Читать книгу "Умные граждане – умное государство - Бет Новек"

Столетие спустя Робин Данбар, антрополог из Оксфорда, развивая идею Милля, предложил так называемое «число Данбара». Согласно ему, человек не может поддерживать эффективные социальные взаимоотношения более чем со 150 другими людьми одновременно.

Но как применить эту концепцию к демократии?

Как сохранять товарищеские связи в крупных неоднородных обществах?

Поясним: Бежан – инженер, а не политический теоретик, он описывает природные системы, а не рассуждает об участии граждан в политике. Тем не менее иерархия оказалась естественной формой организации и для социальных систем на протяжении последнего столетия – это лучше всего прослеживается на примере возникновения и развития централизованных, иерархических, вертикально структурированных корпораций. Штаб-квартиры этих корпораций ставят цели, а специализированные подразделения занимаются их реализацией.

Такое функциональное разделение принципиально для эффективного управления и социального порядка. «Не случайно, – пишет экономист, нобелевский лауреат Оливер Уильямсон, чьи работы наиболее часто цитируют в экономической литературе, – иерархия присутствует в организациях любого размера… неиерархические режимы, как правило, недолговечны». Уильямсон изучает взаимоотношения между рынками и иерархии управления производственными предприятиями. Наряду с другими экономистами он исследует роль иерархий в решении проблем коллективной деятельности, например «проблемы безбилетника», когда один актор злоупотребляет общими ресурсами, потребляя больше надлежащей ему доли, или такой проблемы, как отсутствие взаимного доверия, что мешает продуктивному сотрудничеству и взаимодействию[402]. Координация действий членов организации в рамках организационной структуры позволяет сократить коммуникационные издержки.

Свой вклад в представление о неизбежности иерархий внесли и социологи и экономисты. Незадолго до начала Первой мировой войны вышла статья немецкого социолога Роберта Михельса, в которой он анализировал процессы формирования социалистических партий Германии. Автор отмечал, что, несмотря на утверждаемые идеалы равенства, эти организации левого толка тяготели не к демократии, а к олигархату. Из чего следовал вывод, что даже для демократии характерна иерархия. «Это организационная система, порождающая доминирование избранных над избирателями, мандатариев над мандантами, делегатов над теми, кто их делегировал. Когда мы говорим об организации, мы подразумеваем олигархию». В мире действуют силы социального и политического притяжения, делающие бюрократию «заклятым врагом индивидуальной свободы и всех смелых инициатив в вопросах внутренней политики»[403].

Для Михельса – в те времена явного социалиста – стремление как левых, так и правых партий к концентрации власти происходило не по причине экономических различий между классами, но как отражение самой природы иерархии: потребность бюрократии в управлении крупными неоднородными обществами неминуемо ведет к централизации власти. По иронии, Михельс считал харизматическое лидерство лучшим средством освобождения от железного закона олигархии. В конце жизни Михельс стал пылким сторонником Муссолини, полагая, что только волевой лидер в состоянии прорваться сквозь консерватизм, свойственный любым организациям, и побудить массы к великим деяниям. Незадолго до смерти Михельс утверждал, что единственный реальный путь к социальным переменам лежит через индивидуальное лидерство, а не демократию, так как демократия в итоге ведет к бюрократии, перекрывающей путь любому творческому началу.

Хотя симпатии к фашизму не делают Михельсу чести, его концепция стала точкой опоры для многих исследователей, в том числе для американских прогрессистов, считавших, что широкомасштабное управление можно осуществлять исключительно с помощью иерархических институтов – но никак не при участии общественности. Сложные процессы в индустрии высоких технологий и машиностроения – не говоря уже о комплексных задачах гражданской жизни – делают иерархию необходимой[404].

Идеи Михельса, возможно, справедливы для его времени. До эпохи интернета информационный обмен между правительством и гражданами был просто невозможен, а всеобъемлющая демократия казалась утопией. Как писал об этом Михельс: «Очевидно, что огромное количество людей, принадлежащих к единой организации, не способно выполнять какую-либо практическую работу, строящуюся на всеобщей дискуссии. Регулярные собрания совещательных ассамблей с тысячами участников сулят величайшие трудности, связанные и с перемещением, и с размещением этих людских масс; тогда как подобное собрание, состоящее из 10 тысяч человек, просто немыслимо»[405].

Вудро Вильсон, которого многие считают основателем современной науки государственного управления в США, не занимаясь глубоким обоснованием, постулировал:

Необходима иерархия и упорядоченная система подчинения выше– и нижестоящих, единоначалия, организационной дисциплины; применение «научных» принципов в управлении финансовым и иными секторами; отбор на основании объективных критериев; профессионализм, специальное образование и подготовка; развитие и внедрение технической компетентности и даже воспитание организационного корпоративного духа (esprit de corps)[406].

Как и другие прогрессивные лидеры своего времени, Вудро Вильсон был убежден, что индустриальное общество представляет собой слишком сложную структуру, недоступную пониманию рядового гражданина и среднестатистического политика.

Даже – или даже в особенности – прогрессивные мыслители, признававшие ценность участия образованных граждан, все же воспринимали иерархическое управление как данность, а иерархию и профессионализм – как неразрывно связанные явления. Ученые-прогрессисты, такие как Вудро Вильсон и Джон Дьюи, пропагандировали точку зрения, согласно которой системно, упорядоченно и целесообразно выстроенные иерархии будут способствовать повышению уровня компетентности при разработке политического курса. Но, несмотря на веру в иерархию, в прогрессивной картине мира все же существовала непреодолимая пропасть между экспертами, которыми считались профессионалы, и обычными гражданами, которые таковыми не являлись[407].