Читать книгу "В тенях империи - Игорь Прососов"

…Сквернословящий глюк больше не появлялся – так что я перекрестился с облегчением. Нехорошие, знаете ли, ассоциации вылезли. Совсем нехорошие.

…А вообще-то то, что мы проделали, называется вербовкой втемную. Вот консул и на крючке. Как собирались. Не зря на орбите болтались – и ребята, похоже, вовремя клиента подтолкнули.

Как надо.

5. «Отпустить…»

…Мы сидели с Бондаренко и его супругой, оказавшейся милейшей женщиной, за обедом в столовой. Шел последний день перелёта. Еще несколько часов – и юркий челнок перевезет сходящих с корабля в порт на условном полюсе астероида.

Было слегка неудобно. Ждал общения с мрачными фанатиками, почти что сектантами – а тут люди как люди. Ну, с завихрением, ну так у кого их не бывает?

– …Я внимательно просмотрел навязанные вам документы, – сообщил консул. – Определенный point в них есть, и вы, конечно, можете попытаться. Только ничего не получится.

– Новая Галиция рассчитывает синтезировать кислород и воду из Пустоты? – осведомился я. – Понимаю, у всех своя политика, вы даже имперских дипломатов не пускаете, но, как бы это сказать, я теперь действительно шкурно заинтересован в выживании колонии.

…Колония, тоже мне! «Субъект международного права», тудыть-растудыть. Тридцати тысяч населения не наберётся. Потому и не было у нас толком сведений о том, что там и как, да и внятной агентуры на месте. Все на виду, у всех паранойя. Каждое новое лицо – событие, чуть больше денег у старожила – сплетня.

Не зашлешь человечка, не вербанёшь местного… Да и домоседы туземцы порядочные. Носа в Пояс не кажут, не говоря про Землю.

– Новая Галиция, – консул взмахнул вилкой, будто дирижер, – не испытывает иллюзий. Еще она не испытывает достатка в мясе, хлебе, сое… так что вы ешьте-ешьте, достойную пищу мы увидим не скоро. Да и вино.

Он подхватил бокал.

– За присутствующую здесь даму, – улыбнулся я.

Та лишь благодарно кивнула, отвечая на тост стаканом воды. Молчалива была донельзя. Словно они с Бондаренко одно существо, и все коммуникативные функции ложились на другую ипостась.

– И всё-таки? – спросил я.

– Повторюсь. Попытаться вам никто не запрещает. Только ничего не получится. О причинах – давайте внизу. Когда вы немного освоитесь и посмотрите на наш уголок системы. Сейчас я просто не сумею внятно объяснить.

– А вы попытайтесь.

– Ну что ж… Я просмотрел не только документы. Запись тоже. Этот… прошу прощения… беспредел тоже попал на неё. Вы понимаете, люди на Галиции – потомки тех, кто бежал именно от этого. И дело даже не в избиении.

– А в чем же?

– Я же говорил, вы не поймёте. Ваше бывшее государство, извините, ничего личного, это какой-то чекистский рай. Телефонное право. Покровители в Столице. Возможность отпустить разыскиваемого врага нации ради смутной политической игры со станцией в Пустоте, которая тьфу – плюнуть и растереть… Русские, да. Вы не меняетесь.

Мысленно я поморщился – с такого ракурса абсолютно нормальная, учитывающая маленькие человеческие недостатки обстановка выглядела измазанной по уши в грязи.

Покровители не спасут никого по-настоящему виновного. Нарушение международного законодательства навредит Империи куда сильнее, чем один подозреваемый на свободе, которого к тому же озаботили заданием ради блага – нет, не державы, но упертых баранов, готовых назло кондуктору идти пешком и гибнуть вместе с семьями.

Притом, подчеркиваю – подозреваемый. Не виновник.

Сорвавшийся от скорби кап-два пройдет курс лечения в служебном санатории и вернётся в строй. Потому что у нас знают: человек слаб, и в моменты, когда сил ему не хватает, следует не карать, а вытаскивать за шкирку.

– Кстати, – сказал я. – Хотел спросить. У меня с помощниками не возникнет проблем из-за того, что… эээ…

– Вы бывший бес? Не беспокойтесь, – кротко улыбнулась madame Бондаренко; этим её участие в беседе исчерпалось.

– Я хотел сказать: мы с помощниками русские, – отрубил в ответ.

– Что вы, – отвечал посол. – Этнических русских у нас много. И ничего, живут.

– И всё же… – в который раз задал я вопрос. – Вы рискуете собой, отправляясь на корабль державы, которую считаете враждебной. Предлагаете помощь и убежище. Человеку, который, насколько вам известно, может быть убийцей или пособником таковых. Еще и, как вы выражаетесь, «чекисту». Собиравшемуся проникнуть к вам под чужим именем, так как имперцев вы не принимаете. Только не говорите про человеколюбие.

– Отчего же не принимаем? Если попросятся – легко. Просто желающих не было. О гуманизме действительно не буду, – похоже, я наконец дождался ответа. – Во-первых, у меня действительно есть выгода. Дельный специалист по безопасности всегда может пригодиться. Вы, кажется, с некоторых пор частный детектив? Как вы относитесь к долговременному контракту?

– Это разумно, – кивнул я. – И предавать мне вас не с руки. Насчет контракта – поживем-увидим. Сначала с прошлым договором бы разобраться.

– Думаю, проблем с деятельностью в нашем пространстве не возникнет.

– А во-вторых?

– Мой дед, – спокойно ответил консул, – считался преступником. Сначала только по законам Федерации, потом – Родины, продавшейся вашей Империи за жратву и русскомирную пропаганду. Возможно, он и был таковым – дедушка плевать хотел на законные референдумы. Он был патриот, и готов перейти черту закона. Это не означает, что он был дурным человеком. Подобную историю вы выслушаете от каждого на станции. Мы знаем: законность значит немногое, если речь идёт о судьбе страны. Вы хотели своему народу дурного?

– Нет.

Консул стал в чем-то страшен. Его не волновало, что он только что возмущался по поводу попрания законов ненавистными «русскими». Своим и врагам врага прощается, чужим – нет.

– Значит, и говорить не о чем.

Впервые за много дней я почувствовал, что передо мной – не просто приятный человек, а новогалициец.

И всё же и в его подходе был некий смысл.

Не моя правда; чужая, противоречащая моей – все равно оставалась правдой.

…Станция встретила гомоном, в котором среди тихих речей взрослых слышались и голоса играющих детей, затхлым воздухом, многажды прошедшим рециркулирование и запахом то ли древней казармы, то ли тюремного барака.

Престарелая обшивка переборок пестрела швами и заплатами. С другой стороны, здесь было бедненько, но чистенько. Ни пятнышка ржавчины, ни кусочка плесени, бича устаревших станций.

Вообще, «бедненько, но чистенько» лучше всего подходило для описания этого места: я начал замечать это в древнем трудяге-челноке, сформулировал в полярном доке с нулевой гравитацией, а окончательно осознал сейчас, выйдя из транспортной трубы в центральном районе, служившим местным вариантом Тверской, Невского и Дерибасовской, как мне объяснили.