Читать книгу "Роддом, или Поздняя беременность. Кадры 27-37 - Татьяна Соломатина"

– Оксана Анатольевна, а почему Ельский всё время женится на каких-то… на среднем медперсонале? Как выдумаете?

– Ну, не всё время, не всё время. Когда ты, Настя, ещё пешком до горшка не могла дойти, Ельский был женат на своей однокурснице. Она была очень умной. А поскольку Ельский и сам – ну о-о-очень умный, то с годами они стали ссориться на совсем уж неудобоваримые для семейной жизни темы.

– Это какие, например?

– Например, о механизме апоптоза в эмбриональных клетках. Представляешь себе такое утром, за кофием? И, что характерно, жена его всегда уделывала. А потом она и вовсе его уделала на все сто. Они вместе хотели уехать в Штаты. Да не куда-нибудь, а прямо в Массачусетс, в Бостон. В Гарвард медикал скул, постдоками. Будучи уже, разумеется, кандидатами наук. Так вот – она уехала, а он – фигушки. Её тему сочли более интересной и перспективной. Не говоря уже о том, что по-английски она как птица пела, а Ельский так… – разговаривал. Это был такой удар по его честолюбию и самолюбию, что он с трудом оправился. А потом его жена и вовсе замуж вышла. Там, в Штатах.

– Вот повезло…

– Повезло или нет – я не знаю. Знаю только, что с тех пор Ельский мучается дуализмом.

– Чем мучается?

– Ох, Тыдыбырушка, чему вас там нынче в школах и академиях учат? Котиков в блоге развешивать? – расхохоталась Оксана Анатольевна.

Тыдыбыр слегка насупилась. Тем, как она «прославила» родильный дом в Сети, кто ей только не тыкал.[9]

– Мучается несоответствием желаний и возможностей. Желает умную, но его невозможное эго в этом же месте ставит блок.

– Ах, так вот почему он на меня внимания не обращает! – радостно вырвалось у Настеньки Разовой.

– Не льсти себе! – Оксана Анатольевна красноречиво окинула взглядом Тыдыбыра с головы до ног. – Он ещё и красивую желает. И тут его желания всегда совпадают с его возможностями.

У Тыдыбыра чуть слёзы из глаз не брызнули. Поцелуевой-Засоскиной даже чуть стыдно стало. Человеком она была добрым.

– Нет-нет-нет! Я не говорю, что ты некрасива. Ты – очень красива. У тебя прекрасные волосы, – тут же поправилась Оксана Анатольевна. Это было легко, потому что соответствовало действительности. У Настеньки-«Тыдыбыра» действительно были потрясающие, блондинистые, кудрявые, густые волосы. Но, как говорится – это всё. Она была невысокая, слишком толстенькая, и лицо у неё было простенькое и незамысловатое. – Ты просто не во вкусе Ельского.

– Ага, только такие тощие, как вы – во вкусе всех! – обиженно пробурчала Тыдыбыр.

– Настёна, ты жрать меньше не пробовала?! – отрезала Оксана Анатольевна. – Ну и в завершение темы Ельского: ему нужна неглупая красивая тоненькая медсестричка, а не умный прекрасный стройный врач.

– А что, не с медработниками…

– А не с медработниками у Ельского не встаёт! И вообще, хорош болтать, пошли на обход!

