Читать книгу "Из шпаны - в паханы - Евгений Сухов"

На улице тоже продолжалась стрельба. Жук, вжавшись спиной в стену, вел огонь в направлении Даниловского тупика. Из темноты раздавались ответные выстрелы. «Наган» Жука, натужно кашляя, не сдавался. Из-за ближайшего поворота вынырнула фигура и ринулась к арке. По рыжему окрасу тужурки, отразившемуся в свете фонаря, Митяй опознал Графина. Под самым сводом уркаган обернулся и выстрелил. Тут же в свете появился и Рекрут. На непокрытую голову жигана сыпался снег. Митяй устремился к ним. Пальнул на ходу из своего «нагана», но промахнулся...

Графин миновал арочный свод за считанные секунды. Позади него ночь взрезали яркие вспышки выстрелов, но старый уркаган предпочел не оборачиваться. Выскочив на Щадиловский, он резко притормозил, едва не угодив под копыта мчавшейся лошади. Извозчик испугано натянул поводья.

– Тпру! Куда прешь, шальной?

Лошади встали, словно наткнувшись на невидимую стену. Графин схватил ближайшую под уздцы.

– Слезай, сука! – он направил дуло «нагана» на возницу.

Тот замешкался.

– Да как же это?.. Как слезай?

На фоне арки появился Рекрут. За ним в темноте грохотал сапогами по булыжнику еще кто-то. «Наган» Графина выплюнул смертоносный заряд, и лицо сидящего на козлах человека превратилось в кровавое месиво. Он завалился на бок. Вторая лошадка рванула было с места, вскинув в воздух передние копыта, но Графин успел запрыгнуть на место ямщика. Сапогом столкнул мертвое тело на мостовую. Обе лошади заржали одновременно, и в этом ржании потонул очередной выстрел. Палил Рекрут. Пуля сбила картуз с головы Графина. Уркаган пригнулся, взмахнул кнутом и что было сил стеганул им по крупу правой гнедой. Лошадь стремительно сорвалась с места. За ней и вторая. Графин снова ударил хлыстом.

– Пошла, залетная!

Рекрут выстрелил снова, но промахнулся. Со звоном разлетелся фонарь на углу Щадиловского и Малой Бронной. Лошади уже мчались галопом, увлекая за собой трясущуюся и подпрыгивающую на ухабах коляску.

– Черт! – с досадой выругался Рекрут.

– В лошадь стреляй!

Возникший по правую руку от казанского жигана Митяй сам вскинул «наган», но было уже поздно. Управляемая Графином коляска скрылась за поворотом. В конце переулка появился еще один экипаж. Рекрут взмахнул рукой, привлекая внимание возницы.

– Я возьму этого ублюдка, – решительно заявил он.

Митяй положил руку на здоровое плечо жигана.

– Да бес с ним. Остынь, Рекрут.

– Как же «остынь»? Ты ведь сам говорил...

– Мы завалили Кабана, завалили Хлыста, Михайло Гатчинского. Кроме самого Графина да Лешего на Хитровке мало кто из старых воров остался. Теперь подмять все малины будет значительно проще. Графину и укрыться-то негде будет. Так что рано или поздно мы его все равно достанем. Не пори горячку.

Рекрут опустил «наган». Правый рукав пальто уже успел основательно пропитаться кровью. Но, стоя на морозе, жиган не чувствовал боли.

– Перебинтоваться тебе надо, – посоветовал Митяй.

– Ладно. Поехали. Хотя жаль, конечно... Такая возможность...

На козлах подкатившей пролетки сидел Бурый. Лицо разгоряченное, треух съехал на бок. В правой руке уркаган намертво сжимал револьвер.

– Атас, ребята! Чекисты! Надо уходить.

Бурый натянул поводья, и лошади встали, нервно перебирая копытами.

– Как чекисты? – Митяй огляделся. – Где? Далеко?

– На Чуйской уже. У них два автомобиля. Думаю, через пару-тройку минут будут уже здесь. Да чего же вы встали? Садитесь. Жук уже ушел. Чиграш с Васей-Обухом тоже. Я за вами только и воротился.

Митяй первым запрыгнул в пролетку. Рядом с ним плюхнулся на жесткое сиденье Рекрут.

– Но! Пошли! – Бурый заставил лошадей вновь тронуться с места, а затем развернулся лицом к пассажирам. – Славно сегодня поработали. На загляденье просто. Эх! Давно я уже в себе такой лихости не чувствовал. Прям как при царе-батюшке!

Митяй привстал и повернул голову назад.

– Да, славно, – согласился он, хотя лицо столичного «ивана» было мрачнее тучи. – Только вот как же чекисты так быстро тут оказались? Не иначе, Графин, сука, подстраховался. Дополнительную поддержку себе обеспечил.

– Он, – Бурый щелкнул кнутом. – Конечно, он. Больше некому. Кстати, где сам Графин-то?

– Ушел, – буркнул Рекрут.

– Вот гаденыш! Но ничего... Не долго ему небо коптить осталось.

Митяй сел на прежнее место и дотронулся пальцами до отворота пальто Рекрута. Внимательно ощупал обугленное пулевое отверстие. Всего каких-то пару сантиметров правее, и казанский жиган уже не сидел бы сейчас с ним в пролетке.

– Ну надо же! – восхищенно присвистнул Митяй. – А ты и впрямь заговоренный, Рекрут.

Жиган криво усмехнулся.

– Заговоренный. Но пальто жаль. Хорошую вещь испортили.

Митяй от души расхохотался. Через секунду к его смеху присоединился и Бурый. Пролетка свернула в темную подворотню и встала.

– Дальше пешком, – Бурый бросил поводья. – Там заставы. А видок у нас больно приметный.

Он спрыгнул с козел и поправил треух. К полуночи снегопад разошелся не на шутку. Декабрь вступал в полноправные свои владения. Зима обещала быть в этом году лютой. Рекрут считал это хорошим знаком. Засунув руки глубоко в карманы и слегка наклонив голову, жиган последовал за Бурым. Митяй замкнул шествие.

* * *

Москва. Здание ЧК на Лубянке

– Я неоднократно пытался связаться с вами по телефону, товарищ Камаев, – Сверчинский прикурил папиросу, дунул на спичку и бросил ее в пустую стеклянную пепельницу. Заметил, как собеседник отследил взглядом его движение. – Но, признаться, из этой затеи так ничего и не вышло.

– Я был занят, товарищ Сверчинский. Боюсь, что у меня и сейчас не слишком много времени на общение с вами. Чего вы хотите?

– Я слышал, вы взяли Резо Зурабишвили.

Сверчинский не спрашивал. Его слова звучали как утверждение. Дымовая завеса на мгновение скрыла словно высеченное из гранита лицо казанского чекиста. Камаев убрал в стол портрет покойной супруги, а заветный патрон перекочевал в правый карман кожаной куртки. Виктор Назарович стиснул его большим и указательным пальцами.

– Взяли.

– А Сергея Бармаша?

Камаев нахмурился.

– Кто это?

– Рекрут.

– Нет. Его мы пока не взяли. Но в скором времени обязательно.

– Зурабишвили дал показания?

– Не дал. Его поместили в Бутырскую тюрьму. Будем работать.

Улыбка тронула губы Сверчинского. Казалось, все сказанное московским чекистом чрезвычайно его порадовало. Камаев, напротив, остался мрачен и скуп на какие-либо эмоции. Кондрат Сергеевич еще раз энергично затянулся, разогнал дым рукой и резко подался вперед.