Читать книгу "Все мужчины ее жизни - Ника Сафронова"

– Ало, Ирина, ну как вы? Долетели?

Судя по тону, Вероника находилась где-то рядом. Вот мерзавец! Мог бы уединиться для звонка.

– Да, Миша! Все хорошо. Даже в гостинице уже устроились.

Оксанка на это утвердительно прикрыла глаза и театрально разлеглась на нашей двуспальной кровати.

А Талов спросил:

– Как погода в Нижневартовске?

Я быстро прикинула в уме. В Тюмени в эту пору уже зачастую лежит снег. Там, плюс-минус, все то же.

– Ой, Мишенька, как раз стою у окна! Все белым-бело вокруг. Настоящая зима!

Я услышала, как Вероника требовательно сказала: «Спроси, когда они собираются встречаться с руководством компании!»

Но Миша вместо этого произнес:

– Ну что ж, Ирина, рад был слышать ваш голос. Не забывайте про нас, позванивайте время от времени. Лично мне вас с Оксаной очень недостает. Удачи!

И, не дослушав, что я скажу в ответ, отключился. Как странно. На Талова это совсем не похоже. Такое чувство, что в какой-то момент у него сдали нервы. Почему, интересно?

Мысли мои прервала Оксанка:

– Ладно, Чижова, пора собираться. Сейчас Сваровский поведет нас в самое сердце Нижнего Вартовска. – И тихонько пропела: – Вдребезги на Тауэрский мо-ост…

Мы похихикали. Оделись. Чуть-чуть обновили макияж и спустились в гостиничный холл.

Народ уже, вооружившись видео– и фотокамерами, отирался на выходе. Некоторые осаждали гида вопросами или своими претензиями относительно номера. Прочие же слонялись от стены к стене, без интереса разглядывая интерьерную живопись.

– Так, ну что, все в сборе? – отделавшись наконец от навязчивых туристов, воскликнул Сваровский. Оценил ситуацию пытливым взглядом, надеясь обойтись без подсчета, но все-таки пересчитал. – Вроде, все. Ну что ж, господа! Как уже было сказано выше, сейчас мы отправимся на двухчасовую пешую прогулку по историческому центру Лондона. Мы увидим Букингемский дворец с торжественной церемонией смены караула. Пройдем к Дому парламента, осмотрим легендарный Биг-Бен. Потом дойдем до Вестминстерского аббатства и закончим прогулку на Трафальгарской площади. После этого у нас будет обед. А дальше – по желанию. Кто хочет, может проехать со мной на Гринвичский холм, где, как известно, пролегает нулевой меридиан. Остальные могут прогуляться по городу самостоятельно. Да! Если кто-то планирует с самого начала отъединиться от группы, напоминаю: завтра в восемь утра встречаемся здесь же. В половине девятого за нами подойдет автобус, и мы начинаем движение на север страны. В Лондоне мы теперь окажемся не раньше чем за два дня до отлета. Такая вот программа. Вопросы есть?

– У меня есть вопрос, – тихо сказала Оксанка, так, чтобы, кроме меня, ее никто не услышал. – Он что, этот текст наизусть выучил? Почему ни разу не сбился?

Я же в это время вовсю переглядывалась с «тюбетейкой». Точнее, сама разглядывала его, но настолько откровенно, что ему ничего не оставалось, кроме как украдкой косить в мою сторону.

Сваровский сделал знак – и мы, как послушное стадо, отправились вслед за ним до ближайшего метро.

– Слушай! – осенило меня по ходу пьесы. – А может, нашего гида возьмем в переводчики? Денежку ему заплатим, я думаю, он не откажется.

– Да он по-русски-то двух слов связать не может. Представляешь, что он нам напереводит?

– Ну, все лучше, чем самим фразами мистера Рочестера сыпать!

– Согласна, – понуро отозвалась Оксанка, – но давай все же переводчика ближе к телу подыщем. У нас ведь до встречи еще целая неделя есть. Может, удастся найти кого-то получше?

Спустившись в метро, мы обнаружили, что часть группы, шедшая впереди во главе со Сваровским, уже благополучно удалилась за турникеты. И теперь издали помахивала руками. Мол, не волнуйтесь, господа, мы помним о вас! А что было делать нам? Куда совать эти треклятые фунты стерлингов, чтобы получить взамен проездные билеты?

Мы стояли у автомата, истерично тыкая в разные кнопки. Всплывали какие-то надписи, и в каждой из них мне мерещилось предупреждение об угрозе взрыва.

Тут к автомату по соседству подошли наши «гомы».

– Что, девчонки, подвисли немного? – впервые за все время улыбнулся старший. Он кинул в прорезь несколько монет, нажал цифру «2», потом на рыжую клавишу (я хорошо запомнила последовательность). И откуда-то из другой прорези выехал сначала один, а за ним и другой билет. – Держите!

– Это что, нам? – всплеснула руками я. – Боже мой! Кудесник!

На этих словах щека «тюбетейки» отметилась ямочкой.

– Спасибо вам, ребята, огромное! – поблагодарила Дорохова. – Мы бы без вас до второго пришествия разбирались.

– Не за что, – сделавшись опять надменным, ответил наш избавитель. Купил проездные для себя и для «тюбетейки» и, легко приобняв, стал его уводить.

– Ну? – съехавшим набекрень ртом процедила Дорохова. – Есть еще вопросы?

В дальнейшем, блуждая по улицам города, мы общались преимущественно таким вот манером. Парни всерьез угодили в поле нашего зрения. И мы, вместо того чтобы слушать о Лондоне, примечали нюансы, подтверждающие наши догадки.

Стоя через дорогу от гигантских часов, группа с открытыми ртами внимала Сваровскому. Тот монотонно бубнил:

– Биг-Беном, как известно, называют не саму башню, а только колокол, находящийся в самом верху. Он своим звоном извещает горожан о начале каждого часа. Кстати сказать, Биг-Бен настолько огромен, что глас его можно услышать из любого, даже самого отдаленного уголка Лондона. Внутри башни находится также часовой механизм, за точностью хода которого наблюдает специальный смотритель. А достигается эта точность при помощи всего лишь старого, доброго английского пенни…

Дальше мне было уже не до информационного блока. Потому что сбоку раздались уже знакомые интонации:

– О, пошел, пошел…

Я сразу перевел взгляд на отделившуюся от толпы красную куртку.

По идее, она могла двигаться только в одном направлении. Идти на сближение с «тюбетейкой», который, кажется, не желая афишировать, постоянно примыкал к экскурсантам с противоположной от товарища стороны. Так повторялось раз за разом, от одной достопримечательности к другой. И всякий раз первым не выдерживал старший.

– Наверное, «тюбетейка» у них девочка, – осторожно выглядывая из-за моего плеча, комментировала Оксанка. – Капризуля такая!

Когда мы находились в движении, Дорохова вела себя еще возмутительней. Например, совала мне в руки камеру:

– Сними мне обувь на память, я тебя умоляю!

Сама пристраивалась в затылок к интересующей нас парочке, чтобы никому не бросалось в глаза, что мой объектив нацелен исключительно на голубые штиблеты.

Но что бы она ни делала и что бы ни говорила, юноша по кличке «тюбетейка» нравился мне все больше. Он вел себя как обычный пацан. Просто слишком молодой для меня. Но разве молодость когда-нибудь считалась пороком?