И даже Светлана Борисовна Маковенко переспала с Михаилом Вениаминовичем Наезжиным. Прямо не отходя от рабочего места. Как оно так получилось? Светочка же изо всех сил обхаживала интерна Денисова. А у Михаила Вениаминовича и вовсе была жена и двое детей. Как это вообще вышло?! Более биологически несовместимых особей, чем «Серая мышь» и «Мясник» в природе и существовать не могло! Светлана Борисовна кричала, что Михаил Вениаминович её изнасиловал, воспользовавшись её состоянием. Михаил Вениаминович, ковыряя в зубах, презрительно хмыкал и заявлял, что это ещё неизвестно, кто кого изнасиловал и кто чьим состоянием воспользовался. В общем, оба валили вину на санитарку приёмного покоя Зинаиду Тимофеевну, заявляя, что она их опоила самогоном на свой день рождения. «Да, клизмы ставила, грешна!» – ядовито замечала Зинаида Тимофеевна, когда всех троих вызвал к себе на ковёр начмед. Татьяна Георгиевна воспользовалась, что называется, инфоповодом и, надавив на ещё некоторый ряд болевых точек Панина, избавилась-таки и от Светланы Борисовны Маковенко, и от Михаила Вениаминовича Наезжина. Серую мышь Панин перевёл в женскую консультацию, а Мясник отправился в дежуранты отделения физиологии. Его бы стоило вообще уволить, но он находился в каком-то размытом родстве с профессором Елизаветой Петровной Денисенко – и потому вместо улицы пошёл в физиологический родзал, о боги, боги! Минус Маковенко, минус Наезжин, минус пенсионер Линьков, и… И в отделении остались только две почтенные оплывшие пенсионерки – Зинаида Никитична и Надежда Капитоновна, избавиться от которых прямо сейчас не было никакой возможности (иначе кто бы писарями был?), интерн Денисов и… сама Мальцева. Незадача на два этажа обсервации с огромным количеством коек. Мальцева вырвала из патологии Разову. Она наблюдала за Тыдыбыром и решила, что толк будет, был бы учитель пристойный. Тыдыбыр хоть и производит легкомысленное впечатление, но вполне может стать пристойным врачом. А в довесок Панин – из мести! – перевёл в ординаторы обсервационного отделения Анатолия Витальевича Андриевича. В старшие, разумеется, ординаторы. Как же честь врача-УЗИ можно затронуть? Ну и ладно. Мальцева на это с удовольствием согласилась. Значит, теперь для её пациенток всегда будут льготы на ультразвуковое обследование. Всё-таки с одним Тыдыбыром и интерном Денисовым на подхвате этаж трещал… А дежуранты обсервационные тоже так, фу-фу, всё время контролировать надо, но… Но она почти всё время здесь, Денисов с сентября уже будет не интерн, а ординатор, а если кого со стороны брать, как настаивает Панин, то ну к чёрту! Ещё хуже будет. Врачей много – работать некому. Меньше народу – больше не только кислороду, но и ответственности. А тут ещё внезапно ушла на пенсию бессменная заведующая женской консультацией. Отличная была баба. Хозяйственная. Чёткая. В ежовых рукавицах ЖК держала, а что ещё нужно от администратора? Не, ну какие-то свои мини-аборты она сосала, копеечку пусть небольшую, но стабильную имела, да и здоровая была, как лошадь. Но её внучка родила двойню – и прабабушке нашлось дело. Тем более что в семействе заведующей ЖК с деньгами было всё ОК. Что ж, остаётся только позавидовать её внучке – детишки зубки будут чистить беспрекословно и строем, и манную кашу съедать без остатка. Панин зубами скрипел. Только разрешил вопрос с патологией, переманив Родина из перинатального центра, как опять – двадцать пять – ищи зав ЖК. Главный врач снова угрожает человеком со стороны. А «состоронних» любой начмед боится, как чумы. Или чёрной оспы. Хватало Панину «министерского племянника» в виде заведующего отделением гинекологии, с которым постоянно собачился доцент Матвеев. И по делу собачился. А Панин ничего не мог. Потому что «министерский племянник» – это не степень родства, а диагноз. «Министерский племянник», к слову, срочным образом женился на юной интернице, которая тоже была отнюдь не сирота, а с папой в облздраве, и теперь в гинекологии работал только заведующий, а ассистировала ему и была на подхвате – та самая интерница. Все остальные врачи слонялись без дела, разве что заполняя бесконечные бумажки. На кой министерскому племяннику была та интерница – это ещё можно понять. Она была высокая, красивая, стройная, молодая… А вот на кой интернице стался министерский племянник – это было загадкой. Он был немолод, невысок, не хорош собой (мягко сказать!), задирист, крут нравом и уже, поговаривали, побивал её, хотя и медовый месяц ещё толком не миновал. Кроме того, министерский племянник был несметное количество раз женат, и детей у него от огромного количества браков было не то семь, не то восемь – он и сам всё время путался. Тем не менее, интерница уже регулярно блевала в служебном туалете отделения гинекологии, и поскольку пить она – не пила, а жирного, похоже, отродясь не ела, – ничем иным, как ранним гестозом её преимущественно утренняя рвота объясняться и не могла.