Читать книгу "Пэлем Гренвилл Вудхаус. О пользе оптимизма - Александр Ливергант"

Если у Англии осталось еще хоть какое-то достоинство, хоть какой-то литературный вкус, она навсегда забудет жалкое кривлянье своей дрессированной блохи. Если немцам нравится этот фигляр, то тем лучше для нас.

С уважением и проч.

Шон О’Кейси»

«Сэр!

Весть о том, что П. Г. Вудхауса освободили из концентрационного лагеря, обрадовала его друзей; весть о том, что он поселился со всеми удобствами в отеле “Адлон”, взволновала их, а весть о том, что он собирается выступать с еженедельными радиопередачами (правда, не о политике, потому что он “всегда был далек от политики”), уже не позволяет сомневаться, что́ именно с ним случилось. Он опять удрал от реальности.

Помню, он сказал однажды, что хотел бы иметь сына, и тут же добавил – вполне искренне и совершенно в своем духе: “Но только чтобы он сразу родился пятнадцатилетним, когда набирают в школьную сборную по крикету”. Удобная позиция, что и говорить. Воспитание сына требует от отца большой ответственности, но к пятнадцати годам можно целиком переложить ее на плечи директора школы и только радоваться достижениям своего отпрыска.

И такое отношение к жизни было у Вудхауса всегда. Он намеренно отдалялся от “политики”, под которой понимал всё то, о чем говорят взрослые за ужином, не догадываясь, что дети подслушивают их из-под стола. “Политикой” была для него и прошлая война, которую он пересидел в Америке, и послевоенные налоги, от которых он бегал туда-сюда через Атлантику, пока не нашел прибежища во Франции.

Неудачного прибежища, как выяснилось прошлым летом, когда политика все-таки настигла его, перемахнув через Сомму.

Безответственность “патентованного юмориста”, как его называют газеты, зашла слишком далеко; его наивность тоже зашла слишком далеко. Вудхаусу позволялось очень многое, но теперь, полагаю, настало время отобрать у него патент.

Однако прежде чем это произойдет, я призываю Вудхауса отдать этот патент по доброй воле – осознать, что даже если гений и ставит его над битвой, где бойцы движимы чувством гражданского и общественного долга, приходят времена, когда каждый человек должен выйти на поле брани, присягнуть своей вере и пострадать за нее.

С уважением и проч.

А. А. Милн»

В связи с этими двумя письмами четыре замечания. Первое: «дрессированной блохой», которой назвал Вудхауса О’Кейси, Плам еще воспользуется – озаглавит так том своей переписки с Уильямом Таунэндом. И воспримет это оскорбление как комплимент:

«…Я принимаю это как комплимент: все цирковые блохи, которых мне доводилось видеть, поражали меня своим артистизмом, безукоризненной техникой и еще чем-то неуловимым, без чего не бывает хорошего актера».

Второе: и О’Кейси, и Милн – как наша Нина Андреева в эпоху перестройки – «не хотели поступиться принципами»; к «инфантильной части общества» их, ура-патриотов, никак не отнесешь.

Третье: мотивацию письма Милна – зависть – Вудхаус сразу же разглядел; вот что он сказал много позже английскому журналисту Ричарду Асборну, приехавшему к нему на Лонг-Айленд:

«…Странный он человек, Милн. Есть в нем особая завистливая жилка, которая не проявляется в его произведениях. Мне нравится, как он пишет, но его самого я не очень люблю».

И четвертое. Цитировать эти письма-наветы («Ату его, ату!») одно удовольствие: не мы, значит, одни такие.

3

Тон травли, однако, задавали не писатели, многие из которых – далеко не только Бентли, Ян Хей, О’Кейси и Милн – Вудхаусу с его славой и деньгами откровенно завидовали, – а политики и журналисты.

9 июля, в ответ на запрос в Палате общин, министр иностранных дел Великобритании Энтони Иден обвиняет Вудхауса в том, что тот «предложил свои услуги немецкой пропагандистской машине». То есть, в сущности, повторяет сказанное Яном Хеем. В эти же дни в Парламенте раздаются голоса, требовавшие судить Вудхауса как изменника родины. Член парламента от консервативной партии Квентин Хогг напрямую называет Вудхауса предателем; не коллаборационистом – а именно предателем. Министр информации Альфред Дафф Купер, недавно вернувшийся из США, где он совершил лекционное турне, призывая американцев покончить с «изоляционизмом» и объявить войну Германии, заявил, что в дни, когда Британия «сражается за выживание», Вудхаус повел себя как предатель и что его радиопередачи угрожают сорвать переговоры с Соединенными Штатами. А вот что запишет в своем дневнике его парламентский секретарь Гарольд Николсон:

«Я не хочу, чтобы Вудхауса расстреляли в Тауэре. Но мне глубоко отвратительна точка зрения, что “бедный старый Пэлем Гренвилл так наивен, что ни за что не отвечает”. Того, кто с такой изобретательностью и энергией водил за нос налоговые ведомства в Англии и США, никак не назовешь человеком не от мира сего».

Мало того, что Вудхаус предал родину в ее самую тяжкую годину, он еще, оказывается, и налоги не платил.

Журналисты как с цепи сорвались. Уже 1 июля «Daily Express» помещает отрывки из первой, вышедшей за неделю до этого берлинской радиопередачи, произвольно меняя логику повествования и выставляя на первый план такие, например, фразы:

«Так день за днем весь июнь и июль текла наша спокойная счастливая жизнь, не оплаченная ни единым неприятным инцидентом».

Между прочим, Вудхаус говорит чистую правду: вплоть до ареста немецкая администрация и в самом деле не чинила ни ему, ни Этель никаких препятствий – разве что пришлось пожертвовать радиоприемником и велосипедом, да отмечаться в комендатуре. Однако когда цитируешь передачу, начиная с этих слов, то может возникнуть (и возникало!) впечатление, что писатель если и не ждал прихода захватчиков, то, во всяком случае, быстро нашел с ними общий язык.

Еще раньше «Daily Mirror» выходит под заголовком «Цена услуги?» («The Price is?»). Так в английской прессе наметились четыре «направления главного удара»: Вудхаус не платит налоги; Вудхаус нашел с немцами общий язык; Вудхаус купил себе свободу ценой предательства; и «Пока мы проливаем кровь, Вудхаус жирует в фешенебельном берлинском отеле». И все четыре – несправедливы. Налоги – платит (и это после войны было доказано, обвинения были сняты). Общий язык Вудхаус, человек мирный, сговорчивый, находил всегда и со всеми, однако дружбы с немцами не искал никогда. Если свободу и купил, то никак не предательством, а согласием вести радиопередачи. Считать это предательством едва ли верно, он же никого не предавал. В фешенебельном берлинском отеле писатель не «жировал» – было не до жиру. Оказался же он в «Адлоне», о чем мы уже писали, не по своей воле; отведи его гестаповцы утром 22 июня во второразрядную гостиницу на окраине города, он точно так же мирно, не жалуясь, жил бы там. Точно так же делал бы по утрам гимнастику и весь день стучал на машинке.

В том же номере «Daily Mirror» известный злым языком журналист Уильям Коннор, от которого Ивлин Во потребует перед Вудхаусом извиниться, в своей популярной колонке «Кассандра», воспользовавшись неосторожным замечанием Вудхауса о том, что он не способен вызвать у себя агрессивное чувство, пишет: