Читать книгу "Роковое пророчество Распутина - Екатерина Барсова"

Хлопнула дверь, в комнате появились две женщины, одна из которых представилась подругой покойной Ольги Ватрушиной. Сопровождающая, высокая седовласая женщина, ушла, и они остались втроем.

— Что вы хотите знать? — Женщина говорила по-русски чисто, но с трудом. Ее звали Надежда Васильевна фон Рош, ей было почти сто лет, и она помнила, как двадцать лет назад умерла ее подруга.

— Мы из России, дальние родственники покойной Ольги Петровны, — пришлось соврать Анне. — Не оставила ли она после себя какие-нибудь бумаги? Вещи?

Надежда фон Рош — маленькая старушка, с красноватой кожей и блекло-голубыми глазами, с беспокойством взглянула на них.

— Вы имеете в виду драгоценности?

— Нет, нет, — вступил в разговор Данила. — Лишь бумаги, документы. Драгоценности можете оставить себе.

Анне показалось, что женщина вздохнула с облегчением.

— Ольга подарила мне серебряный портсигар, доставшийся ей от отца, жемчужные бусы и золотую брошку с рубинами.

— Мы не претендуем на эти подарки. Нас интересуют только бумаги.

— Да, у нее было много бумаг. Я все сложила в сундучок. Хотите посмотреть?

Анна и Данила прошли за старушкой. В небольшой комнатке было чисто, аккуратно, в углу висела русская икона. Надежда Васильевна достала небольшой сундучок и открыла его.

Полчаса они разбирали оставшееся от Ольги Ватрушкиной: там были старые квитанции, счета, театральные афиши, несколько фотографий, сломанный ридикюль, веера, перьевые ручки… Наконец на дне обнаружилась старая тетрадь с красивым четким почерком.

— Можно взять эту тетрадь?

— Да-да, конечно. — Надежда Васильевна была рада, что ей оставили драгоценности и портсигар, а старые бумаги ее не интересовали.

Они распрощались со старушкой и вышли на улицу…

* * *

— Нам нужно остановиться в отеле, — сказал Данила, не глядя на нее.

— Хорошо, — откликнулась Анна, и у нее внезапно похолодели пальцы, словно их окунули в снег.

Данила внимательно изучал карту, а Анне казалось, что ее обступила абсолютная тишина. Тихо было на улице, тихо в салоне машины. Тишина словно поглощала все звуки…

— Вот, нашел, — и он с шумом свернул карту. — Три километра отсюда. Мигом будем на месте.

Гостиница — шале, утопающее в молочных сугробах. Хозяйка подала им два ключа.

— Два номера, — сказал Данила в пустоту.

— Два, — прошептала Анна, не зная, слышит он ее или нет.

Она впала в странное оцепенение, руки и ноги двигались с трудом, но Анна все же шла за Данилой — покорно, стараясь не отставать.

— Это твой номер. Пока. Всего хорошего. Спокойной ночи.

— Всего… — Звуки таяли в воздухе, как снежинки — медленно, обреченно.

Закрыв за собой дверь, Анна зажгла свет, села на кровать и взяла в руки тетрадь…

* * *

«Ребеночек, который так и не родился… Я так часто представляю, каким бы он был: улыбку, смех, крохотные ножки, которыми он ходил бы по мне, а я целовала бы его пяточки…

Почему он так поступил со мной? Много раз я задавала себе этот вопрос и не находила ответа. Сокол мой ясный, голос золотой, муж невенчанный… Сколько я слез из-за него пролила, проплакала!

Наш роман случился так стремительно, я и не заметила, как оказалась околдована им, его голосом бархатным, глазами томными. И попала в плен, пропала моя душенька…

Как на афишах сначала писали: «Маленькая балерина, подающая большие надежды!»

«Маленькая»… Меня это всегда раздражало. Мне как будто бы указывали мое настоящее место — маленькая и никогда не станешь большой. «Ну, это мы еще посмотрим», — твердила я про себя.

Маленькая… Но в глубине души я понимала, что это, возможно, правда. И мне никогда не стать такой великой балериной, как Павлова или Гельцер… Но это только подстегивало мое рвение, и я работала, работала до изнеможения.

Дебютировала я в «Лебедином озере». А через пару месяцев начала танцевать в Большом еще несколько партий. Я освоила весь балетный репертуар сезона, но в первый состав не попадала, даже во второй — не всегда. Но в свой актив я могла записать Бинт-Анту в «Дочери фараона», Лизу в «Тщетной предосторожности», кукольную фею, а потом и саму Жизель в балете Адана.

Тот роковой день я, конечно, запомнила на всю жизнь. Моя бабушка, у которой я жила, была страстной любительницей оперы. Но дело не в этом… Здесь явно не обошлось без руки Провидения, Судьбы, Случая — можно назвать это как угодно, но суть от этого не изменится. В тот день бабушка очень хотела попасть на представление. Ведь должен был петь сам Леонид Собинов — всеобщий кумир! Я только недавно начала служить в Большом и получить контрамарки на оперу не могла. Мы приехали, в надежде достать билеты, но их, конечно, не было. Я отправила бабушку домой, а сама задержалась обсудить кое-какие театральные дела, прошла за кулисы… И здесь… До сих пор мои щеки обжигает румянец, когда я вспоминаю об этом… Мимо меня прошел мужчина в театральном костюме и гриме, посмотрел и улыбнулся. И тут же в этот самый момент я почувствовала, что пропала! И моя жизнь никогда уже не станет прежней…

Я не знала, кто он, и спросила об этом подругу, та не поверила мне и рассмеялась: «Это же Собинов!» А я его и правда не знала, хотя слава певца гремела в России.

Я собралась уходить, но дорогу мне преградил служитель и сказал, что господин Собинов просит остаться. Служитель провел меня в ложу, и я снова увидела его. На сцене. И он меня увидел и кивнул.

Я стояла, не помня себя, и слушала его. Его голос… В первый раз…

А на другой день все закрутилось, завертелось. Мы сталкивались в театре почти ежедневно, и все происходило как бы помимо меня. Меня словно увлек бурный поток, из которого я никак не могла выбраться. И если честно, то и не хотела…

Я никак не могла поверить, что САМ Собинов увлекся мной. Он, в которого были влюблены все женщины, выбрал меня?

Кто я? Приключение на одну ночь? Дамочка на содержании? Невеста? Будущая жена?

Не есть ли это шутка и каприз с его стороны? Любовные чары, которые вскоре рассеются? Я знала, что у балерин могут быть покровители, пример Матильды Кшесинской был перед глазами. Матильда, которая еще на выпускном балу хореографического училища понравилась престолонаследнику, и вспыхнувший между ними роман с самого начала был окружен разными сплетнями и пересудами.

Собинов был в полном расцвете сил. Он пел в Ла Скала, в Монте-Карло, в Мадриде.

Я была влюблена в него, меня волновал его голос, внешность. Меня влекло к нему, и вместе с тем я боялась…

Тот вечер я помню смутно, как в лихорадке, я предчувствовала, чем он закончится. Мы поехали в один из московских ресторанов… Там было шумно, весело, пели цыгане, потом они пустились в пляс. Мы сидели за столиком, и передо мной был он, и больше никого, его взгляд прожигал насквозь…