала Дюбуа, влекла за собой разрыв: Соблазнитель никогда не был верным любовником, готовым продолжать любить «на расстоянии». В конце концов молодая женщина образумилась и, поощряемая венецианцем, дала Лебелю согласие. Казанова любил выступать в роли благодетеля и пристраивать своих любовниц. И в этот раз он не изменил себе, тем более что от него многого и не требовалось: всего лишь уговорить красавицу прислушаться к голосу разума. Мажордом же, желая получить руку чаровницы Дюбуа, был согласен на все, в том числе и признать своим ребенка Казановы, которого молодая женщина уже носила под сердцем. Пытаясь удержать возлюбленного, Дюбуа сообщила ему, что беременна, после этого известия Соблазнитель еще настойчивее стал уговаривать ее поскорее выйти замуж, дабы будущий младенец был рожден в законном браке. Чадолюбие также не входило в число его добродетелей. Расстались любовники спокойно, без лишних слов и эмоций. «Вступать в брак надо с холодным сердцем и трезвым расчетом», — напутствовал Казанова свою, уже бывшую, возлюбленную. Через несколько дней после ее отъезда он также покинул Берн.

По дороге в Лозанну он посетил проживавшего в деревушке Мора знаменитого естествоиспытателя и писателя Альбрехта Галлера, человека энциклопедически образованного, автора ряда ученых трактатов по ботанике, анатомии, хирургии и эмбриологии, сочинителя поэм, посвященных его родным альпийским лугам. Общение с Галлером доставило Казанове много удовольствия. В своих записках он многократно превозносит ум и скромность великого швейцарца, мнения которого во многом совпадали с его собственными. Оба не жаловали Руссо и его последний роман «Новая Элоиза». Галлер полагал характеры Руссо совершенно искусственными. На вопрос, часто ли посещает ученого Вольтер, швейцарец отвечал, что величие господина де Вольтера лучше видится на расстоянии, и, сменив тему, принялся хвалить Петрарку. Словом, посетитель остался чрезвычайно доволен своим ученым собеседником.

Однако, несмотря на весьма двусмысленный отзыв Галлера о Вольтере, Казанову не покидала мысль посетить великого французского мыслителя, поклонником коего он, как и все просвещенные люди Европы, себя считал. Пробыв некоторое время в Лозанне, где он благословил брак Лебеля и чаровницы Дюбуа, Казанова отправился в Женеву. Прибыв в город, он остановился в гостинице «Весы», той самой, где много лет назад происходило его прощание с Анриеттой, и — видимо, в угоду случаю — в том же самом номере, откуда он, обливаясь слезами, стоя у окна, смотрел, как Анриетта садилась в карету, умчавшую ее в облаке пыли в неведомые края. Разумеется, он давно позабыл об этом приключении, но, подойдя к окну, заметил надпись, нацарапанную в тот горький день на стекле его прозорливой возлюбленной: «Ты забудешь также и Анриетту». Услужливая память тотчас воскресила картины былой любви. Бросившись в кресло, Соблазнитель погрузился в нахлынувшие на него воспоминания, сопровождавшиеся горестными размышлениями. Ему казалось, что он еще может любить, однако он уже не чувствовал в себе ни былого пыла, ни мягкого нрава, ни известной честности и ни прежней силы. Последнее страшило Соблазнителя более всего. Тем не менее в тот вечер он испытал такое воодушевление, что, «не раздумывая, кинулся бы к Анриетте, если б знал, где ее искать, хотя и помнил все ее запреты». Однако наутро от душевного подъема не осталось и следа. Казанова отправился к местному банкиру за деньгами, затем разнес рекомендательные письма и отправился на обед к некоему господину Вилару Шандье, обещавшему сопроводить его в Делис, где проживал господин де Вольтер.

В то время французский философ находился в зените славы: половина Европы боготворила его, половина — предавала анафеме. Его жилище стало местом паломничества литераторов и художников, любознательных путешественников и титулованных особ. С поистине монаршим величием Вольтер принимал всех, сыпал остротами и щедро наделял гостей из сокровищницы своего ума. Гости философа, покоренные величием его духа и остроумием его речей, не уставали восхищаться очарованием его жилища, окруженного прекрасным садом, разбитым самим хозяином. Даже враги, коих у него было в достатке, воздавали ему должное. Восемнадцатилетний шевалье Буфле[55], в восторге от того, что великий Вольтер не просто снизошел до него, но обращался с ним вполне по-товарищески, писал матушке: «Вы даже представить себе не можете, сколько добра творит господин де Вольтер. Он составляет счастье всех, кто его окружает. Для жителей здешних мест он является одновременно и королем, и любящим отцом. Ежели прежде я знал только господина де Вольтера — поэта, то теперь я знаю его как великодушного отца семейства, и, спроси меня сейчас, какого из двоих я предпочел бы, ответить для меня было бы весьма затруднительно». Радушно был принят и друг Казановы принц де Линь, также прибывший в Делис с единственной целью — очаровать великого человека и приобщиться к его мудрости. Целую неделю де Линь с неподдельным интересом внимал каждому слову философа, стараясь ничем не вызвать его неудовольствия. И ему это почти удалось — он совершил всего лишь один промах, виной которому, несомненно, была жара. В тот день прислуживавшие за обедом молоденькие служанки были в платьях с открытыми плечами и глубокими вырезами, и принц, слушая хозяина, одновременно любовался соблазнительными формами юных швейцарок. Заметив, что служанки отвлекают его гостей, возмущенный Вольтер вытолкал девушек вон. Привыкший ко всеобщему почитанию, окруженный преданной ему свитой, великий затворник не терпел, когда гость начинал расточать свое внимание кому-то иному. Впрочем, излишнюю вспыльчивость и желчность Вольтера многие современники объясняли не столько присущим великому человеку тщеславием, сколько наблюдавшимся у него в то время ухудшением здоровья и вполне закономерной усталостью от постоянного присутствия в доме досужих посетителей.