Читать книгу "Книга оборотней - Сабин Баринг-Гоулд"

Раскрытие этих зверских преступлений вызвало настоящий шок. Несчастные матери, уже оплакавшие утрату своих малюток, мучительно переживали вновь открывшиеся обстоятельства. Всеобщее негодование достигло крайней степени: возникли опасения, что разъяренный народ способен разорвать преступника на части по дороге в суд. Однако меры предосторожности не понадобились, ибо преступник сам позаботился о собственной безопасности: в первую же ночь в тюремной камере он повесился на оконной решетке.

Глава пятнадцатая

АНОМАЛИЯ. ГИЕНА В ОБРАЗЕ ЧЕЛОВЕКА

Вурдалаки. — Рассказ из Форнари. — Цитаты из Апулея. — Случай, упомянутый Маркассю. — Осквернение могил в Париже. — Осквернитель обнаружен. — Показания Бертрана

На Востоке широко распространены истории об осквернителях могил. Суеверия приписывают отдельным людям страсть к выкапыванию и уродованию трупов. Лунной ночью к могилам крадутся странные фигуры, роются в них длинными острыми ногтями в надежде докопаться до трупа, прежде чем первый луч зари заставит их убраться прочь. Эти вурдалаки, как их называют, по поверьям, добывают мертвую плоть для колдовских и чародейских надобностей, но иногда занимаются этим исключительно ради того, чтобы нарушить сон мертвых, потревожить их вечный покой. По всей вероятности, вурдалаки — это не только плод воображения, но и вполне реальные похитители трупов. Человеческий жир и волосы трупа, которые продолжают расти в могиле, входят в состав многих снадобий некромантов, и ведьмы, готовящие такие бесовские смеси, выкапывают трупы, чтобы добыть необходимые составные части. То же самое творилось и во времена Средневековья. Страх перед вурдалаками достигал таких пределов, что в Бретани полагалось освещать кладбища фонарями все ночи напролет, чтобы отпугнуть ведьм, которые под покровом тьмы оскверняют могилы.

Форнари в своей «Занимательной и познавательной истории колдовства»{124} приводит такой рассказ о вурдалаке.

В начале XV века в Багдаде у богатого пожилого купца был единственный сын, которого он очень любил. Купец решил женить сына на дочери другого купца, девушке малопривлекательной, но с богатым приданым. Абу-ль-Хасан, купеческий сын, увидев изображение девушки на портрете, затосковал и попросил отца отложить свадьбу, чтобы привыкнуть к мысли о такой жене. Однако, вместо того чтобы привыкать к этой мысли, юноша влюбился в другую девушку, дочку ученого, и упрашивал отца дать согласие на брак с ней, пока тот не согласился. Старик сопротивлялся до последнего, но, обнаружив, что сын твердо намерен просить руки прекрасной Надиллы и не менее твердо сопротивляется браку с богатой, но уродливой девицей, поступил, как поступают в таких случаях все отцы: смирился.

Свадьбу отпраздновали с подобающей пышностью и торжественностью, и пришел черед медового месяца, который сулил бы молодым одно блаженство, не случись маленького происшествия, чреватого самыми серьезными последствиями.

Абу-ль-Хасан заметил, что его молодая жена покидает брачное ложе, удостоверившись, что он заснул, и возвращается только перед самой зарей.

Исполненный любопытства, Абу-ль-Хасан как-то ночью притворился спящим и увидел, что его жена, как обычно, встала и вышла из комнаты. Он осторожно пошел за ней, и она привела его на кладбище. В неверном лунном свете он рассмотрел, как она вошла в одну из гробниц. Он последовал за ней.

Внутри его взору предстало отвратительное зрелище. Там собралась компания вурдалаков и устроила пир, угощаясь разложившимися трупами. Его собственная жена, к слову сказать дома никогда не ужинавшая, принимала в этом пиршестве самое активное участие.

Воспользовавшись возможностью незаметно скрыться, Абу-ль-Хасан вернулся домой и лег в постель.

На следующее день он ничего не сказал жене до самого ужина, от которого она снова отказалась. Он стал настойчиво угощать ее, но она сказала, что не хочет есть. Тогда он в гневе воскликнул:

— Готовишься пировать вместе с вурдалаками!

Надилла молча задрожала, побледнела и, не говоря ни слова, легла в постель. В полночь она проснулась, набросилась на мужа, вцепилась зубами и ногтями ему в горло и прокусила вену, пытаясь напиться крови. Но Абу-ль-Хасан вскочил на ноги, отшвырнул ее на пол и убил одним ударом. На следующий день ее похоронили.

Три дня спустя, в полночь, она снова появилась в доме и напала на мужа с намерением высосать из него кровь. Он убежал от нее, а утром открыл гробницу, сжег ее труп и развеял пепел над Тигром.

Этот рассказ объединяет вурдалаков и вампиров. В одной из предыдущих глав мы уже убедились, что и волки-оборотни тоже тесно связаны с вампирами.

Во времена античности уже существовало поверье, что ведьмы оскверняют могилы, что подтверждается следующим эпизодом из «Золотого осла» Апулея, в частности речью глашатая.

«— А в чем состоит, скажи на милость, обязанность этого могильного караульщика? — спрашиваю я.

— Прежде всего, — отвечает глашатай, — всю ночь напролет нужно бодрствовать и открытыми, не знающими сна глазами смотреть на труп, не отвращая взора и даже на единый миг не отворачиваясь; ведь негоднейшие эти оборотни, приняв вид любого животного, тайком стараются проникнуть, так что очи самого Солнца, самой Справедливости могут легко обмануться. То они обращаются в птиц, то в собак, то в мышей, иногда даже в мух. Тут от зловещих чар на караульщиков нападает сон. Никто не может даже перечислить, к каким уловкам прибегают эти зловреднейшие женщины ради своей похоти. И за эту работу, такую опасную, обыкновенно полагается плата не больше чем в четыре, шесть золотых. Да, вот еще, чуть не забыл! В случае если наутро тело будет сдано не в целости, все, что пропадет, полностью или частью, караульщик обязан возместить, отрезав от собственного лица».

И здесь говорится об уродовании трупов, связанном с оборотничеством.

Маркассю отмечает, что после продолжительной войны в Сирии стаи ламий — злых духов в женском облике — повадились на поле битвы по ночам, вырывая кое-как закопанные трупы павших воинов и пожирая их плоть. Их прогоняли и преследовали, и многих даже удалось убить. Днем же эти оборотни имели облик волков или гиен. Эти жуткие истории вполне могут иметь под собой основу, и в том, что у людей может развиваться извращенная страсть к пожиранию трупов, нас заставляет убедиться исключительное дело, рассмотренное военным трибуналом в Париже не далее как 10 июля 1849 года.

Подробности этого дела освещаются в «Медико-психологическом ежегоднике» выпуска того же месяца и года. Они слишком омерзительны, чтобы приводить их здесь. И все же я опишу это дело в самых общих чертах.

Осенью 1848 года на нескольких кладбищах в окрестностях Парижа обнаружились вскрытые и оскверненные могилы. Студенты-медики явно не имели отношения к делу, потому что тела не были унесены, а валялись тут же, разорванные на части. Вначале сочли, что могилы разрыл какой-нибудь зверь, но найденные на сырой земле следы не оставили сомнений в том, что там действовал человек. После того как на кладбище Пер-Лашез было повреждено несколько трупов, там установили постоянное наблюдение, и поругание могил прекратилось.