Читать книгу "Души теней - Лиза Джейн Смит"

— Конечно. Как же я раньше не подумала…

— О чем?

— Мы не будем сражаться по крайней мере сейчас. Я не умею обращаться даже со своей Силой, не говоря уж о Крыльях. А они даже не удивились…

— Елена?

— Мы вернемся, — в волнении объяснила Елена, — когда я научусь контролировать Силу. Мы приведем союзников. Сильных союзников, которых найдем в человеческом мире. Это может занять многие годы, но однажды мы вернемся и закончим то, что начали.

Дамон смотрел на нее так, как будто она сошла с ума, но ее это не волновало. Елена чувствовала текущую по телу Силу. Это обещание она сдержит, даже если ей придется погибнуть.

Дамон сглотнул:

— А теперь мы можем поговорить о насущном?

Он попал прямо в яблочко.

Насущное. Сейчас.

— Да. Да, конечно. — Елена презрительно посмотрела на ясеневые палки. — Конечно, я это сделаю. Я не хочу, чтобы кто-то страдал из-за меня, пока я не готова сражаться. Доктор Меггар — хороший целитель. Если мне позволят к нему вернуться…

— Честно говоря, не знаю, — Дамон смотрел ей в глаза. — Помни об одном: ты вообще не почувствуешь боли. Я обещаю. — Он говорил быстро и серьезно, глаза стали огромными. — Я позабочусь об этом, отведу всю боль. К утру не останется никаких следов. Но, — он заговорил медленнее: — Тебе придется встать на колени, чтобы извиниться передо мной, своим хозяином, и этим грязным, чесоточным, мерзким… — Дамон увлекся настолько, что в какой-то момент перешел на итальянский.

— Кем?

— Властелином трущоб. И, может быть, братом старого Дрозне, молодым Дрозне.

— Окей. Скажи, что я извинюсь перед любым количеством Дрозне. Быстро, а то будет поздно.

Елена видела его взгляд, по думала уже о своем. Позволит ли она сделать то же самое Бонни и Мередит? Нет. Позволила бы она такому случиться с Кэролайн, если бы могла как-то остановить это? И снопа нет. Нет, нет, нет. Елена никогда не терпела грубости и жестокости по отношению к женщинам. Ее чувства по поводу угнетенного положения женщин во всем мире окончательно оформились после возвращения из загробного мира. Елена решила: если она вернулась в мир с какой-то миссией, пусть ее целью станет освобождение девушек и женщин от рабства, к которому многие из них так привыкли, что даже не замечают его. Она думала не только о жестоких рабовладельцах и безымянных угнетенных людях. Была леди Ульма и ее ребенок… был Стефан. Сдавшись, она оказалась бы всего-навсего дерзкой рабыней, ставшей причиной небольшого уличного инцидента и жестоко наказанной властями.

Если бы кто-нибудь присмотрелся к их компании и понял бы, что они собираются освободить Стефана… если бы Елена стала причиной приказа: «переведите его под строгай надзор, избавьтесь от этих глупых ключей кицунэ»…

В мозгу горели картинки пыток, которым могли подвергнуть Стефана, мест, куда его могли заточить, способов потерять его, если этот инцидент в трущобах будет иметь слишком громкие последствия.

Нет. Она не бросит Стефана, чтобы сражаться в заведомо проигрышной войне. Но она ничего не забудет.

Я вернусь за вами, пообещала она. У этой истории будет другой конец.

Она вдруг поняла, что Дамон все еще здесь. Он смотрел на нее острыми, как у сокола, глазами.

— Они послали меня за тобой, — мягко сказал он. — Они не могут даже помыслить об отказе. — На мгновение Елена почувствовала бушевавший в нем гнев и сжала его руку. — Когда-нибудь я вернусь сюда вместе с тобой. Ты ведь знаешь это…

— Конечно, — быстрый поцелуй Елены перешел в долгой.

Она не совсем поняла, что Дамон имел в виду, когда говорил об отведении боли, но чувствовала, что заслуживает одного поцелуя за все, что ей придется вынести. А потом Дамон погладил ее по волосам, и время перестало существовать до тех пор, пока в дверь не позвонила Мередит.

Когда Елену привели на площадь, где на когда-то роскошных, но уже истрепавшихся подушках сидели хозяева трущоб, в небесах разгорелся кроваво-красный закат. Они передавали друг другу бутылки и кожаные, украшенные камнями фляги с черпомагическим вином (единственным вином, которое действительно нравится вампирам) и курили кальяны, сплевывая в сторону темных теней — уличной толпы, привлеченной слухами о публичном наказании молодой, красивой человеческой девушки.

На Елену снова надели веревки. Она шла, связанная, с кляпом во рту, мимо ревущей и смеющейся толпы. Молодой Дрозне восседал на жутко неудобном на вид золотом диване, а Дамой стоял между хозяевами. Вид у него был напряженный. Елене очень хотелось импровизировать — как в детстве, когда она играла в школьном спектакле и в последней сцене «Укрощения строптивой» бросила в Петруччо цветочный горшок, обрушив декорации. Но сейчас все было серьезно. На кону стояли свобода Стефана и жизни Бонни и Мередит. У Елены пересохло во рту.

Она поймала подбадривающий взгляд Дамона. Он как будто уговаривал ее быть мужественной, причем без всякой телепатии. Интересно, бывал ли он в подобных ситуациях?

Получив удар от одного из стражников, она вспомнила, где находится. На ней был «подобающий» наряд, позаимствованный из гардероба замужней дочери доктора Меггара. В помещении одежда казалась жемчужно-серой, а в багровом солнечном свете стала лиловой. Она не надела шелковую нижнюю рубашку, так что спина была обнажена. В соответствии с обычаем, она встала на колени и коснулась лбом очень грязного узорчатого ковра, не доходя нескольких шагов до старейшин. Один из них плюнул в нее. Вокруг взволнованно шумели, отпускали шутки, бросали в нее всякий мусор — фрукты были слишком дороги для таких целей, а вот сушеный навоз — нет. Когда Елена поняла, что именно в нее бросают, на глазах выступили слезы.

Быть мужественной, напомнила она себе, не решаясь даже посмотреть на Дамона.

Пока толпа развлекалась, один из старейшин отодвинул кальян, встал, развернул свисток и зачитал непонятные Елене слова. Казалось, это будет длиться вечно. Елена, стоя на коленях и уткнувшись лицом в ковер, чувствовала, что ей не хватает воздуха.

Наконец свиток убрали. Молодой Дрозне вскочил и высоким, истерическим голосом, используя разнообразные эпитеты, рассказал историю рабыни, напавшей на собственного хозяина (Дамона), чтобы освободиться, а потом посягнувшей на главу его семьи (старого Дрозне) и его скромные средства к существованию — повозку и нахальную ленивую рабыню. Все это привело к смерти его брата. Елене показалось, что он обвиняет в случившемся леди Ульму.

— Вы знаете рабыню, о которой я говорю. Она такая ленивая, что с собственного глаза муху не смахнет, — кричал он в толпу, отвечавшую новыми оскорблениями и новыми залпами в сторону Елены, потому что леди Ульмы здесь не было.

Наконец молодой Дрозне закончил рассказывать, как эта наглая девица (Елена), носящая штаны, словно мужчина, схватила бесполезную рабыню его брата (Ульму) и уволокла ценную собственность (и все сама, ага) в дом крайне подозрительного целителя (доктора Меггара), который отказался ее выдать.